Integrale

Ничего не будет. Шоу получилось, а скандал с титулом из суда никому не нужен. Ну может кроме Тото. Тут как с Канадой 11. Если б Баттон не прошел Себа в последнем повороте то штрафанули б по полной. А так победителей не судят.

Это все довольно странно странно звучит... "Сделала бы" Она сделала. И даже с учетом кривости шасси и коробки, я не припомню что б кто-то положительно о моторе в том году говорил. Где-то давно попадалась статья, что Пежо за счет длинного хода поршня и как следствие маломощности, только добавляла геморроя в общую картину. Да и как показала история, со временем все только хуже стало. И по итогу, на одной чаше весов были ну в лучшем случае сносные моторы с непонятной перспективой развития (французы хотели вообще уйти после 97-го, мол побед все нет), довольно жадными хозяевами, и отсутствием эксклюзивности, ибо связку Прост-Пежо пытались всем миром протолкнуть. А на другой, именитый моторист желающий стать партнером, с планом на годы вперед и кучей бабла. Это было принципиальное требования самого Проста - Пежо должна была поставлять моторы только им. И да, на их руководство наседало правительство с этой идеей. Одновременно, Мосли и Берни давили на Джордана, мол надо уступить. Эдди кстати поэтому долго не давал согласие на смену название Лижье - боялся, что Пежо еще в 97-м перейдет и он без моторов останется.

Этот идиотизм спасет только ливень на каждом этапе. Или всем в обязательном выдавать, на квалу, только Хард. Как раз весь сегмент его прогревать будут.

Может это его первые тесты за Лотос? Просто до этого, если мне память не изменяет, Мика в начале 90-го за Бенеттон тестился.

Звиняюсь. Я его только когда пост написал заметил)))

Да это скорее пиар команды от Эдди. Новость тогда довольно бурлящая получилась. В авторевю вроде писали, что он Найджу за это прилично приплатил. Хотя время там и не такое плохое было - 3 - 4 десятых до Ральфа по моему.

:D

http://www.imdb.com/...?ref_=tt_ov_inf

Было дело. У меня в закладках вот такая ссылка даже осталась: http://www.sports.ru/automoto/40937348.html

№ Integrale . ЛХ СФ МУ ДБ ФА РГ ФМ КР . ЛХ СФ . ЛХ СФ ФА ДБ МУ ФМ РГ КР PP - 4.0.0.1

№ Integrale . ЛХ ФА СФ ДБ МУ КР НР ФМ . СФ ЛХ . ЛХ ФА ДБ СФ КР МУ МШ НР PP - 4.0.0.1

http://www.###/f1/news/benetton-launch-control-fia-press-release/?v=2&y=1994&s=1&i=160

Серия "Золотой век автогонок". Легенды Формулы-1. Джим Кларк. http://rutube.ru/tracks/1980516.html

Наконец об этом сказано 7 апреля 1968 года в результате загадочной аварии, которая так и не нашла своего объяснения, в Хоккенхайме погиб Джим Кларк. Спустя 30 лет журналист Мэтт Бишоп побывал на месте, где произошла катастрофа, унесшая жизнь Кларка. И совершенно случайно встретил человека, который был свидетелем этой трагедии. Воскресенье. Хоккенхайм. Час до начала утренней тренировки. Достаточно времени, чтобы дойти до первой шиканы, прямо за которой стоит небольшой каменный крест. Этот крест установлен здесь в память о Джиме Кларке, величайшем британском гонщике всех времен. Он отмечает место, где этот великий человек испустил свой последний вздох среди искореженных обломков Lotus 48 Формулы-2. В тот день было сыро, и людей на трассе было немного. Не то, что сегодня, когда даже в этот ранний час я пробивался сквозь шеренги измученных и молчаливых фанов Шумахера, похмельно качавших головами с нахлобученными на них красными кепками Dekra. И тут я увидел нечто, чего видеть не хотел, нечто, что заставило меня пожалеть обо всех хлопотах, которые я предпринимал, чтобы этот трек назвали в честь Джимми. Я увидел двух одетых в красное, накачавшихся пивом, с отсутствующим взглядом ублюдков, сидящих на кресте с банками Warsteiner в руках. Кругом валялись сигаретные окурки, мусор, пустые банки из-под пива и пьяные фанаты. Мой немецкий оставляет желать лучшего, поэтому я предпочел обратиться на простом английском: “Убирайтесь отсюда!” Я старался, чтобы мой голос прозвучал внушительно. С минуту не было никакого ответа, потом последовали пожатие плечами, хихиканье, и, наконец, два негодяя нехотя удалились. Я постоял немного, глядя на крест, в то время как армия Шумми глядела на меня. Все было безнадежно. Мне хватило минуты, чтобы пройти еще 50 метров, отделявших меня от первой шиканы - поворота Джима Кларка - откуда я и собирался наблюдать warm-up. По пути я миновал пост, где стояли несколько маршалов. “Шотландец?” - спросил он меня по-английски, но с сильным немецким акцентом. “Нет. Англичанин. Британец!” - ответил я. “Как Джимми, - улыбнулся он, - я наблюдал за тобой возле креста”. Это был крупный мужчина, возможно, шестидесяти лет, того типа, что обычно определяют одним словом - добряк. “Джим Кларк был великим гонщиком”, - сказал я. “Знаю, - ответил он. - Я видел, как он умер”. Это была правда. Винфрид Колб стоял на посту номер 16 почти на всех гонках, начиная с 1965 года. Был он там и 7 апреля 1968 года. Вот его рассказ. “Я очень хорошо помню тот день, 7 апреля 1968 года. Как будто это было вчера. Я был большим поклонником Джимми Кларка. Я и мои друзья были сильно взволнованы, когда узнали, что он прибыл в Хоккенхайм для участия в гонке Формулы-2. Я считаю, что он был величайшим гонщиком. В то время здесь не было никакой шиканы. Одна только длинная-длинная, слегка изогнутая дорога в лесу - настоящий тоннель из деревьев, которые росли по обеим сторонам трассы на расстоянии не больше метра от обочины. Мы были разочарованы тем, что Джимми не было на поуле. Он оказался на несколько линий позади. Какие-то проблемы с автомобилем или, возможно, с шинами. Но он был здесь, в Хоккенхайме, где в те дни еще ни разу не проводился Гран При. По нашей трассе поедет двукратный чемпион мира! Лучший гонщик на планете! Он не выиграл поул, но было сыро, и, возможно, он сумеет проявить себя лучше в гонке. Ко времени старта дождь прекратился, но повсюду были лужи. Я помню, что Курт Аренс захватил лидерство, обогнав Анри Пескаролу и Жан-Пьера Бельтуаза, стартовавшего с поула. Видимость была действительно ужасной! Брызги даже из-под тогдашних узеньких шин застилали все вокруг. Машины пролетели мимо моего поста на максимальной скорости - автомобили Формулы-2 в конце 60-х развивали скорость до 250 км/час. Джимми все никак не мог выйти вперед. Затем, когда автомобили ушли на второй круг, я посмотрел направо и увидел Brabham Аренса, Matra Бельтуаза, Matra Пескаролы и… единицу на носу Lotus Джимми. Все произошло очень быстро. Зад его автомобиля повело влево. Руки Джимми сделали движение, чтобы выровнять машину. Автомобиль заскользил боком в направлении левой обочины, где находился мой пост. Было много брызг, но я сумел различить, что Lotus движется прямо на дерево. Огромное дерево среди других деревьев, и я не видел, каким образом Джимми мог бы избежать столкновения. Машина ударилась о дерево боком и развалилась на три части. Двигатель и коробка передач пролетели метров 80 вдоль небольшой стены, за которой стояли зрители. Передняя часть отделилась и заскользила по асфальту. И, наконец, кокпит с Джимми, который все еще находился внутри, замер на левой обочине трассы. Голова Джимми неподвижно свесилась набок. Мороз пробежал у меня по коже, так это выглядело скверно. В те дни у нас не было врача на каждом посту, как сегодня, так что я вынужден был вызывать помощь по радио. Машины пролетели мимо, и трек опустел. Стало очень тихо. Я побежал к Джимми - это заняло около минуты - и врач прибыл на место секундой позже. В кокпите не было заметно никакого движения. Я посмотрел на доктора: его лицо было очень мрачным. Он склонился над Джимми и вдруг сказал: “Он еще жив!” Я помню этот момент очень ясно. Я посмотрел вдоль трассы, где ехала машина “скорой помощи”. Я не смел надеяться. Джимми подняли, перенесли в машину и увезли. Никоим образом этот случай не мог быть результатом ошибки Джимми. Никоим образом! Эта часть трассы не была слишком сложной. Отчаянно быстрой, но не сложной. Я уверен, что это была лопнувшая шина, левая задняя. Я ждал известий, и они пришли: Джимми мертв. Машины показались вновь - на этот раз впереди был Бельтуаз - и скрылись в облаке брызг. Все, кроме Грэма Хилла, который ехал почти последним. Он посмотрел в зеркала, понизил передачу и перешел с 250 км/ч на скорость ходьбы, вглядываясь в обломки: красно-белые цвета Gold Leaf Lotus Джима Кларка спутать с чем-либо было невозможно. Грэм покачал головой. Я видел по его лицу, насколько он был потрясен. Затем он медленно ускорился и уехал прочь. P.S. Эта история имела продолжение. Статья, опубликованная в номере F1 Racing, попалась на глаза Берни Экклстоуну. Он немедленно связался с руководством автодрома в Хоккенхайме, которое заверило его, что уже в ближайшее время вокруг креста, поставленного на месте гибели великого гонщика, будет воздвигнуто ограждение.

Джим Кларк Страна: Великобритания. Дата рождения: 4 марта 1936 года. Дата смерти: 7 апреля 1968 года. Гран-при: 73 Победы: 25 Подиумы: 32 Поул-позишн: 33 Очки: 274 Краткая биография 1936. Родился 4 марта в Килмэни, Шотландия. 1953. Успешно проходит отборочное тестирование для участия в гонках и в том же году стартует в ралли. 1956. Впервые выходит на старт кольцевой гонки за рулем слабенького DKW. 1958. Выигрывает 12 из 20 стартов за рулем спортивного Jaguar D в составе команды Border Reivers. 1959. Дебютирует в Формуле-Junior и почти сразу получает приглашение стартовать в гонках Гран-при в команде Aston Martin, но этого так и не произошло. 1960. Начинает сезон в составе команды Lotus в Формуле-Junior, но вскоре переходит в Формулу-1 и с первых этапов демонстрирует неплохие результаты - два пятых места, затем третье на Гран-при Португалии. Сезон заканчивает на 8-ом месте. Финиширует третьим в 24-часовой гонки в Ле-Мане (Aston Martin). 1961. 7-ое место в составе Lotus, два раза финиширует на 3-ем месте. Стал участником аварии в конце первого круга в Монце, в результате которого погибли Вольфганг фон Трипс и несколько болельщиков. Вспоминая об этом кошмарном событии не покидали его несколько лет. 1962. На Lotus выигрывает Гран-при Бельгии, Гран-при Великобритании и Гран-при США, по итогам года занимает 2-ое место, уступив Грэму Хиллу. 1963. Чемпион мира, 7 побед в гонках ЧМ Ф-1 и 5 побед в незачетных гонках. Дебют в гонке 500 миль Индианаполиса - 2-ое место. Победа в гонке Милуоки-200… 1964. 3-е место в составе Lotus, хотя перед заключительной гонкой Джим лидировал в чемпионате. Поул и лидирование в гонке 500 миль Индианаполиса, сход. 1965. Второй раз становиться чемпионом мира ЧМ Ф-1, выиграв 6 гонок. Победа в гонке 500 миль Индианаполиса. 1966. 6-ое место, 1 победа в составе Lotus. 2-ое место в гонке 500 миль Индианаполиса. 1967. 3-е место, 4 победы в составе Lotus. Принимает участие в Тасманской серии - 1 победа на Гран-при Австралии. Награжден Орденом Британской Империи. 1968. 1 победа (Гран-при ЮАР). Выступая в гонке формулы-2 в Хокенхайме, вылетел с трассы из-за проблем с машиной и врезался в деревья. Так он ушел от нас. Один из лучших гонщиков в истории мирового автоспорта.

Lotus, Формула-1 и Колин Чепмен Кокпит Lotus-25 был подогнан очень плотно. Мрачный взгляд Кларка, Чепмен раздумывает, куда бы вставить пенопластовый уплотнитель. Возвращаясь домой между гонками, Джим Кларк все еще мог отдохнуть. Тихая гавань, где он мог привести мысли в порядок. Помнившие его по приграничным ралли и беззаботным дням в Чатерхолле друзья считали, что он был слишком напряжен. И возвращение в Эддингтон-Майнс было его способом снять это напряжение. После нескольких дней среди своих земляков он становился самим собой, но, в конце концов, неизбежно звонил телефон, и Чепмен отправлял его в Сильверстоун на тестовую серию или на какую-нибудь еще тренировку, на какую-нибудь гонку. Он все еще не понимал, что стал знаменитым. В самом деле, ведь в то время внимание прессы было небольшим, и у него не возникало никаких внешних ограничений, с которыми приходилось бы считаться. Он не слишком умел общаться с журналистами, но ему и не приходилось часто этого делать. Проблемы с прессой у него возникали, когда они просили рассказать о вещах, о которых он не любил задумываться. В первое время они все время спрашивали его: «Вам страшно?». Он ненавидел этот вопрос и раздражался, когда его об этом спрашивали. Самый грандиозный дуэт конструктор-гонщик в современных автогонках. Чепмен, Кларк, 1960 год. Уолтер Хайес: «В его жизни было два центра. Первый - Чепмен. Не Lotus, - Чепмен. А второй - дом в Шотландии. Дома в Шотландии он чувствовал себя в безопасности, а с Колином он никогда не чувствовал себя уверенно, потому что вы могли спросить его: «Ладно, Джим, если тебя что-то беспокоит, почему бы тебе не пойти и не поговорить с Колином». А он бы ответил: «Понимаете, это очень сложно». Он боготворил Чепмена. Он был очень дружен с ним и относился к нему с огромным уважением. В каком-то смысле он любил его, но в то же время в их отношениях часто проскальзывали нервозность и напряжение». К 1961 году влияние Чепмена стало ошеломляющим. Их отношения были чем-то большим, чем-то, что бывает между хозяином команды и гонщиком-чемпионом мира. Он был личным гонщиком-чемпионом мира Чепмена. Их отношения стали глубоко личными, им нравилось проводить время вместе. В то время как гонщики остальных команд вечерами после гонок или тренировок гуляли сами, Джим всегда ужинал вместе с Чепменом. Они всюду ходили вместе. Джабби Кромбак входил в эту тесную семью Lotus, которой приходилось даже делить комнаты, ведь в начале шестидесятых в автогонках было не так много свободных денег. Чатерхолл, 1960 год. Lotus 18 Формулы-Джуниор. Легко приспосабливающаяся под любые условия и разные двигатели машина. Кромбак, маленький, красноречивый, говорящий на нескольких языках, он был страстным читателем «The Motor» и «Motor Sport» и истинным энтузиастом гонок до мозга костей. В 1948 году он был в Сильверстоуне, где и встретил Грегора Гранта, редактора спортивной колонки в «The Light Car». Дружба между ними завязалась, когда Джабби дали работу стажера-механика у знаменитого французского гонщика Раймона Соммера. Хотя ему не разрешали даже приближаться к двигателю с гаечным ключом, он мог работать с кузовом и чистить машины, и в процессе работы обнаружил настоящий талант к сплетням. Как источник информации о мире французских гонок он был бесценен, и Грант публиковал все это вместо новостей. Джабби называли «королем шпионов», и его материалы были так хороши, что когда Грегор начал выпускать еженедельный «Autosport», которого каждую неделю так ждал школьник из Лоретто, то назначил Кромбака корреспондентом на континенте. Джабби купил у Чепмена Lotus Mark Six и в 1953 году гонялся на нем так успешно, что «The Motor», к восторгу Джабби, назвал машину «до абсурда быстрой» Она такой и была. Чепмен вздохнул спокойно, когда машина отправилась за границу, из-за некоторых ее особенностей, полностью легальных, конечно, которые он бы предпочел держать подальше от глаз соперников. Покупка машины была достаточным основанием, чтобы Кромбак стал человеком Lotus во Франции и хорошим другом. Его «верительные грамоты» включали давнюю дружбу с Роном Флокартом, что в глазах Кларка делало его кем-то вроде почетного шотландца. Джим часто делил комнату с коллегой по команде Тревором Тэйлором. Для Кромбака обычно тоже была кровать, так что счет они могли делить на троих, а не двоих. Когда команда ехала в Индианаполис, в комнате жили вчетвером: Чепмен, Кларк, Сирил Обри - хронометрист, и Кромбак - на расстеленном на полу покрывале. В том, как сильно Кромбак был предан Чепмену и всему, связанному с Lotus, проявлялось умение Чепмена привязывать к себе людей. Его лидерские качества выходили за рамки просто создания великолепных гоночных машин, его энтузиазм был заразителен, он и в самом деле был гением, но более, чем что либо, ему был присущ дар убеждения. Он блестяще умел преподносить свои идеи. Он сумел распространить свою философию, свое чувство стиля и свою уверенность в себе на весь мир автоспорта, а позже, когда до этого дошло, и по обе стороны Атлантического океана. В этом было что-то культовое. Когда речь заходила о его достижениях, Чепмен, не стесняясь, мог сказать: «Кое-кому из нас приходится добиваться великих целей, чтобы дать надежду другим, стремящимся к тому же». Он действительно верил, что некоторые люди, такие как он сам, должны добиваться по-настоящему большого успеха, чтобы осветить путь другим. Из уст кого-нибудь другого такие вещи прозвучали бы заносчиво, но Чепмен говорил это так уверенно, что это утверждение казалось почти скромным и совершенно очевидным. Он обладал тем естественным самолюбием человека, сознающего превосходство собственных идей. Уолтер Хайес был одним из самых верных и убежденных сторонников Чепмена: «Он никогда не был самонадеянным. Он просто знал лучше, чем кто-либо еще. И, кроме того, знал больше». Хайес, как редактор, нанял Чепмена в качестве автомобильного обозревателя в газете: «Мне нужно было преобразить «Sunday Despatch», а машины как раз начинали набирать популярность. До 1955 года в стране собственные автомобили встречались не часто. Машины не было ни у кого, кто не был врачом, или юристом, или просто богатым человеком. После войны власти говорили нам, что мы вообще не должны владеть автомобилями. Сэр Стаффорд Криппс хотел задушить их налогами». «Я искал кого-то, кто стал бы воплощением века автомобилей, наступление которого я предчувствовал, так что я ухватился за Чепмена, о котором уже начинали говорить. Чепмен тоже хотел сотрудничать со мной, потому что £5,000 для него были важны. Работать с ним было трудно, потому что он любил испытывать машины на дороге, но вовремя добиться от него материала было сложно». Колин Чепмен и Уолтер Хайес (справа). Гениальный руководитель Ford Хайес, искренний почитатель мудрости Чепмена. Хайес взвешенно подходил к конструкторскому таланту Чепмена. «Он не был очень уж хорошим инженером. Сидя в ресторане, он мог на бумажной салфетке нарисовать машину, а когда дело доходило до двигателя, то просто нарисовать прямоугольник и написать на нем «двигатель». Я не думаю, что он хорошо разбирался в двигателях. У него в голове постоянно бродило множество идей, но вместо того, чтобы сказать: «Ну вот, мы это сделали, давайте теперь улучшим» - он всегда считал, что к следующему году нужно добавить что-то еще. Если вы посмотрите на все то, что он придумал в автогонках - а это больше, чем любой другой наш современник, - вы увидите, что он никогда не останавливался надолго на чем-то одном». 20 июля 1963 года. Образцово-показательное выступление. Кларк удержался впереди Дэна Гарни (Brabham) и выиграл Гран-при Британии. Осторожное использование контролируемого заноса в повороте Стоув. Он сравнивал Чепмена с предпринимателем того же склада, но более позднего периода, примечательным шотландским гонщиком Томом Уокиншоу, который создал невероятно успешную компанию для постройки гоночных машин и участия в гонках. «Уокиншоу делал все, что обещал мне сделать, за один день и по цене лучшей, чем я мог ожидать. То же самое говорили о Чепмене, и я слышал о нем рассказы, по которым просто не узнавал его. Я знаю, люди иногда относятся ко мне иначе, чем к другим. Обычно люди становятся особенно приятными, когда ты контролируешь их доходы, но Чепмена я знал и верил ему, и поэтому взял на работу». Lotus начался с того, что этот сын управляющего гостиницей «Рэйлвэй-хотел» в Хорнси построил из частей Austin Seven машину для участия в типично английских гонках. Триалы представляют собой проверку, как далеко легкая и похожая на паука машина может забраться по грязному холму. Это было задачей и для спортсмена, и для конструктора, и он с блеском справился. Его машины для триалов были импровизированными и простыми шедеврами домашнего изготовления. За Austin последовала версия с двигателем Ford, а потом 750-кубовая, специально для гонок. С машинами для триалов ему помогла та же инженерная жилка, которая позже пригодилась при постройке гоночных машин для Джима Кларка, талант к новаторству, который вылился во что-то близкое к гениальности. Если бы Чепмен не стал одним из наиболее прогрессивных автомобильных инженеров своего поколения, он бы добился успеха в чем-то другом. Чем бы он ни занимался, он подходил этому со всей страстью и предельной концентрацией. Он был неплохим гонщиком, он разрабатывал корабли и летал на аэропланах, - и проявил способности ко всему. В нем был силен соревновательный дух. Чепмен никогда не соглашался с древним афоризмом о том, что важна не победа, а участие. Он никогда не понимал, как можно делать что-то, не желая победы, а его собственные победы были выдержаны в одном стиле. У него была яркая внешность, умение красиво говорить и талант прочно связывать бренд «Lotus» со всем, что он делал. Его достижения были огромными, он строил потрясающие, новаторские - хотя иногда раздражающие - дорожные автомобили. Став миллионером к своему сорокалетию, он выиграл пять чемпионатов в личном зачете и шесть кубков конструкторов, стоял во главе компании ценой в £10,000,000 и сел за штурвал собственного Piper Seneca за два года до пятидесятилетия. Он был обаятельным и мог быть терпеливым, но всем, кто работал с ним, нужно было заслужить возможность убедиться в этом. Долгие часы он проводил на фабрике, по выходным управлял гоночной командой и редко останавливался, чтобы поинтересоваться, почему остальные поступают иначе. Энергия, движение, талант и успех были его фирменными чертами. Была в нем и вспыльчивость, изредка проявляющаяся на публике, как, например, с не в меру ретивым полицейским в Зандфоорте. И у него, и у Кларка произошли подтвержденные многочисленными документами стычки с голландской полицией, вызванные отсутствием пропусков на трассу; у Кларка - в 1963 году, в Чепмена - два года спустя. Кларку принесли извинения, Чепмен остался с разбитым локтем. Голландский художник Апетц на салфетке изобразил извинения после столкновения Джима Кларка с суровым законом. С обязательной подписью шефа полиции Зандфоорта. (Надпись на рисунке: «Посвящается Джимми Кларку, с глубочайшими извинениями от все голландских автогонщиков, ждущих освобождения тебя и Колина из тюрьмы после того забавного вручения призов на Гран-при Голландии-65») В послужной список Чепмена-гонщика входила напряженная борьба с Майком Хоторном во время гонки на Духов День в Гудвуде в 1956 году. Оба были на Lotus 11, и Чепмен победил. После памятного сражения с Джимом Кларком на День Подарков 1958 в Брендс-Хетче он заявил, что никак не может сопоставить новичка, тестировавшего машины в Брендс-Хетче, с опытным и умелым гонщиком, который теперь соперничал с ним. Они с Майком Костином бросили монетку, чтобы определить, кто победит. Фактически, это была последняя гонка Чепмена. Он был женат, имел семью, и его вовлеченность в бизнес делала его жизнь слишком ценной, чтобы рисковать в любительских гонках. Подписать Кларка иногда выступать за команду было гораздо лучше, чем взять любого другого гонщика на постоянную работу. Среди его талантов была и способность прочитать свод правил, понять, что имели в виду составители, и придумать, как их обставить. К тому же в нем была заметная коммерческая жилка. В то время как другие энтузиасты могли разобрать свою первую машину или снять с нее детали, чтобы построить вторую, Чепмен продавал ее. Lotus Engineering исходила из допущения, что люди будут строить машины из готовых частей, и начала работу в северной части Лондона 1 января 1952 года. Чепмен сделал управление фирмой своей постоянной работой в 1955 году, женился на Хэйзель Уильямс, предоставившей ему стартовый капитал в £25, и взял на место своего первого помощника Майка Костина. Чепмен разработал спорткары с отличной аэродинамикой и продавал свой талант конструктора Vanwall и BRM. Его вера в себя нашла подтверждение, когда Lotus пережил финансовый кризис, а машина Lotus для Формулы-2 с двигателем Coventry-Climax была показана на «Лондон Мотор Шоу». В 1957 году свет увидел дорожный автомобиль Elite, новаторская разработка с использованием стеклопластика; их было выпущено около тысячи штук. Lotus перебрался в Честнат в северной части Лондона и создал Lotus 18, многоцелевую одноместную машину со средним расположением двигателя, которую использовали повсюду: от Формулы-Джуниор до Формулы-1. Успех Lotus был подтвержден официально, когда в 1960 году Стирлинг Мосс выиграл Гран-при Монако. Сотрудничество с Джимом Кларком было еще впереди, так же, как и блестящие изобретения Чепмена: похожий на трубу корпус-монокок Lotus 25, подвеска с прогрессивной жесткостью, тормоза внутри кузова, боковые радиаторы, и использование двигателя в качестве элемента силовой структуры шасси у Type 49. Он продемонстрировал свой радикальный подход к конструированию, когда уменьшил лобовую поверхность гоночной машины, опустив пилота ниже, уложив в некое подобие гамака. Очень скоро за ним последовали все конструкторы. Радость Чепмена от возможности провести организаторов, плохо составивших правила, сравнима только с его бесцеремонным отношением к покупателям. Он всегда следил за тем, чтобы лично ни во что не вмешиваться, но поистине акулья политика Lotus во всем, что было связано с кит-карами, озлобляла покупателей. Их проблема состояла в том, что ни у какой другой машины не было такой притягательности. Ни один автомобиль не обладал такой комбинацией скорости и способности держать дорогу с тонкостью линий и чисто гоночным обликом. В техническом плане все козыри были у Чепмена. Его переполняли знания и яркие идеи, и он мог быть очень внимательным/дотошным, когда хотел того. Когда Скотт-Уотсон отвозил свой первый Elite обратно из Брендс-Хетча, в миле от дома сломался шатун. Он не отличался скрытностью Джима в том, что касалось денег, так что сразу же позвонил Чепмену. Он только что добрался пешком до дома, оставив свою машину стоимостью £1,300 (или £1,951 с учетом налога на покупку) в виде дымящихся развалин, и не очень обрадовался, когда Чепмен отругал его за гонки на все еще новой машине. Скотт-Уотсон ответил, что ничего подобного не было. Lotus выпустил всего одну белую машину, и та неделями ездила по Брендс-Хетч для «БиБиСи». Чепмен тут же дал задний ход и пообещал прислать новый двигатель на Бервикскую станцию на следующий день; он был там, несмотря на то, что дело происходило между Рождеством и Новым Годом. Обаяние Чепмена. Заставит тебя почувствовать себя самым важным человеком, с кем он когда-либо общался, и тут же выбросит тебя из головы. Нечто очень похожее случилось с Elan Скотта-Уотсона. На нем стоял один из первых 1500 двигателей, и у него оборвался шатун, пробив стенку. В Lotus не сделали ничего, чтобы его заменить, но когда Скотт-Уотсон позвонил Чепмену, новый двигатель вновь был в Бервике на следующий день. Столь же внимателен Чепмен был к Джабби Кромбаку, которому часто были должны за коробки передач Renault для Lotus 18. Он покупал пятискоростные механизмы и отправлял их в Англию. Чепмен всегда платил вовремя. Кромбак чувствовал к себе особое отношение, как к члену семьи Lotus, и по его мнению, то же ощущал и Джим, уверенный в благородстве Чепмена. Он считал, что разногласий с Чепменом по поводу оплаты у него никогда не возникнет, потому что он слишком был нужен Колину. Но надежды эти были тщетны. Lotus 30, 1964. Модель для Канн-Ама, так и не добившаяся успеха. Машина Яна Уокера, оснащенная 4,7-литровым Ford V-8 на 350 л.с., финишировала второй в гонке поддержки в Эйнтри. Джим не умел торговаться. Был случай, когда он позвонил Уолтеру Хайесу и сказал: «Мне нужно тебя увидеть, это очень важно». Они встретились в Лондоне и говорили обо всем подряд, а потом он сказал: «На самом деле я хотел спросить тебя, как считаешь, Колин платит мне достаточно?». Хайес очень удивился, что он не знал этого, потому что гонщики обычно спрашивают друг друга и обсуждают это между собой. Все в Формуле-1 до последнего цента знали, кому сколько платят. Хайес подозревал, что с самого начала ему вообще не приходило в голову, что в гонках могут быть деньги. Получив силу восьми цилиндров, Кларк обсуждает с инженерами стратегию победы. У Кларка был простой способ общаться с Чепменом по поводу машин. «Я говорю ему, что мне нужно от машины, и он придумывает, как это сделать. Я редко бываю на заводе. Лучшее время, чтобы что-то делать, наступает во время гонок, когда впечатления самые свежие. Мы составляем список того, что нужно сделать, и команда старается его выполнить». По сравнению с учтивым, вкрадчивым Чепменом, Кларк был деревенским мальчиком, когда присоединился к Lotus. Вряд ли можно сомневаться в том, что Чепмен постарался впечатлить его, чтобы установить те прочные рабочие отношения, которые продержались все время их сотрудничество. Он был уверен, что Джим будет продлять контракты на следующий год до тех пор, пока машины будут конкурентоспособными, а их отношения с Чепменом - теплыми. Это всегда работало. Кларк оставался предан ему, даже когда его спросили, каково было выступать на откровенно слабых спорткарах Lotus 30. Август 1965. Гран-при Германии, Нюрбургринг. Камера Барнара Кайе установлена в первом повороте, где Кларк (Lotus №1) обходит конкурентов. Джеки Стюарт (BRM), стоявший на старте рядом с ним, уже позади. У машины Грэма Хилла (BRM №9) на торможении опущен нос. Слева Дэн Гарни (Brabham №5), Майк Спенс (Lotus позади Кларка и Стюарта) и Лоренцо Бандини (Ferrari позади Хилла). Мастен Грегори финишировал восьмым в своем предпоследнем Гран-при, отстав на целый круг. Кларку пришлось бы публично указать на их недостатки, чтобы плохое выступление не испортило его репутацию, но он не стал этого делать. Публичного бунта Чепмен не прощал. Оценки ниже, чем «удовлетворительно» он считал предательством. «Эту машину легко пилотировать. Другие Lotus нужно обкатывать гораздо дольше, чтобы добиться от них максимума», - осторожно сказал Кларк. Его верность никогда не вызывала сомнений, но между ними бывали ссоры и примирения, моменты, когда он говорил Чепмену, что не сядет в машину, пока ее не доведут до ума. Роб Уокер был свидетелем инцидента между Йохеном Риндтом и Чепменом, по которому можно судить о том, по какому сценарию такие размолвки происходили. В испанской Хараме Риндт ездил на первом Lotus 72 с внутрикузовными тормозами, когда они сломались в конце прямой. Внезапно отказала теплоизоляция внутреннего края переднего тормозного вала и болты треснули. Он шел на скорости около 190 миль в час, и машина остановилась в нескольких дюймах от барьера. Риндт пришел в ярость, кричал на Чепмена: «Я никогда в жизни больше не сяду в эту чертову машину!». Команда Уокера занимала следующие боксы, и там было все прекрасно слышно. Грэм Хилл, перешедший как раз из Lotus, выступал тогда за Уокера. «Что будет дальше?» - спросил Уокер. Хилл ответил: «Минут десять все будет тихо, потом Чепмен отведет его в уголок и поговорит с ним, а потом он опять сядет в машину». Все произошло именно так. Методы антикризисного управления Чепмена всегда срабатывали. Он умел убеждать людей, хотя после Кларка и стал гораздо более жестким по отношению к гонщикам. Как многие из тех, кто испытал тяжесть потерь в гонках, он стал дистанцироваться от гонщиков после этого. Йохен Риндт говорил Робу Уокеру: «Я так хочу выиграть чемпионат мира, что готов даже гоняться за Lotus». По иронии судьбы, именно поломка тормозного вала привела к той аварии в Монце, в которой погиб Риндт, едва успев стать чемпионом мира 1970 года. Наиболее вероятным объяснением растущего напряжения Кларка стоит считать осознание им того, шансы остаться невредимым все уменьшаются по мере того, как он наматывает мили в гонках. В то время как все вокруг, подобно Морису Филиппу тем невероятным днем в Снеттертоне, восхищались его почти чудесным талантом, Джим знал пределы своих возможностей. Он видел слишком много аварий, случившихся после поломки какой-нибудь детали или просто из-за невезения, и слишком хорошо осознавал риск получить травмы, так что, однажды проехав на Lotus 25 с его крепким сигарообразным монококом, он уже не желал гоняться на машине с пространственной трубчатой рамой. Травмы, полученные Стирлингом Моссом в Гудвуде, только усугубились из-за поломки пространственной трубчатой рамы его машины, основой для которой служил Lotus 21. Джим Кларк, Lotus 24, Эйнтри 200 1962. Шестая победа в Формуле-1. Исход знаменитой гонки с Чепменом на Elite в Брендс-Хетче для Кларка решил закрутившийся на Austin-Healey Sprite новичок. Джим всегда очень старался не оказаться вовлеченным в чью-то аварию. Хилл (BRM) и Гарни (Brabham) преследуют Кларка во время Гран-при Германии, на финише они были в том же порядке. Картина Майкла Тернера изображает шестую победу Кларка в шести гонках Гран-при, в которых участвовал Lotus в 1965 году. Первая победа для полуторалитрового Coventry-Climax V-8 в Снеттертоне, 14 апреля 1962 года в Ломбанк-Трофи. На снимке Майкла Купера Стирлинг Мосс (UTD-Laystall Lotus 24 №7) незадолго до конца своей профессиональной карьеры, Джим Кларк (Lotus 24 №3), Грэм Хилл (BRM №9) и Джон Сертиз (Bowmaker-Yeoman Lola). Мосс стартовал с поула, лидировал, но уступил из-за отказавших тормозов. Победил Кларк. Вырванный из своего сельского окружения, Джим Кларк поддавался на уговоры Чепмена точно так же, как Йохен Риндт. Тем не менее, в отношении Кларка существовала одна существенная разница, по сравнению с Риндтом, Фиттипальди, Айлендом или любым другим гонщиком Lotus за все годы. Роб Уокер говорил: «Думаю, Джим был единственным гонщиком, которого Чепмен по-настоящему любил. Я никогда не видел, чтобы они ссорились». К 1967 году Кларк уже не был тем агрессивным гонщиком, стремящимся к победе любой ценой, как раньше. Его подход стал более взвешенным, и, хотя драматический Гран-при Италии-1967 был еще впереди, его беспокоила возможность поломки машины, в которой он сидел. Мучившее его беспокойство по поводу безопасности, которое ему было так трудно объяснить большинству окружающих, иногда прорывалось в неосторожных интервью. На протяжении большей части своей карьеры он так доверял Чепмену, что не верил в то, что машины Lotus ненадежны. Иннес Айленд не был столь убежден, записывая поломки Lotus во всех подробностях: от поломок подшипников ступицы и до ослабления задней подвески. Кажется, Чепмен смог разубедить Кларка в том, что гоночные машины - вещи хрупкие, и к тому же сперва эта проблема не стояла так серьезно. Своего апогея она достигла, когда во время практики перед Гран-при Бельгии1960 в Спа разбились Стирлинг Мосс и Майкл Тэйлор. В аварии Мосса была виновата поломка левой задней подвески, сомнения в крепости которой уже высказывали некоторые технические аналитики: Чепмен так много внимания уделял экономии веса, что придумал новую конструкцию, согласно которой колесо было установлено на суппорт из легкого алюминиевого сплава, с нижним рычагом и продольными толкающими штангами. Конструкция подвески была комбинированной: пружинная рессора и амортизатор, а роль верхнего рычага выполнял приводной вал. Это было творческим решением, но его недостатком было то, что если ломался приводной вал, колесо слетало. Лидируя в Гран-при Франции 1962 года, Кларк обнаружил в передней подвеске открутившийся болт. В поворотах машина продолжала ехать прямо. Юлиус Вайтманн поймал его разочарование в объектив. Мосс попал в серьезную аварию в Бурненвилле, повороте, который проходили на скорости около 130 миль в час. На кочке у выхода из поворота колесо распрощалось со своим креплением, машина ударилась о бордюр, выбросив гонщика, который сломал нос и повредил спину. Травмы были не опасными, но, как и в случае с аварией Джима Кларка в Хоккенхайме годы спустя, того факта, что Стирлинг Мосс попал в аварию, было достаточно, чтобы в паддоке исчезло спокойствие. Гонщики, убедившие себя в том, что они достаточно умны, чтобы избегать опасности, чувствовали себя уязвимыми. «Фактор контроля», которым они так дорожили, больше не действовал. Если гонщик не ощущал полного контроля, терялась вся психологическая составляющая автогонок. Спа, четвертая победа подряд, 1965 год. Грэм Хилл был быстрейшим на тренировках, но Кларк вышел в лидеры на первом круге. Когда Мосс разбился, на трибунах было тихо. Тишина царила и в паддоке. Зрители, члены команд, маршалы и, в первую очередь, гонщики пытались смириться с тем, что в автогонках все еще может происходить то, чего никто не ждет, а лучший в мире гонщик может попасть в такую аварию. В тот момент все это выглядело очень рискованным делом. Мосс, как адмирал Нельсон у Трафальгара, потерпел поражение в том, что все считали рискованным предприятием с небольшими шансами на успех. Но став жертвой несчастного случая, он наглядно показал всем тот риск, который, как он знал, присутствовал всегда. Если уж это случилось с Моссом, значит, риск был гораздо выше, чем все думали. А когда стала известна причина аварии, то даже самые спокойные, нахальные и самоуверенные гонщики сочли за лучшее пересмотреть свое отношение. Все, что стояло между гонщиком и катастрофой, - это попытки инженера сделать машину настолько легкой и быстрой, насколько это возможно. Гонщики были готовы к риску, это было частью действия. Это продолжалось до тех пор, пока они верили в то, что контролируют 95% того риска, с которым им приходится иметь дело. Авария Мосса показала, что, когда машина ломается, они оказываются во власти тех самых 5%. Гонщики считали себя хозяевами ситуации, потому что они умели управлять отлично построенными машинами. И вот их лучший представитель едва не погиб на машине, построенной талантливейшим конструктором в мире, может быть, не считая тех, кто работал в Scuderia Ferrari. Центр вселенной автоспорта еще не окончательно переместился в Соединенное Королевство. До этого момента оставалось недолго, но он был еще в будущем. Еще более волнения вызвало известие о том, что еще до поломки вала на машине Мосса, уже было два таких случая. Роб Уокер, на чьей машине ездил Мосс, ничего не знал об этом: «Колин должен был знать, что вал вызывает сомнения, но не говорил мне об этом. Один сломался во время тестов на машине Стейси. Никто не пострадал, и этот случай скрыли. Вполне возможно, причина была в дефекте детали, а не конструкции, но Чепмен, должно быть, скрестил пальцы и понадеялся, что этого больше не случится ни с машинами его клиентов, одна из которых и была у нас, ни с его заводскими машинами, которыми управляли Алан Стейси, Иннес Айленд и Джим Кларк. Бюст Кларка, выполненный венгерским скульптором Дьюлой Ниро. Клермон-Ферран, 1965 года. Чепмен поздравляет Кларка с победой, Дик Скэммел склонился над машиной. На снимок Ива Дебрэна попал Бернар Кайе в клетчатой кепке и перевязанный палец Чепмена после аварии во взятой напрокат машине. Возможно, перед Гран-при Бельгии 1960 Иннес Айленд и закрывал дверь спальни со своим обычным волнением, но вечером он был жив и открыл ее вновь. А вот Алан Стейси - нет. Во время Гран-при он столкнулся с птицей, потерял сознание и разбился насмерть. В тот день за Yeoman Credit Racing выступал Крис Бристоу на Cooper-Climax, и он тоже не смог вернуться к двери своей спальни. Лидер его команды Генри Шелл погиб во время тестов в Сильверстоуне, и в Спа команду возглавил Крис. Протеже Стирлинга Мосса, он был отчаянным гонщиком и во время дуэли с импульсивным Вилли Мэресом врезался в ограждение и фактически был обезглавлен. Мэрэс в своем первом Гран-при за Ferrari ехал в том же жестком стиле. Бристоу неправильно зашел в поворот, попытался исправиться, но потерял контроль. Машина несколько раз перевернулась, прежде чем тело вылетело на трассу. Кларк первым оказался в Бурневилле после аварии Бристоу, даже раньше, чем были вывешены предупреждающие флаги. Один маршал выскочил на дорогу, размахивая руками, а второй отбежал в сторону и подобрал что-то, лежащее у края дороги. «Это выглядело, как тряпичная кукла, - писал Кларк. - Это было ужасно, и я никогда не забуду вид этого искалеченного тела, которое тащили к обочине. Потом я обнаружил, что моя машина забрызгана кровью». Кларк едва не бросил гонки там же, на месте. Он хотел оказаться так далеко от машины, как только возможно, но в очередной раз положился на свою «послеаварийную амнезию». «Твои мозги вновь начинают работать, и постепенно, день за днем, все возвращается на свои места. Не считаю себя таким уж бессердечным, но в плохой памяти на такие вещи меня обвинить можно. Днем позже тебе немного лучше, а три дня спустя ты собираешь чемодан на следующую гонку. Ты убеждаешь себя, что нужно контролировать эмоции, но когда эмоции сильны, они могут полностью подчинить твоё тело и разум. Ты можешь принимать опрометчивые решения, и тебе придётся жить с их последствиями, пока не восстановишь контроль над собой. Ты принимаешь на себя эту ношу, хотя и не был виноват. Это своего рода вина по ассоциации, и ты не можешь сразу понять то, что каждый понял бы в такой ситуации: что бы ты ни чувствовал, тебе придётся вернуться к реальности, в настоящий мир». Смерть Алана Стейси, товарища Кларка по команде, произвела ошеломляющий эффект. Его машина вспыхнула и сгорела, но Кларк был рад, что не присутствовал при аварии: «Мне просто рассказали об этом после гонки. Если бы я увидел это сразу после аварии Бристоу, я бы точно навсегда завязал с гонками». С каждым таким случаем «возвращаться к реальности» становилось все сложнее. Чепмен следит за работой над машиной в Зантфоорте, 1962 год Кларк знал Стейси всего год и восхищался его мужеством: тот продолжал гоняться, несмотря на потерю после мотоциклетной аварии правой ноги ниже колена. Он не мог управлять сразу всеми тремя педалями, как это делает гонщик, когда тормозит и меняет передачи перед поворотом, поворачивая правую лодыжку, чтобы нажимать тормоз и газ. На уровне переключения передач в машине у него была вращающаяся рукоять, так что он мог менять передачи и увеличивать обороты двигателя одновременно. Он делился мнениями с Кларком, а тот считал его близким себе по духу и присоединялся к игре, целью которой было провести врачей во время устраиваемых организаторами гонок медосмотров. Стейси обычно клал левую ногу поверх искусственной во время проверки коленного рефлекса, врач стучал по ней, а потом кто-то спрашивал его о какой-то мелочи, пока Стейси успевал сменить позу таким образом, что его здоровая нога все равно оставалась сверху, и был готов ко второму удара. На противоположной стороне трассы от места аварии Мосса разбился Майк Тейлор, когда у его Lotus сломалась колонна рулевого управления. Машина Тейлора вылетела с трассы, у него оказались сломаны ребра, ключица и повреждена шея. Фил Хилл, ставший чемпионом мира в 1961 году после аварии фон Триппса, был среди многих пилотов, которые критиковали легкую и явно ненадежную конструкцию Lotus, и поклялся никогда не пилотировать что-либо, столь же хрупкое. «Потому что никогда не знаешь, что отвалится в следующий раз». BRM Стюарта и Ferrari Бандини запечатлены на программках к гонке в Монако 1967 года. Бандини разбился в гонке и умер от ожогов. Кларк выиграл Гран-при Британии в Эйнтри на Lotus 25, но в BRDC «Май» в Сильверстоуне двигатель продержался только десять кругов. В Гудвуде Джон Сертиз лидировал в гонке «TT», пока Кларк не вынес его с трассы на Aston Martin. Предупреждение Майклу Куперу, перегнувшемуся через ограждения трассы в Спа. Драгоценный сувенир, подписанный Джимом Кларком. Возможно, он все-таки имел это в виду. На гонку в Спа было заявлено пять автомобилей Lotus, но к концу гонки на ходу оставалась только машина Кларка. Из пяти гонщиков двое были в больнице с тяжелыми травмами, а третий был мертв. Айленд был в состоянии шока после того, как его машина после сильного разворота вылетела с трассы. Кларк финишировал пятым в своем втором Гран-при. «Пятая позиция на финише абсолютно не значила для меня ничего. А может быть, даже меньше». Хотя поломки машины не были причинами аварий Стейси и Бристоу, но в случаях с Моссом и Тэйлором, несомненно, были. Не слишком надежная репутация Lotus вскоре после Спа была еще более подмочена аварией Джонатана Сиффа в Ле-Мане. Попавший в аварию во время тренировок перед 24-часовой гонкой наследник всего состояния Marks amp; Spencer оказался на первых полосах всех газет. Четыре дня его жизнь висела на волоске. Монако, 1966. Кларк на скользкой трассе приветствует высокого фотографа Дэвида Фиппса. Сифф собирался заменить травмированного Майка Тейлора в экипаже Иннеса Айленда на новом двухлитровом Lotus Elite, но из-за того, что на его собственной, более медленной, машине механик не завинтил гайку на клапане колеса, на самой быстрой части трассы его выбросило из машины в стену. Причины аварии сначала не были известны, но в свете трагедий в Спа все выглядело как новое проявление легкой конструкции Lotus Иннес Айленд отвез получившего серьезные травмы Сиффа в больницу; события этой недели глубоко потрясли его. Стейси был мертв, Майк Тейлор и Стирлинг Мосс получили серьезные травмы, и он погрузился в «пучину ужасной депрессии». Обычно полный энтузиазма, Айленд отказался от предложения гоняться в Ле-Мане и уехал домой. Что творилось в душе у Джима Кларка? Чепмен видел его исключительный талант, признавал его страстное увлечение автомобильным спортом, восхищался его координацией и рефлексами. В ответ на вопрос, каким был Кларк, он ответил, что Джим совсем не походил на то, какими обычно представляют шотландцев, но кое-что все-таки проявлялось: известная непреклонность и постоянная нацеленность на успех. Сказав, что Кларк свершено не «практичный», Чепмен, вероятно, имел в виду, что стремление к выгоде его гонщику свойственно меньше, чем ему самому. Он описывал Кларка, как умного, легко обучающегося человека, у которого, по его словам, «была очень хорошая память на те вещи, которые он хотел запомнить». Чепмен, наверняка, замечал, сколь плохая она была на то, что он предпочитал забыть. В первые годы выступлений за Lotus Кларк полностью посвящал себя работе, но потом, как считал Чепмен, стал более расслабленным, что сделало его выступления более осмотрительными. Стирлинг Мосс достиг своего максимума после того, как прекратил страстно концентрироваться на гонках, и Чепмен рассчитывал, что с Кларком пройдет то же самое. Спа 1964, Lotus 33. Третья победа подряд. Кларк говорил, что после четырех или пяти лет в Lotus он абсолютно верил в Чепмена и механиков и чувствовал себя вполне уверенно, хотя, говоря это, он все-таки добавил: «почти всегда». Он признал, что его уговаривали уйти из Lotus, так поступить советовали даже друзья. Возможно, если бы не ждавший своего часа новый, мощный и многообещающий двигатель Ford-Cosworth DFV, Кларка и переманили бы куда-нибудь. Стюарт чувствовал, что у Чепмена могут возникнуть проблемы с ним. Энцо Феррари обнаружил, что взгляды Джима начали меняться. Хотя после появления двигателя Ford, преданность Кларка Lotus не ставилась под сомнение, их ненадежность оказывала свое влияние, и он уже не побеждал так, как раньше. Управляющий командой Ferrari, Франко Лини, во время Гран-при Мексики 1967 года узнал от журналиста, что Джима Кларка, возможно, переманят в другую команду. Лини немедленно позвонил Феррари, но получил циничный ответ, что Кларк, скорее всего, старается повысить сумму контракта с Чепменом на будущий год. Он не знал Джима Кларка. Ему бы никогда не пришло в голову стравливать одну команду с другой. Автор ежегодно голосовал за Кларка при выборе гонщика года по версии Гильдии Автоспортивных Писателей. Вместо этого, Кларк вспоминал, как в 1963 году в Трентоне, Нью-Джерси, на машине для Индикара сломалось рулевое управление. Чепмен не только заменил управление на этой машине, но, вернувшись в Европу, сменил его на всех машинах Формулы-1, по крайней мере, на всех заводских. И это несмотря на то, что они до этого пять лет ездили без поломок. Он сделал бы все, чтобы внушить уверенность своим гонщикам, хотя в конце концов он знал, что лучше всего в гонщиков вселяла уверенность его не знающая себе равных способность строить побеждающие в гонках машины. Чепмен никогда сознательно не подвергал риску пилота ни одной своей гоночной машины, но инженеры полагали, что, используя те рискованные конструкции, он думал, в первую очередь, о победе в гонке, и только потом о безопасности. Возможно, это была плата за столь быстрый прогресс в создании гоночных машин, но, вероятно, она достигла того предела, после которого даже великий Джим Кларк, даже используя девять или десять десятых своего таланта, мог садиться за руль со все возрастающей тревогой. Он говорил, что должен доверять создателю машины, для того, чтобы чувствовать уверенность, без которой нельзя вести ее на пределе. Он сказа Чепмену: «Построй надежную машину, и я поведу ее. Но если я буду думать, что она вот-вот может развалиться на кусочки, то буду проходить каждый круг на две секунды медленнее». Формула, введенная 1 января 1961 года, ограничивала объем двигателя 1,5 литрами, без наддува, и представлял собой улучшенный вариант старой Формулы-2. В течение трех лет не было второй формулы, потому что властям не хотелось допускать на старт одноместные машины еще меньшего размера. В 1964 году была введена новая Формула-2 для машин весом 420 кг (926 фунтов) с объемом двигателя в 1000 куб.см. Гран-при ЮАР 1962 года, Кларк и Хилл борются за титул чемпиона мира. (Надпись на рисунке: «- Это главная гонка моей жизни. Я должен выиграть! - Чёрт, вот это новость! Если он не разобьётся - прощай титул!» (фр))

Итальянское недоразумение Ferrari-156, за рулем фон Трипс. Худшая авария в карьере Джима Кларка случилась в Монце, во время Гран-при Италии 1961 года. Всегда считалось, что той цепи событий, которая привела к трагедии, положил начало ставший ее главной жертвой граф Берг (Таффи) фон Трипс, когда неосмотрительным маневром пересек траекторию Кларка. Джим Кларк к тому же был уверен, что, пытаясь обогнать Lotus, фон Трипс не рассматривал его как соперника и не считал, что тот может сопротивляться. Тем не менее, находившийся позади лидирующего квартета Стирлинг Мосс полагал иначе. Он был уверен, что причиной аварии стал Риккардо Родригес, рванувшийся к повороту наперерез остальным. Фон Трипсу некуда было деваться, он попытался объехать по внешней стороне - и столкнулся с Кларком. Роб Уокер вспоминал: «Я никогда не слышал этого от других, но я припоминаю, что Стирлинг говорил об этом спустя несколько часов после случившегося. Оттуда, где он находился, все было отлично видно». Вольфганг фон Трипс на подступах к титулу чемпиона мира Братья Родригесы были новичками в гонках Гран-при. Богатые, привыкшие к успеху, они были в лучшем случае импульсивными, в худшем - самонадеянными. Риккардо, младший, был талантливее, возможно, амбициознее, и любил произвести впечатление. Чемпион Мексики по мотогонкам, в 1957 году за рулем Porsche он выиграл Нассау Турист Трофи в своем классе и в 1960 году вместе с братом Педро оказался в команде NART (North American Racing Team), выступающей на Ferrari. Успех пришел быстро, и, казалось бы, легко: второй в Ле-Мане на 2S0GT, третий в Себринге и вместе с Педро второй в 1000 километрах Нюрбургринга. На тренировках перед той трагической гонкой в Монце Риккардо был почти столь же быстр, как и лидер команды и претендент на чемпионский титул фон Трипс, но к началу самой большой гонки в своей карьере он все еще не знал некоторых правил этикета, в 1961 году все еще действовавших среди лучших профессиональных гонщиков. Ferrari заявили четыре машины и пятую предоставили Джанкарло Багетти, который недавно в Реймсе с блеском выиграл свой первый Гран-при. Заводскими гонщиками Ferrari были Фил Хилл, граф фон Трипс и Ричи Гинтер, - все на новейших Type 156. Их двигатели Jano V-6 доработал Карло Чити, увеличив угол развала с 65° до 120°, что сделало машину более низкой. Такой широкий двигатель ни за что бы не поместился между передними колесами, так что эта модель стала первой Ferrari со средним расположением двигателя. Благодаря лучшему балансу удалось поднять число оборотов до 10000 об/мин вместо 9500. Родригес, как новичок команды, получил старый двигатель с углом развала в 65°. Разница в мощности была незначительной, но, может быть, она как раз послужила для него дополнительным стимулом доказать всем, что он мог ехать не хуже других, даже на не самой лучшей машине. Гран-при Италии - это идеальная для использования слип-стрима скоростная гонка, проходящая в конце сезона, когда все команды достигли пика своей формы. Со времени реконструкции в 1955 году бэнкинг Монцы пользовался неоднозначной репутацией, и на трассе было три медленных поворота. В остальном вся трасса проходилась газ-в-пол, что делало ее очень скоростной. В полуторалитровом классе машин бэнкинг использовался в полной мере, и пелетон проходил мимо главной трибуны дважды за круг. В первый раз - когда выходили из южной части бэнкинга и устремлялись к быстрому Курва Гранде, в во второй - когда разгонялись после относительно медленной Параболики перед входом в северный бэнкинг. Удивительно, но эти два потока машин разделял лишь ряд сигнальных дорожных конусов. Бэнкинг использовался во время Гран-при Италии 1955 и 1956 годов, но это никому не понравилось, а когда в 1956 году проблемы с шинами и подвесками добрались и до самой Ferrari, гонку вернули на дорожную часть трассы. В 1957 и 1958 агенты трассы и Автомобильный Клуб Милана пытались вернуть бэнкинг к жизни, проводили на нем гонки для родстеров Индианаполиса в тщетных попытках объединить гонки старого и нового миров. Несмотря на финансовую привлекательность, это не сработало. В 1960 году гонки с использованием бэнкинга были возобновлены, но британские команды отказались гоняться на нем, заявив, что это опасно. В их отсутствие Ferrari использовали Гран-при как тестовую сессию в подготовке полуторалитрового двигателя для новой формулы 1961 года. В 1961 году, британские команды протестовали против возвращения бэнкинга, но Автомобильный Клуб Милана сумел настоять на своем; теперь действовала новая формула, так что британцы согласились отступить, а чтобы снизить их опасения по поводу безопасности, дистанцию гонки сократили с 500 до 430 километров. Отклик был очень хорошим: 37 заявок, включая заводские команды Ferrari, Cooper, Lotus, BRM, Porsche, и Tomaso и большую часть частников, способных выставить конкурентоспособную полуторалитровую машину. Полуторалитровую формулу ввели, чтобы ограничить мощность и скорость гоночных машин, так что в 1961 году в Реймсе они стали медленнее на 8 секунд с круга, но за два года подобрались очень близко к прежнему уровню - отставали всего секунды на две, - и Монца была все такой же быстрой и агрессивной, как и всегда. Родригес наделал шума, заняв место на первом ряду стартовой решетки рядом с фон Трипсом. Даже его товарищи по команде с неохотой согласились поверить хронометристам, когда те зафиксировали время Родригеса в 2 минуты 46,4 секунды на старой тренировочной машине с углом развала в 65 градусов, в то время как фон Трипс на новой - 120-градусной - машине показал 2 минуты 46,3 секунды. У Lotus не было еще тех новых двигателей Coventry-Climax V-8, которые опробовали в Cooper, команде, выигравшей два последних чемпионата. У Роба Уокера тоже был один из них - на Lotus Мосса. Грэм Хилл на тренировке попробовал новый BRM V-8, но, как и его напарник Тони Брукс, вернулся к четырехцилиндровому Climax, такому же, как те, что стояли на машинах Кларка и Айленда. Стартовая решетка была необычной для того времени: по две машины в шахматном порядке на каждом ряду вместо обычного 3-2-3 или даже 4-3-4. Организаторы знали, что Ferrari будут быстрее всех и пытались создать им свободное пространство для рывка прочь от возможных преследователей. Таким образом, 32 стартующих обеспечили взмахнувшему флагом лорду Хоуву одну из самых длинных стартовых решеток, которую когда-либо видели на гонках Гран-при. Стартовали машины лидеров, и Кларк - неразумно, но вполне понятно - был впереди, среди четырех Ferrari, которые медленно стартовали из-за слишком высоких передаточных чисел: казалось, они немного пробуксовали, прежде чем окончательно рвануться с места. «Они шли так тесно и так бились за позиции, что первые семь машин можно было бы накрыть одним большим брезентом», - как пишет Motor Sport. Там были фон Трипс (Ferrari 120), Родригес (Ferrari 65), Ричи Гинтер и Фил Хилл (оба - Ferrari 120), стартовавшие со второго ряда, Джанкарло Багетти (Ferrari 120) - с третьего ряда, Кларк - с четвертого и Брэбэм (Cooper-Climax) - с пятого. Боннье (Porsche), стоявший на четвертом ряду вместе с Кларком, и Гарни (Porsche), Стирлинг Мосс (Lotus-Climax) и Джон Сертиз (Cooper-Climax) возглавляли следующую группу машин. Грэм Хилл (BRM-Climax), стартовавший вместе с Багетти с третьего ряда, держался бодро, но потом откатился назад. На фото Ива Дебрэна видны семь машин, тесной группой входящие в бэнкинг как раз перед аварией на втором круге. Лидировал Фил Хилл, очень близко за ним шел Гинтер, потом - ниже по бэнкингу - Кларк, Родригез - чуть выше, Брэбэм висел на хвосте у Кларка и замыкали группу фон Трипс и Багетти. Казалось, все идет к убедительной победе Ferrari. Они выиграли четыре из шести Гран-при сезона, и только Мосс на Lotus сумел опередить их во время ставших легендарными гонок в Монако и на Нюрбургринге. Ferrari опережала британцев в разработках полуторалитрового двигателя, была лучше организована и владела богатыми резервами гонщицких талантов. Построив машины со средним расположением двигателя и дисковыми тормозами, Ferrari были на пике формы. Кларк вспоминает, что в царившей вокруг атмосфере было что-то от римского цирка. Все собрались посмотреть на то, как Ferrari разгромит соперников. У британских команд с их четырехцилиндровыми двигателями Climax было мало шансов. Он решил использовать слип-стрим. «План кампании был таков: стартовать как можно лучше и держаться впереди. Потом, когда Ferrari пройдут меня, попасть в их воздушный мешок и стараться держаться за ними. Мне удался хороший старт, но преследователи наступали на пятки. Между первым и вторым кругом меня прошли сначала Ричи, а потом Фил, Джек и Риккардо. Мой двигатель работал просто отлично, и хотя Таффи прошел меня в повороте Лесмо, я сумел удержаться прямо за ним и шел чуть ниже его по бэнкингу к повороту Виалоне, который проходится газ-в-пол. Я все еще висел у него на хвосте, когда мы прошли Виалоне и на полной скорости подошли к точке торможения перед Норт Курва. К тому времени я готовился обгонять его, и мое переднее колесо оказалось почти на одном уровне с его задним, когда она нажал на тормоз. Внезапно он начал смещаться к обочине в мою сторону и врезался в меня сбоку. Больше машин там не было». Сейчас это стало предметом многочисленных споров. «Я искренне считаю, что Таффи не подозревал, что я был рядом. Я уверен: пройдя меня, он решил, что на своей более быстрой машине скоро оставит меня далеко позади. Все происходило на сумасшедшей скорости. Мы соприкоснулись колесами. Довольно странно, но какую-то долю секунды я мог подумать об аварии, перед тем как она действительно случилась. Я подумал: «Господи, что он делает?!». Я помню, что мысленно пытался крикнуть ему, чтобы посмотрел в зеркало и заметил меня. Я давил на тормоз и не мог ничего сделать, потому что он тоже тормозил. Я заблокировал колеса - остались черные следы, - но я был слишком близко к краю трассы и не мог выскочить на траву, ведь наша скорость была между 140 и 150 миль в час. На такой скорости просто нельзя вылетать на траву. Он шел поперек трассы, и я не мог убраться с его пути. Потом раздался оглушительный звук, Lotus начало крутить снова и снова, он вылетел на траву и остановился на краю трассы. Машина Таффи ударилась о дорогу, потом о забор, над которым нависали зрители - и потом опять отскочила на трассу, оставив гонщика лежать на траве. Кларк вспоминает, как выскочил из машины и вместе с маршалом пытался оттащить с трассы машину Таффи. Они делали это машинально, но даже тогда он понимал, что фон Трипсу уже не помочь. «Я просто не хотел идти туда, где он лежал». Почему фон Трипс оказался перед Кларком? Он был невероятно искусным гонщиком, в том сезоне он лидировал на протяжении большего числа кругов, чем кто бы то ни было другой, он выиграл две гонки и финишировал вторым после Мосса в Нюрбургринге. Двумя неделями ранее он описывал Джима Кларка как благороднейшего соперника в гонках Гран-при. Удивительно, но он, казалось, не заметил машину Кларка позади себя. Ferrari превосходили всех. Брэбэм и Мосс были далеко позади. Импульсивный Родригес мог поехать наперерез, но если верить Тиму Парнеллу, который участвовал в гонке, Родригеса не было рядом с группой машин, тормозящих перед Параболикой. Возможно, фон Трипс думал, что Кларк притормозит, или он неверно оценил ситуацию, но машину закрутило и занесло на обочину. Это была самая серьезная авария в автоспорте со времен Ле-Мана 1955 года, и ее отголоски были слышны годы спустя. А ее немедленным результатом была глубокая депрессия Джима Кларка, вызвавшая беспокойство за его будущее в автогонках. Фил Хилл выиграл Гран-при и стал чемпионом мира. Фон Трипс был лучшим послевоенным немецким гонщиком и оставался таковым до немецкого австрийца Йохена Риндта, который по иронии судьбы погиб в 1970 году на Lotus в том же повороте Монцы и стал первым посмертным чемпионом мира в истории спорта. Йохен Риндт, следующий немецкий чемпион, победил в Зандвоорте и узнал о смерти своего друга, Пирса Кариджа. Фон Трипс был популярен, красив, аристократичен и мастерски водил как спортивные, так и одноместные машины. В 1958 году он стал чемпионом Европы по подъемам на холм, вместе с Оливье Жендебьеном выиграл Тарга Флорио и прекрасно проехал в Гудвуде 1959 года на маломощном Porsche, финишировав вторым впереди Тони Брукса на Ferrari. Багетти выступал за Ferrari в 1962 году, переметнулся в ATS, но так никогда и не повторил свой реймский триумф и умер от рака в возрасте шестидесяти лет. Карьера Риккардо Родригеса была трагично короткой. Он выступал за Ferrari в 1962 году, но погиб на Lotus во время тренировок перед Гран-при Мексики. Тень Монцы лежала на всей дальнейшей жизни Джима Кларка. Когда в 1963 году он выиграл чемпионат мира, его все еще преследовала итальянская полиция и пресса, выискивая новые зацепки, новую информацию, новые детали, чего Кларк не смог бы вынести, даже обладая самой сильной волей во всем мире. Он часто думал и редко говорил об этом. «Я никогда не обсуждал этот случай на публике по двум убедительным причинам. Во-первых, это очень тяжелые и болезненные воспоминания, а во-вторых, это случилось так быстро, что я мало что помню». Он никогда не обсуждал это даже в частной обстановке. Джабби Кромбак рассказывает: «Меня не было в Монце, когда это случилось, и я не видел Джима до начала следующего сезона. Я никогда не обсуждал с ним тот случай. Частью моей сложившейся тактики было не надоедать ему. Он никогда не хотел обсуждать это. Я никогда не говорил с ним об этом. Если он вылетал с трассы, обычно он говорил, что случилось. Но в аварии, в которой погибли люди, было что-то такое, о чем не хочется говорить». Дэвид Бенсон вспоминал: «Он никогда не обсуждал со мной аварию фон Трипса. С гонщиками всегда было трудно говорить о смерти или о большой аварии, где кто-то погиб. Я никогда не обсуждал с Джимми вероятность гибели. С Джеки - да, но у него более трезвый взгляд на все это». У Кларка было предчувствие катастрофы. Монцу предварял целый ряд подобных характерных происшествий. Во время гонки на Голд Кап в Олтон-Парке в сентябре 1960 года он оказался вовлечен в длительное преследование Иннеса Айленда на другом Lotus. Как раз перед поворотом Лодж Брайан Нэйлор на JBW-Maserati замедлился, пропуская Айленда и не зная о том, что Кларк шел прямо за ним. Он сместился обратно поперек трассы, и у Кларка не было шансов уклониться. Его машина вылетел на обочину, почти перевернулась, и он потерял шансы установить быстрейший круг во второй части гонки, как он сделал это в первой. Его первый быстрый круг стоил 50 фунтов, а за второй к его дневному заработку добавилось бы еще 100, и маршалу пришлось удерживать его от попыток заставить заплатить Нэйлора. Маршал удерживает Кларка от драки с Брайаном Нэйлором после аварии в Олтон-Парке в 1960 году. Джим согласился остаться на ночь после гонки. Скотт-Уотсон чувствовал, что ему нужен отдых после аварии. Внезапно, в десять вечера он заявил: «Я уезжаю домой». Скотт-Уотсон запротестовал: «Комната оплачена, ты попал в аварию, поедешь назад утром». Но Кларк не послушался и уехал. В три часа утра полиция Ланкастера вызвала Скотт-Уотсона, чтобы тот приехал и забрал друга, который на Y-образном перекрестке, по всей видимости, не мог решить, куда поехать, и поехал прямо, снеся дорожный знак и разбив переднюю часть своего Porsche. Нерешительность, запоздалый шок или усталость? Наверное, мы никогда не узнаем. Голд Кап-1964: Кларк пришел вторым в гонке Ф-2, и на Ford Lotus Cortina победил в гонке кузовных машин. В 1996 году Крис Ри снимал фильм об этой аварии, и во время своих исследований обнаружил пленку, которую фон Трипс снял установленной на машине камерой во время круга по Монце в 1960 году. На ней снято три четверти круга по трассе, и пленка драматично обрывается в том самом месте, где случилась эта авария.

Одноместные машины 1964 год, Гудвуд Интернейшнл Трофи, 25-ая победа Джима Кларка в гонках Формулы-1. Он победит ещё 24 раза. В 1959 году Кларк гонялся за Reivers на Elite против такой же машины, принадлежавшей Грэму Уорнеру, владельцу The Chequered Flag, работавшему со спортивными машинами. Уорнер намеревался перейти в Формулу-Джуниор, младшую серию одноместных машин, созданную в Италии для автомобилей на основе деталей и двигателей для серийных дорожных машин. Вскоре она должна была получить международное признание, и в The Chequered Flag мечтали построить автомобиль для нее. Эта формула выглядела вполне успешной и привлекала множество молодых и дерзких гонщиков, и Уорнер хотел продавать им как гоночные машины для трасс, так и спортивные дорожные автомобили. В Британии все еще было относительно немного конструкторов гоночных автомобилей, так что единственным выходом было основать небольшую фабрику. Уорнер приобрел прототип, взял на работу инженера - и назвал результат Gemini1, по своему знаку зодиака. У этой переднемоторной машины были хорошо сбалансированный каркас, независимая подвеска и возможность монтажа как двигателей А-серии BMC, так и Ford 105E. В любом случае коробка передач была стандартной BMC, с раздаточной коробкой для понижающей передачи. Она не выглядела надежной, особенно в задней части, где карданный вал и стойки подвески строго ограниченной длины казались довольно хлипкими, но машина хорошо себя проявила и превзошла все ожидания Уорнера: было произведено 30 штук, большая часть - для экспорта в США. Все только начиналось. Авторитетные производители (Lola, Cooper, и Lotus) выжидали, желая убедиться, что эта формула будет успешной. В 1959 году Джим Кларк должен был стартовать на Elite в гонке в Брэндс-Хетче на День Подарков, и, получив возможность наблюдать за способностями Кларка во время сезона в тесном соперничестве с другим Elite, Уорнер пригласил его проехать в гонке Формулы-Джуниор. Это был дебют Gemini и первая гонка Кларка на одноместной машине. Брендс-Хетч, гонка Формулы-Джуниор, октябрь 1960 года. Тони Мэггс (Gemini) (поул-позиция с левой стороны стартового ряда) финишировал третьим. Кларк (Lotus 18 рядом с ним) был вторым, а гонку выиграл Питер Арунделл (Lotus 18 рядом с Кларком). Кокпит был узким, а модифицированный Speedwell двигатель Austin ненадежным. Ко времени выхода на старт, Кларк уже выглядел поникшим и безучастным, «батарейка села». Он с завистью смотрел на стоящего рядом Алана Стейси на обтекаемой машине со средним расположением двигателя, которая выделялась среди всех остальных. Законченный на скорую руку, еще даже не покрашенный, это был первый Lotus 18. Даже если он и не отличался хорошей управляемостью, все равно ему предстояло сделать Lotus лидером дорог. Кларк стартовал после того, как машину подтолкнули, но закончилось все разочаровывающее. Его настроение совсем не улучшилось после встречи с Грэмом Уорнером в гонке GT. На последнем круге, спокойно идя на втором месте, Кларк на влажной трассе потерял контроль над Elite и вылетел на обочину, сломав кулак задней подвески. Это был не самый лучший способ завершить последнюю гонку на машине Скотта-Уотсона, и, к тому же, это было его первой аварией в карьере, что пошатнуло его уверенность в себе. Он не мог понять, почему упустил контроль, винил себя за недостаток концентрации из-за того, что успокоился, удовлетворившись вторым местом. Больше он никогда не успокаивался, став вторым. Кларк регулярно «завершал карьеру», но Джок Мак-Бейн и Скотт-Уотсон быстро возвращали его обратно, убеждая продолжать: «Я обычно говорил: «Ох, нет, мы не будем этим заниматься», а они говорили: «Ох, да, мы будем!». В моих титулах есть очень много их заслуги. Если бы не они, я бы, наверняка, был вполне доволен своей фермой в Чёнсайде. Гонщикам нужен кто-то, кто бы их подбадривал во время их первых шагов, помогал в трудную минуту. У всех гонщиков бывают такие минуты, и часто приходится восстанавливать веру в себя». К началу шестидесятых уверенность Кларка все возрастала, по крайней мере, когда он был за рулем. Но после того как Рег Парнелл пригласил его присоединиться к новой команде Aston Martin в Формуле-1, он понял, что придется пересмотреть собственную роль на ферме. Aston Martin DB4 GT Zagato Кларка в Гудвуде в 1962 году. Парнелл был в гонках с 1935 года, после войны сделал себе имя с Maserati и ERA, и выступал за Alfa Romeo в первом Гран-при чемпионата мира в Сильверстоуне 1950 года. К 1959 году он завершил карьеру и теперь руководил приходом в гонки Гран-при команды Aston Martin. Джок Мак-Бейн рассказал ему о новом большом таланте, появившемся в Шотландии. Aston был элегантной машиной с передним расположением шестицилиндрового 2,5-литрового двигателя, и хотя Джим и отверг первое предложение Парнелла приехать на тесты, он понял, что стоит на распутье; он мог или продолжать гоняться как любитель, или начать карьеру профессионала, которая могла привести его на вершину этого спорта, а его отец сетовал о времени и деньгах, впустую потраченных на хобби Джима. Парнелл назначил тестовую сессию в Гудвуде на один из морозных дней: покрытый инеем бывший аэродром выглядел пустым и неприветливым. Кларк выехал на спорт-каре Aston Martin DBR2, с 4,2-литровым двигателем, похожим на 3-литровый, который принес Aston титул в чемпионате Спорткаров. Это была самая мощная машина, какой он когда-либо управлял, и он был поражен тем, как хорошо она управлялась на обледенелой трассе. Благодаря отличному сцеплению она была невероятно быстрой. После нескольких кругов он опробовал большую одноместную модель. Она сильно отличалась от маленькой и сравнительно примитивной Gemini. Aston была серьезной машиной с огромный потенциалом, и когда Кларк сел в неё, то уже знал, что его мир должен измениться. «Я смотрел на эти огромные открытые колеса и шины и думал: «Вот оно».» Управление не отличалось от того Lister-Jaguar, на котором он гонялся за Border Reivers. Тем не менее, по мощности это был уже совсем другой уровень, хотя о 300 л/с современной ему Ferrari и речи не шло. Кларк поверил в себя, хотя определенные сомнения в том, что касается управления во время гонки, и оставались. Кларк вернулся в Гудвуд на еще одну тестовую сессию на 3-литровом спорт-каре DBR1 и 2,5-литровой машине Формулы-1, но в этот раз там был еще один незваный гость. Кларк знал, что предложения будут и от Lotus, и от Aston Martin, и, получив «Лотус-Трофи» 2 за выступление в свой дебютный год на Lotus, сказал Майку Костину, что будет тестировать Aston в Гудвуде в следующий понедельник. Костин, «второй номер» в команде Чепмена и третий человек за рулем Elite в той гонке на День Подарков 1958 года в Брендс-Хетче, появился с машиной для Формулы-Джуниор, и ее управляемость стала для Джима настоящим открытием. Вновь он оказался на распутье. Контраст между быстрым, маленьким Lotus с центральным расположением двигателя и совершенным балансом и большим, уже устаревшим и достаточно неповоротливым Aston Martin был разителен. Кларк с трудом мог поверить, что машина может так цепко держать трассу. Он прошел Сент-Мэри, левый поворот с отрицательным уклоном и глубокой выемкой посередине, быстрее, чем считал возможным: «Машина была словно «приклеена» к трассе». Кларк сделал круг по Гудвуду за 1 минуту 36 секунд, на четыре секунды быстрее, чем какая-либо машина Формулы-Джуниор до того. Совещание на стартовой решетке. Кларк (в Lotus 18) советуется с Тревором Тейлором (впереди) и Майком Костином. Дальше - больше. Чепмен хотел, чтобы Кларк опробовал Lotus Формулы-1, который очень походил на Lotus 18 Junior только с 2,5-литровым двигателем Coventry-Climax. Тем не менее, Кларк дал слово Парнеллу, что будет готов выступать за Aston Martin, если они выйдут на старт, что все еще было под сомнением. Если бы годом раньше у них уже была машина, шансов было бы больше, но Парнелл предлагал 600 фунтов стерлингов в год за то, что Кларк подождет. Он согласился, но, попробовав Lotus, вернулся к Парнеллу и сказал: «Колин Чепмен предлагает мне место в Lotus. Он обещает платить больше, чем ты. Как ты думаешь, что мне делать?» Он не пытался выбить из Парнелла лучшие условия. Эта потрясающая наивность была полностью в его характере. Парнелл, к его чести, ответил: «Я думаю, по этим новым правилам, которые примут в следующем году, эта машина не пройдет, и если ты хоть немного соображаешь, то пойдешь в Lotus, так что мы разрываем контракт». Чепмен взял его в Формулу-Джуниор и Формулу-2, серию для полуторалитровых машин без наддува - таких, как в будущей Формуле-1. Таким образом, все еще только осваивающий премудрости гоночной дипломатии Кларк теперь стал профессиональным гонщиком. Он встречался с Парнеллом в «Клубе рулевого колеса» на Брик-стрит в Мэйфэр3, где был небольшой обеденный зал, а в число завсегдатаев входили многие лондонские торговцы подержанными автомобилями и такие гонщики, как Стирлинг Мосс, Майк Хоторн и Питер Коллинз. В пятидесятые они не садились в частные самолеты и летели на гонку. Они ехали туда, а в четверг, по возвращении, устраивали вечеринку, где Мосс сидел на ступеньках и рассказывал всем, что там происходило, а Хоторн потягивал пиво в баре. Ford использовал в рекламе чемпиона по гонкам на кузовных машинах Джона Уайтмора (слева), Джима Кларка и Джеки Стюарта. В такой компании Кларк казался неприветливым, застенчивым и несколько недоверчивым. Его там встретил Дэвид Бенсон, и Кларк принял его за человека Парнелла, пришедшего поговорить об их контракте, продемонстрировав свою обычную подозрительность по отношению к незнакомцам. Инициатива Aston провалилась на полпути к сезону. Это был последний год 2,5-литровой формулы, а новую 1,5-литровую машину строить не планировали. Кларк пришел в этот спорт под занавес эры больших автомобилей, строгих менеджеров и командной тактики. Гонки команд уходили, а им на смену шли гонки пилотов. Чемпионат мира разыгрывался уже в десятый раз, и в центре внимания теперь были скорее люди за рулем, чем машины и производители. С этого момента тот, кто построил машину, значил меньше, чем тот, кто был за рулем. Точно так же, как в скором будущем название машины уйдет в тень спонсоров. В 1960 году Border Reivers собирались продать Lister-Jaguar и взять взамен восстановленный после пожара в Гудвуде 3-литровый Aston Martin DBR1. Планы Кларка включали в себя спортивные машины, Формулу-Джуниор и Формулу-2. В 1960 году наступило время по-настоящему заняться гонками и смириться хотя бы со временным отходом от каждодневных дел на ферме. Aston Martin DBRI - ветеран Reivers - финишировал третьим в Ле-Мане 1960 года под управлением Кларка и Роя Сальвадори. Управляющим фермой назначили Билла Кэмпбела. «Я знал, что могу доверить ему управление фермой без моего постоянного контроля». Уверенность, доверие и решение дел в семейном кругу все еще были принципами, на которых строилась жизнь Кларка. Его обязательства перед Aston Martin и Lotus помешали ему выступить в некоторых гонках за Reivers, но вместе с напарником Роем Сальвадори он занял достойное третье место в общем зачете в Ле-Мане. Опередить Ferrari на старом потертом Aston было выдающимся достижением и стало, возможно, последним его крупным успехом на любительском уровне. Сезон 1960 года ознаменовал приход Джима Кларка на «верхние ступени» автоспорта и на вершину водительского искусства. Никогда больше Motor Sport не будет пытаться найти объяснение его выступлениям в превосходстве его машины. На протяжении года его череда побед на Lotus 18 во всех трех сериях показала, что он - выдающийся гонщик. Теперь уже не было сомнений, что это искусный и преданный гонкам спортсмен - что бы ни случилось. Партнеры: Джим Кларк и Колин Чепмен. Образ жизни теперь полностью изменился. Он покинул уютный мир клубных гонок, Border Reivers и Яна Скотта-Уотсона и столкнулся с реалиями профессионального мира Гран-при. Ян еще оставался его менеджером в первый год выступлений за Lotus. Он занимался всеми его переездами, но в конце года получил письмо от члена семьи Джима, где говорилось, что в его услугах более не нуждаются. Он уступил и занялся другими делами. Он все еще ездил на Гран-при время от времени, но таких отношений, как раньше, между ними больше никогда не было. Этот разрыв стал настоящим ударом для Яна. Кого было винить? Это предательство было совершенно для него нехарактерно. Ян отказывался винить Джима. Оно перечеркнуло всю их дружбу, и совпало по времени с ссорой Кларка и с Иннесом Айлендом. Кто-то явно волновался, что очень близкая дружба между Кларком и Скоттом-Уотсоном может быть превратно истолкована. При здравом размышлении Скотт-Уотсон почти мог понять почему: в конце-концов они жили в одной комнате и были практически неразлучны, - хотя любой, кто знал их, счел бы даже саму идею смехотворной. Скотт-Уотсон переживал из-за того ощущения предательства, которое у него осталось, но не считал возможным обсуждать это с Джимом Кларком. Он чувствовал чье-то новое влияние на его жизнь; оно выходило за рамки автогонок, хотя и было их частью. Джима начал «околдовывать» Колин Чепмен. Когда основной пилот Джон Сертиз (слева) уехал на мотогонку, Чепмен заявил Кларка. Зандвоорт 1961 года был его дебютом в Формуле-1. Надпись на рисунке: – Я очень сожалею, босс, что не смогу пилотировать Lotus в Зандвоорте. – Да, но тебе надо бороться за титул в мотогонках. Вы одного роста, попробуем взять этого парня. – Я? В Ф1? Правда? Примечания: 1 - Близнецы (англ.) 2 - Приз для гонщика, проехавшего свою лучшую гонку дебютного года на Lotus. 3 - Престижный район Лондона.

От Фулл Саттона до Спа Победитель получает все. Джим Кларк «в венке» победителя, но по нему видно, какой напряженной была гонка. Первая для Джима Кларка гонка на D-типе, проводившаяся на аэродроме в Фулл Саттоне (Йоркшир), обеспечила ему место в книге рекордов, как первому гонщику, сумевшему на спортивной машине пройти круг по британской трассе со средней скоростью свыше 100 миль в час. Разница по сравнению с заброшенным ухабистым Чатерхоллом была разительной. Трасса в Фулл Саттоне была в 3,2 мили длиной и содержалась в отличной состоянии. Американские ВВС только что потратили четверть миллиона фунтов, огромную сумму по меркам 1958 года, на восстановление покрытия на ней. И вполне в духе Кларка было проехать на этом D-типе без печки и верха всю дорогу до трассы морозной ночью в начале апреля, поскольку у Reivers своего трейлера не было, а старый фермерский грузовик Эдингтона сломался. «Той ночью я натянул все свитера и пальто, которые только мог найти, забрался в D-тип и поехал сквозь слякоть Бервика прямо в метель. Я проехал через Ньюкасл в 11 вечера с жутким грохотом». Джим Кларк, действительно, любил покрасоваться за рулем. Ему не только нравилось управлять быстрой машиной, он любил демонстрировать свой контроль над ней. Пижонство за рулем, возможно, было частью его вновь приобретенной открытости характера или же могло быть даже проявлением его стеснительности, который побуждала его носить маску или прятаться в машине, как в раковине. Некоторые из его подвигов на дороге в девяностых могли бы расцениваться, как не политкорректные или даже антиобщественные, хотя в 1959 году это не было ничем большим, чем обыкновенное ребячество. Его выходка с проездом по Ньюкаслу поздней ночью под громкий звук выхлопа D-типа получила достойное продолжение, когда он вел заменивший прежнюю машину Lister-Jaguar обратно в Шотландию. Он с удовольствием поучаствовал в персональной гонке с Ford Thunderbird, пройдя ее на 150 милях в час. Кларк заметил Thunderbird, который шел на 120 милях в час, а зеркало заднего вида его водителю заслонял пассажир. Воскресным утром, с маячащими слева выхлопными трубами Lister - это стало серьезным потрясением для незадачливого офицера американских ВВС. Гонка на холм 1958 года. По дороге Кларк остановился у Джеки Стюарта. (Надпись на программке: Отдохни-и-будь-благодарен, открытая национальная гонка на холм. Королевский автомобильный клуб Шотландии. Официальная программа. Воскресенье, 5 июля 1958 года.) Ребячество? В 1959 году скоростных ограничений для дорог общего пользования не существовало. D-тип стал возрождением Border Reivers. Команда была настолько неорганизованной, что практически распалась, но прогрессирующий Джим Кларк открыл для них новые горизонты. Сейчас, под своим Галашильским флагом, команда вновь заставила остальных считаться с собой. Сезон 1958 года принес 20 побед Джима Кларка на Jaguar и Porsche, не считая побед в своем классе в спринтах и гонках на холмы - на Triumph TR3. Он гордился своим неофициальным рекордом на TR3 в гонке на холм «Отдохни-и-будь-благодарен1. Это сравнительно малоизвестное соревнование на уже не использующейся дороге, проходящей через лес Глен-Ко в глуши Аргилшира, позволило ему воплотить стремление быть лучшим на любой машине и в любой ситуации. Поездка туда из Данса познакомила его с тем, кто однажды станет его товарищем, извечным соперником и близким другом. Его маршрут к месту проведения первого соревнования Королевского Шотландского Автоклуба проходил по северному берегу Клайда, одного из наименее живописных заливов Фирта, пролегающего между холмами Килпатрика и плоским берегом Абботсинча. На западном берегу канала Форт-и-Клайд, рядом с нефтехранилищами и вспомогательными доками Боулинга2, находится Милтон, а в пятидесятых местными представителями Jaguar в Дамбаке были Стюарты. Джим Кларк знал Джимми Стюарта по его блестящим выступлениям на Jaguar, принадлежавших Ecurie Ecosse. В 1954 году Стюарт получил травмы на частном Aston Martin в Ле-Мане, а в следующем году вновь угодил в аварию, и врачи посоветовали ему больше не рисковать. Он повесил шлем на гвоздь. Его мать никогда не одобряла гонок, и, как и следовало ожидать, умный, галантный, учтивый Джимми Стюарт сдался. Тем труднее ему было потом принять тот факт, что его брат Джеки завоевал всю ту славу и состояние, к которым он сам подошел так близко. Когда Джим Кларк сделал остановку в Дамбаке в 1958 году, он уже был немного знаменит. Джеки Стюарт очень волновался, встречая его: «Даже тогда он был особенным. Он только что сделал круг по Фулл Саттону на своем D-типе со скоростью 100 миль в час. Это был человек, на которого я просто обязан был посмотреть. Я добежал от дома к гаражу, его TR3 стоял под навесом - его заправляли Esso Extra»3. Стиль одежды Джима уже тогда был для Джеки загадкой. «Джимми никогда слишком сильно не менялся. Он был в кепке и синем свитере под горло, с воротником и галстуком». Кларк опасался ездить на D-типе. Он уверял, что машина для него слишком быстра, но, после тестовой сессии в Чатерхолле, где он сам испугался собственной скорости на главной прямой, он все же согласился гоняться на ней. У нее был превосходный двигатель, говорил он, а перспективы на 1958 год были дополнительным стимулятором. Скотт-Уотсон придерживался стратегии расширения горизонтов, так что - после столь высоких скоростей в Фулл Саттоне - он заявил на гонки спортпрототипов в Спа-Франкоршам в Бельгии и D-тип, и Porsche. Спа была одной из быстрейших трасс в Европе. Образованный дорогами общего пользования треугольник длиной 8.76 миль в живописной поросшей лесом долине бельгийских Арденн, недалеко от границ Германии. С хорошим покрытием и скоростными поворотами, невероятно быстрая, она может похвастаться одной из самых длинных прямых в автоспорте и продолжительным извилистым подъемом по склонам естественного амфитеатра, назад, к старту. Круг заканчивался шпилькой и быстрым зрелищным спуском с горы к боксам. С самого открытия в 1924 году это трасса была полна драматических событий, она принимала 24-часовую гонку туринговых автомобилей, но так и не завоевала славы Ле-Мана. В тридцатых годах в Гран-при Бельгии доминировали немецкие команды, и эта гонка стала одной из первых возобновленных после войны, в 1947 году. В пятидесятых это все еще шоссе общего пользования - в лучших традициях дорожных гонок, - все еще с прямой Маста, слегка уходящей под гору на протяжении около двух миль, где до войны машины разгонялись почти до 200 миль в час. Только самые храбрые и быстрые гонщики проходили коварный изгиб в середине Масты газ в пол, и эту трассу в Британии помнили, главным образом, в связи с аварией, оборвавшей жизнь Ричарда Симена, одного из лучших английских гонщиков тридцатых годов, погибшего за рулем заводского Mercedes-Benz. D-тип уже бывал здесь, под управлением Генри Тэйлора, но для Джима Кларка Спа была новым опытом, который ему совсем не понравился. Среди соперников был Мастен Грегори, гонщик, которым он искренне восхищался, на принадлежавшем Ecurie Ecosse Lister-Jaguar. Кроме того, были там Поль Фрер (Aston Martin), Оливье Жандебьен (Ferrari Testa Rossa), Кэрролл Шелби (Aston Martin), Джек Фэйрмен (Ecurie Ecosse Jaguar D-тип), Айвор Бьюб (Jaguar D-тип) и Арчи Скотт-Браун (Lister-Jaguar). Все здесь сильно отличалось от предыдущего уик-энда в Чатерхолле, когда тормоза D-типа заблокировались в конце прямой. От большой температуры сплавились медная часть тормозных колонок и медное же покрытие на тормозных дисках, - недоброе предзнаменование перед его первой международной гонкой на трассе, которую он никогда раньше не видел. Он слышал, что это быстрая трасса и признался, что если бы он представлял себе, что она из себя представляет, то остался бы дома. И снова Скотт-Уотсон убедил его взяться за дело, заставил поверить в себя и даже смутил разговорами о Формуле-1. Альтруизм Скотт-Уотсона, вероятно, уже шел на убыль. Он определенно считал себя менеджером Кларка. Сам Кларк тоже считал его менеджером Кларка и охотно признавался, что никогда бы не занялся гонками всерьез, если бы не постоянное подзуживание Скотт-Уотсона. Когда Скотт-Уотсон понял, что никогда не станет хорошим гонщиком, то нашел свое призвание в роли организатора, наставника, администратора и спонсора, к тому же ему импонировала ответственность, лежавшая на организаторах в автоспорте. А поняв, что его будущее не связано с Джимом Кларком, он посвятил себя BMRC и, через ставший его преемником Шотландский Клуб Автогонок (SMRC), трассе Инглистон возле Эдинбурга Тем временем, в Спа Джим Кларк поставил свое желание гоняться выше сомнений в своей способности конкурировать с людьми, которых он считал талантливее себя, как Мастен Грегори. Сначала он согласился гоняться, скрепя сердце, а потом решил, что обязан это делать, чтобы никого не подвести. Гараж в Мальмеди, местечке неподалеку от трассы в Спа, ставшем ареной жестокой резни во время Второй Мировой Войны4, Border Reivers делили с Ecurie Ecosse. Дэвид Мюррей предложил Джиму осмотреть трассу на взятом напрокат Volkswagen вместе с гонщиком Ecosse - опытным Джеком Фэйрменом. Это не было чем-то необычным. Мюррэй делал это из лучших побуждений. Идея заключалась в том, чтобы Фэйрмен показал Джиму, как проходить повороты, где тормозить и где нажимать на газ. Джим предпочитал находить траекторию самостоятельно, но с предложением согласился. Фэйрмен показал ему не только знаменитую трассу, но и места, где погибали или получали травмы авто- и мотогонщики. На месте, где в 1939 году разбился Ричард Симен, стоял памятник, еще один был в Стейвелоте, где погиб Билл Холлоуэлл, мотогонщик AJS. Ко дню гонки Кларк был совершенно подавлен, но сумел оправиться достаточно, чтобы финишировать на Porsche пятым в классе 2.0 литра в утренней гонке GT. Было сыро, и у него получилась напряженная дуэль с Вольфганом Зайделем на Alfa Romeo Giulietta, но, когда дождь перестал, Кларк потерял преимущество, и его смогли обогнать несколько AC Bristol. К 4 часам дня, когда стартовала главная гонка, он сильно нервничал, и сумел вернуть себе самообладание только под конец гонки. Его D-тип не заносило так сильно, как, по его описаниям, Sunbeam в Романнобридж. Он вел машину осторожно и осмотрительно, не желая втягиваться в спор за лидерство с крутыми парнями. Кларк демонстрировал зрелость и хладнокровие, которые сложно было ожидать от человека с его опытом в гонках. Его программа на 1958 год предусматривала несколько гоночных уик-эндов подряд, но все равно он был новичком в этом деле, и продемонстрированная им осторожность должна была стать его визитной карточкой. Он всю карьеру мог сохранять запас скорости, редко выкладываясь на «десять десятых», если использовать термин покойного Дени Дженкинсона, заслуженного корреспондента «Motor Sport» в Европе, который изобрел собственную шкалу «Дженкс» для точного описания усилий, затраченных на достижение конкурентоспособной скорости. Джим Кларк редко превосходил уровень «восемь десятых», и Спа может считаться своеобразным упражнением по калибровке, которое показало, где проходят пограничные линии. Он фактически ехал на «шести десятых» своего таланта, но это позволяло продолжать гонку, в то время как многие новички прыгнули бы выше головы и разбились. Выступление Кларка в Спа наглядно продемонстрировало тот самоконтроль, на который он был способен за рулем гоночной машины. Оно представило психологическую характеристику, согласно которой Кларк мог контролировать свою гонку невероятно точно, не допуская ни одного неверного поворота руля. Но ему предстояло увидеть последствия ошибки. Это стало горьким опытом. Мастен Грегори и Арчи Скотт-Браун рвались вперед на своих Lister-Jaguar. Грегори из Канзас-Сити, единственный из топ-пилотов носивший очки, унаследовал большое состояние в 1951 году и потратил львиную долю на спортивные машины. Импульсивный до безрассудства, он бы не удивился, если бы ему пришлось умереть за рулем гоночной машины, как не удивились бы и многие его соперники, но он уцелел и умер в 1985 году от сердечного приступа в возрасте 55 лет. Он прошел Джима Кларка на круг, и следующие за ним рев двигателя и порывы ветра качнули TKF так же сильно, как удивили его водителя. «Мастен проехал мимо меня, уверенно лидируя, я видел ушедший в занос Lister-Jaguar, скрещенные руки, то, как он управлял машиной. Я был шокирован и подумал: «Черт возьми, если это и есть автогонки, то я сдаюсь прямо сейчас». Я не думал, что кто-то еще может ехать также быстро, как он». Ростки профессионализма, студийный портрет от Патрика Бенджафилда. Две машины Ecurie Beige - Aston Martin DBR2 под управлением Поля Фрера и Ferrari Testa Rossa Оливера Жандебьена - тоже обошли его, и Кларк решил, что мог бы попробовать пройти их, используя слип-стрим. Он почти не уступал им в скорости, когда, как раз перед изгибом в середине прямой, вышел из их аэродинамической тени. Машину резко развернуло поперек трассы. Это произошло на скорости около 175 миль в час. Кроме одного случая почти месяц назад, он никогда не превышал среднюю скорость в 100 миль в час, и был сильно напуган. Но худшее было еще впереди. Скотт-Браун переживал нечто вроде карьерного кризиса. В 31 год он уже смирился с тем, что не добьется большого успеха в Формуле-1, в личной жизни царил беспорядок, гаражный бизнес шел не слишком хорошо, и недавно в Сильверстоуне его обошел Грегори. У него от рождения хорошо действовала только одна рука, и ему требовалось специальное разрешение просто, чтобы гоняться, к тому же после прихода в Ecurie Ecosse у него были сложные отношение с Дэвидом Мюррэем. Лидеры были так близко, что нос машины Скотт-Брауна на третьем круге зацепил, оставив вмятину, хвост также принадлежавшей Ecosse машины Грегори. Знаменитый бельгийский ливень вымочил часть трассы, и лидировавший Скотт-Браун попал в сильную аварию. Обтекатель его Lister оцарапал лицо памятника Ричарду Симену. Машина упала рядом с ним, загорелась и, несмотря на храбрость бельгийский жандармов, не испугавшихся взрывоопасного сплава магнезия, гонщик сгорел. Билли Поттс, кузен, с которым Джим выступал на Шотландском Ралли - 1955, был в Спа с командой Reivers, когда погиб Арчи Скотт-Браун: «Джим был очень тихим. Он почти не говорил, но было видно, что он подавлен. Ночью после аварии Скотт-Брауна мы были в больнице, и он был в сознании, даже говорил, а врач сказал: «Знаете, он умрет». Мы спросили: «Как? Почему?». Но у него больше двух третей тела были в ужасных ожогах. Мы были просто разбиты, когда нам равнодушно сказали, что он умрет. 1959 год, Lister, принадлежащий Border Reivers. После аварии Скотта-Брауна Кларк обращался с ним почтительно. Авария Скотт-Брауна была для Кларка первым близким знакомством со смертью на трассе. Он прошел через ливень, заметил шлейф дыма, поднимающийся над другой частью трассы, и понял, что кого-то резкая смена погодных условий застала врасплох. И когда у Border Reivers появился свой Lister, он испугался. Эта машина была такой же, как та, Скотт-Брауна. Он считал, что она слишком быстра для него. Эта авария стала для него глубоким ударом. Он познакомился с Арчи только накануне гонки, но в небольшом шотландском автогоночном обществе его хорошо знали по его прекрасным выступлениям в Чатерхолле и в гонках вроде British Empire Trophy-1955 в Олтон-парке. Его умение, несмотря на увечье, контролировать большие мощные машины поражало Джима так же, как всех остальных. Джиму Кларку пришлось начинать учиться преодолевать трагедии, справляться с их последствиями, и мало сомнений в том, что с того дня он заставлял себя подавлять свои чувства. Вероятно, для его чувствительной натуры это было единственным способом двигаться дальше, ведь сезон 1958 года, столь насыщенный для него, хотя и устранил многие его сомнения в собственных силах, принес вместо них новые волнения: об опасностях автоспорта. Он ненавидел Спа, и все же, придя в гонки Гран-при, побеждал здесь четырежды. Как будто здесь щелкал выключатель, заставлявший его показывать все, на что он был способен. В Гран-при Бельгии 1963 года, на вымокшей от дождя трассе, на его машине вылетела передача. Он прошел изгиб Масты, держа ее одной рукой, и договорился с Чепменом сохранить это в секрете. Он не всегда был осторожным. В стрессовой обстановке он демонстрировал потрясающую смелость. В 1964 году это была действительно гонка Дэна Гарни и его нового Brabham-Climax. Позади него Кларк, Хилл и Мак-Ларен сражались за второе место, пока Гарни не заехал в боксы с пустыми баками. В лидеры вышел Грэм Хилл - и у него кончилось топливо. В лидеры вышел Брюс Мак-Ларен - и у него кончилось топливо. Джим Кларк прошел его перед финишной чертой, но его смутило то, что маршалы забыли показать финишный флаг. Он остановился на трассе, чтобы посочувствовать Гарни, не зная, что выиграл свой второй Большой Приз Бельгии. В 1965 году в Спа опять было влажно, и Джим проявлял заметную заботу о Джеки Стюарте, для которого эта гонка была первой в Спа. По своему печальному опыту он хорошо знал, с чем придется столкнуться его новому другу. Они занимали первые две позиции. Кларк лидировал с комфортным отрывом и замедлился, чтобы поберечь машину. BRM Стюарта догонял его, пока Кларк не увидел его оранжевый нос в зеркалах. Он рассказывал Грэму Голду: «На прямой я увидел в зеркале это яркое пятно и вдруг подумал, что льет дождь, мы в Спа, а это ужасное место. Если Джеки видит меня, он может решить, что сумеет меня догнать». Со своей обычной вежливостью, он выдал несколько быстрых кругов и увеличил отрыв, беспокоясь, как бы менее опытный Стюарт не рисковал и не ехал слишком быстро, увлекшись преследованием. Подтверждение этому можно найти во времени Кларка между 19 и 25 кругами, когда он спокойно срезал по 10 секунд на каждом круге, чтобы оторваться от своего товарища. В 1965 году вежливость еще присутствовала в автогонках. Но в 1959 году он еще не рассматривал гонки, как карьеру, и отказывался считать себя чем-то большим, чем гонщиком-любителем, до последней гонки года в Чатерхолле, на которую Дэвид Мюррэй заявил D-тип для Рона Флокхарта и Tojeiro Jaguar для Иннеса Айленда. Машины Ecosse были оснащены лучше: новейшие шины Dunlop R5 - вместо старых R3 у менее привилегированных Reivers. У Ecosse стояли 3,8-литровые двигатели - против 3,4 литра у Джима. В 1959 году Флокхарту было 35 лет. Гоняться он начал десятью годами ранее в MGTC, превратившейся в 1953 году в ERA, и дважды выигрывал Ле-Ман на Jaguar, принадлежавшем Ecosse. Он гонялся в Формуле-1 на Maserati, BRM, Lotus и Cooper, финишировав третьим на Connaught в Монце в 1956 году. На BRM он получил ожоги во время Гран-при Франции 1957 года и был одним из лучших гонщиков в 1962 году, когда погиб при попытке побить рекорд перелета из Сиднея в Лондон на Mustang - североамериканском истребителе времен Второй Мировой. Айленд был моложе, но вот-вот должен был подписать контракт с Lotus, впечатлив Колина Чепмена своей невероятной ездой во время 12-часовой гонки в Реймсе. Это был первый раз, когда Кларк вел D-тип на пределе, обнаружив, что он вполне может задать жару обеим машинам Ecosse. Айленда на Tojeiro развернуло, и Джим был доволен, финишировав вторым, совсем недалеко от опытного Флокхарта. Беспокойство Кларка о том, что он может перестараться и потерять самоконтроль от волнения, ослабло, когда он понял, что может держаться на равных с обоими гонщиками без риска превысить свои возможности. Он все еще знал очень немного о гоночных машинах и о том, как ими нужно управлять. Достаточно мощный D-тип научил его большему, что он мог бы узнать в Формуле-Джуниор. Он считал, что гонщик должен знать свой предел и держаться в этих границах, хотя рано или поздно ему придется их переступить - иначе он никогда не узнает, что это был предел. Он взял за правило для себя: после поворота думать, что мог бы пройти его быстрее и при этом не вылететь. Джим удивил сам себя, показав одинаковое - и победное - время на своем Triumph TR3 и на Porsche во время спринтовых заездов Автомобильного клуба MG на Стобс Кэмп, возле Хоувика, где я вновь познакомился с ним. Кроме того, он выступал в «Отдохни-и-будь-благодарен» и выиграл Ралли Границ на Triumph вместе со своим другом Эндрю Расселом. Он с теплотой вспоминал те ралли, где он участвовал вместе с Эндрю Расселом, как свое лучшее время за рулем. Таких беззаботных гонок у него никогда больше не будет. Теперь он анализировал аварии. Видя ошибку другого гонщика, он находил ей объяснение, как обычно делают гонщики, успокаивая себя тем, что он так не ошибется. Возможно, это было лишь иллюзией, но она помогала ему справляться с давлением от длительной подверженности опасности. Медицинские службы в гонках все еще были на примитивном уровне; Льюису Стенли, безусловно, человеку самоуверенному, но, главное, действительно заботящемуся о безопасности в автогонках, - еще только предстояло устроить революцию в подходе к оказанию неотложной помощи. Единственным изъяном в самоуспокаивающем анализе Кларка было осознание того, что судьбу может вырвать из его рук механическая поломка. В той первой гонке в Спа он финишировал на почетном восьмом месте, позади Фэйрмана на D-типе Ecosse, но этот опыт повлиял на его отношение к гонкам, хотя, возможно, и не так, как он сам думал. Он мог думать, что справляется с этим, но все говорит о том, что он подавлял свои истинные чувства в попытке взять их под контроль. Лучше всего сдерживать их у него получалось за рулем гоночной машины. Это стало большим, чем спорт, чем карьера, даже большим, чем страсть. Это превратилось в зависимость. Эмоции Кларка походили на те, что испытывают летчики-истребители на войне, когда закрываются от частых и внезапных смертей товарищей. Они становятся очень осмотрительными в плане отношений с товарищами-пилотами. Им приходилось верить в то, что они более умелые, ловкие и удачливые, чем погибшие. Им нужно было находить объяснение тому, что они выжили, чтобы развеять сомнения, и часто они испытывали чувство вины за то, что остались невредимы. Для Джима Кларка единственным способом доказать самому себе, что он более умелый и ловкий, было побеждать. Его методом получения столь желанного контроля было повышать уровень стресса, который улучшал его восприятие и реакцию, в соответствии с описанными мной исследованиями Британского Журнала Психиатрии. Его способность концентрироваться, должна была быть огромной, возможно, это свидетельствовало об остром уме и жестком самоконтроле. Сказывались холодные ванны Лоретто. Именно из самоконтроля и природной амбициозности и появилась его жажда побеждать. Фирменная марка гоночной тактики Кларка - рывок вперед в самом начале гонки был лучшим способом продемонстрировать контроль и приглушить стремление, которое теперь толкало его на новый серьезный шаг в карьере: Lister, Lotus и одноместные гонки. D-тип сослужил Reivers хорошую службу, и к 1959 году Джок Мак-Бэйн уже задумывался о Формуле-2. Кларк казался готовым к гонкам на одноместных машинах, а «мини-Vanwall» - Lotus с передним расположением двигателя - выглядел неплохой перспективой. Осенью 1958 года Мак-Бэйн достал один такой на пробу. В Брэндс-Хетче состоялась первая тестовая сессия, несмотря на то, что Джим не только никогда не сидел за рулем одноместной гоночной машины, но даже никогда не ездил в Брэндс-Хетче, небольшой сложной трассе в Кенте, которая вскоре (в 1964 году) примет свой первый Гран-при Великобритании. Проехать по этой трассе было ошеломляющим опытом, но это стало главным поворотным пунктом, потому что он проявил свой потенциал уже за несколько кругов. Умелым гонщикам не нужно долго работать, чтобы установить конкурентоспособное время на круге, они вполне способны показать его сразу же. Это было началом его отношений с человеком, который вдохновлял и мотивировал его всю оставшуюся жизнь - с Энтони Колином Брюсом Чепменом. Джим начал тесты перед выдающейся публикой. Только что подписавший контракт с Ferrari Клифф Эллисон, Грэм Хилл, Иннес Айленд, Алан Стейси и Кейт Грин - все они либо уже были в Формуле-1, либо вот-вот должны были в нее попасть. Едва отъехав, он не сумел найти в узком кокпите педаль тормоза и подумал, что они решат, если он отправит машину на списание уже в Паддок-бенд. Они ни за что не поверят, что он просто не мог понять, как остановить эту штуку. Вновь подняли голову его страхи выглядеть глупо. Ему не стоило волноваться. Он вернул контроль, и Чепмен был полностью поглощен этим зрелищем, пока Скотт-Уотсон не поведал ему, что Кларк не только впервые был за рулем одноместной машины, но и Брэндс-Хетч тоже была для него в новинку. Чепмен немедленно зазвал его назад, уверенный, что он едет за пределами своих способностей. Для людей, привыкших к простым смертным, это была обычная реакция на скорость Кларка: было просто невозможно поверить, что кто-либо может быть столь хорош, не прыгая выше головы. Чепмен вновь выпустил Кларка на Lotus Elite, о покупке которого подумывал Скотт-Уотсон, чьи коммерческие заботы были сильнее мимолетных опасений по поводу того, что Джим может вылететь с трассы. В любом случае, он видел, как ровно и умело Кларк ведет машину, и совершенно не переживал об еще одной тестовой сессии на машине Формулы-2. Кларк делал круг за 58,9 секунд, что вынудило основного пилота команды Грэма Хилла ответить ему и установить неофициальный рекорд трассы - 56,3 секунды. Должно быть, столь быстрый новичок встревожил его. То, что случилось потом, глубоко поразило Джима. Он выбрался из машины, Грэм Хилл сменил его, и от машины отвалилось колесо. Паддок-бенд был быстрым спуском с поворотом вправо за боксами, что делало его сложным для гонщиков, которые не видели апекса, и им приходилось ориентироваться на невидимую точку за гребнем холма. Lotus перевернулся, вылетевший Хилл был невредим, а Кларк - шокирован. Он твердо решил больше никогда не ездить ни на чем, столь же хрупком. Вместо этого Elite был признан подходящим, и Скотт-Уотсон поместил его в свой «лист покупок» на 1959 год. Джим Кларк демонстрирует Lotus Elite Джимми Скотту из «Эдинбруг ивнинг ньюз» («Вечерние новости Эдинбурга»). Машина должны была быть готова к гонке в Брэндс-Хетче на День Подарков5. Кларк и Скотт-Уотсон приехали на ночном поезде в Лондон, получили ее в Грин-Парк Отеле, и времени оставалось только на то, чтобы по А20 добраться до Брэндс-Хетча и заклеить лентой фары перед практикой. Встреча в гонке с Колином Чепменом на еще одном Elite показала, что он был не только талантливым инженером, но и прекрасным и конкурентоспособным гонщиком. И еще она доказала, что молодой и сравнительно неопытный Джим Кларк был ему более, чем равен. «Мотоспорт» был настроен скептически, намекая, что только благодаря тому, что Elite Кларка был оснащен всеми новинками, он сумел оставаться впереди Чепмена, пока им на пути не попался круговой. И вновь очевидцы не верили, что этот относительно неизвестный гонщик может превзойти признанного эксперта. Его скорости нашли еще одно объяснение: на этот раз это были «последние новшества». Эту теорию Чепмен охотно поддерживал, поскольку она доказывала то, что частные Elite столь же быстры, как и заводские машины. Выступления Кларка были просто невероятны, и в Брэндс-Хетче он не только сравнялся с Чепменом, чье мастерство было давно доказано, но и превзошел его второго номера - опытного Майка Костина, который тоже сыграет свою роль в ближайшие годы. Питер Арунделл выражает сочувствие Кларку после отказа двигателя на первом круге кошмарного Гран-при Бельгии-1966. Не похоже, чтобы Кларк проникся. Если Джим был очарован Чепменом, то Ян Скотт-Уотсон был менее доверчив. Он знал, что Чепмен продал ему не совершенно новую, только что с фабрики, машину, и приготовился к неприятностям. Джим вырос в атмосфере доверия, когда вполне можно было покупать кота в мешке, зная, что твои деньги окупятся. Почти до последнего он верил, что люди, в общем, были такими же честными, как и он сам. Ни цинизма, ни обмана, ни лицемерия. Увы, такие моральные принципы были не лучшими данными для карьеры в элитном автоспорте. Оставшийся практически в одиночестве Скотт-Уотсон был осторожен, высматривал поджидающие неосмотрительных подводные камни, но его советы должны были быть отвергнуты. Все подозрения Джима о большом мире за пределами Шотландии были хорошо обоснованы, хотя и не четко сформулированы. Но одно было ясно: его судьба была определена. Она была с Lotus и Колином Чепменом. Гибель гонщиков была обычным делом. Редкие в любительских гонках серьезные травмы стали частым явлением в профессиональных. (Надпись на картинке: «Ой, гонщик вылетел! Хоть бы все обошлось!» (фр.)) Уолтер Хайес: «Такому таланту от бога нет объяснения, потому что-то, что произошло в Брэндс, было подобно второму пришествию. Это было поразительно. И это то, что более всего привело в восхищение Чепмена. Он готов был на все ради того, чтобы подписать Кларка, потому что он знал, что получил. Джимми был секретным оружием Чепмена. Для него это было все равно, что найти алмазы в Кимберли». Примечания: 1 - Гонка по подъему на холм по старой дороге "отдохни-и-будь-благодарен". Проводится с 1949 года. Дорога представляет собой участок трассы А83 между Аррохаром и Канду, который был построен инженерными войсками в середине 18 века. Дорога получила свое имя от установленного на вершине холма камня, который предлагает путешественникам "отдохнуть и сказать спасибо". 2 - Боулинг - город в западном Данбартоншире. 3 - Esso Extra - марка моторного масла. 4 - 17 Декабря 1944 года возле бельгийского городка Мальмеди отряд под руководством полковника СС Иоахима Пайпера уничтожил более сотни американских солдат из 285-й разведывательного дивизиона полевой артиллерии. Это преступление вошло в историю как Бойня у Мальмеди. 5 - 26 декабря.

Вехи в автогонках и TKF 9 TKF9 Jaguar D-Type, восстановленный Брайном Корсером. Эрик Димок проехал на нем в Олтон-Парке для написания статьи в журнале «Autocar» от 20 июня 1968 года. В шотландском автоспорте пятидесятых доминировали Ecurie Ecosse, которым Джим Кларк пришелся не ко двору. Его пригласили лишь однажды, и его напарник разбил машину, но к тому времени это пренебрежение уже не имело значения. Он проложил свой путь в большой мир без участия Ecosse, и это было неприятным упущением, потому что вызывало сомнения в своих силах как раз в тот критический период, когда самой главной битвой была та, которую он вел со своей неуверенностью. Джим Кларк и Дэвид Мюррэй (справа), основатель Ecurie Ecosse В мире шотландского автоспорта поддержка Ecosse была важна, но, как и Арчи Скотт-Браун, которого в середине пятидесятых уверенно относили к числу «одаренных» вроде Мосса или Хотторна, Джим Кларк так никогда и не нашел общего языка с основателем Ecurie Ecosse, Дэвидом Мюрреем. «Хотя и знаю, и очень люблю Дэвида Мюррэя, - писал Кларк, - но мы никогда не сходились во взглядах на гонки. Между Border Reivers и Ecurie Ecosse было дружеское соперничество, и я, как представитель Reivers, никогда не думал, что буду гоняться за противников, хотя Дэвид и обещал…» Он был вежлив. Когда он надиктовывал этот отрывок Грэму Голду в 1964 году, Мюррэй все еще был главой команды, которого уважали и любили за то, что, будучи маленькой частной и по всем признакам любительской командой, они дважды побеждали профессионалов в 24-часовой гонке в Ле-Мане. Одна победа уже была бы хорошим достижением, а две - беспрецедентным. Энтузиазм Дэвида Мюррэя вспыхнул еще в Бруклендсе в тридцатые. После войны он гонялся на ERA R12B «Hanuman» с Дэвидом Хэмпширом. Он брал больше страстью, чем умением, и в Винфилде на старой Maserati обошел Рега Парнелла, бывшего тогда лучшим гонщиком. Он приобрел такой же как у Парнелла 4CLT/48 и финишировал шестым на Ольстер Трофи, в двух кругах позади Фарины - чемпиона мира 1950 года. Мюррэй попал в аварию во время практики на Нюрбургринге, эффектно завершив карьеру, - из-за обещания жене или понимая, что не сможет подняться на нужный уровень, - вряд ли мы когда-нибудь это узнаем наверняка. Вместо этого он объединил клиентов своего моторного бизнеса и предложил им услуги по управлению командой. Предполагалось, что они будут собственниками гоночных машин, но как команда, смогут располагать бОльшими стартовыми деньгами, чем как частники. Элегантный Tojeiro-Jaguar, принадлежащий Ecurie Ecosse, разбитый Грегори в Гудвуде в сентябре 1959 года. Три молодых человека, достаточно состоятельные, чтобы позволить себе Jaguar XK120, объединили свои ресурсы, и Ecurie Ecosse вышла на старт с Яном Стюартом, Биллом Добсоном и сэром Джеймсом Скотт-Дугласом. Ян Стюарт выступал за заводскую команду Jaguar и мог бы перейти к более серьезным вещам. Забавно, но Джим Кларк описывал его, как «очень напряженного человека, который за рулем становится так расслаблен, как никогда». Просто зеркальное отражение его самого. У Ecosse появились и последние Jaguar типа C и D, частично на деньги от алкогольного бизнеса Мюррэя, но большей частью - загадочного майора Томсона, корабельного магната, коллекционера исторических машин и отшельника. Эксцентричный майор хотел для Шотландии мировой славы в автоспорте, и большинство машин Ecurie Ecosse были его подарками. Мюррэй писал ему почти ежедневно, но держал это в секрете. Условием благотворительной помощи Томсона было то, что никто не будет знать об этом. Его самым большим страхом было несчастье с гонщиком. В Ле-Мане 1961 года Брюс Хэлфорд разбил принадлежавший команде Cooper Monaco, и прототип Austin-Healey Sprite постигла та же участь. Хэлфорд не получил серьезных травм, но Билл Маккей, молодой шотландский гонщик в своей первой серьезной гонке повредил голову, шею и руки. Это были самые серьезные травмы, какие когда-либо получал гонщик в машине Ecosse, и это было слишком для майора Томсона. Дэвид Мюррэй выдерживал определенный изящный стиль. Эдинбургский дипломированный аудитор, бизнесмен и предприниматель, в гонках у него было чутье, которое делало его в лучшем случае провидцем, в худшем - шарлатаном. Он завоевал победу в Ле-Мане и сердца своих соотечественников больше, чем один раз, но умер в изгнании, без средств, как гоночных, так и банковских. Мюррэй хотел, чтобы шотландские фирмы финансировали команду для участия в международных гонках, но, с досадным равнодушием к зарубежному престижу, бережливые шотландцы держали кошельки на замках. Он основал клуб спонсоров, который в конце концов прогорел, но зато он познакомился с коммерческими возможностями серии Кан-Ам и других видов гонок на 10 лет раньше Брюса МакЛарена и на 20 - Берни Экклстоуна, нынешнего директора «Большого Цирка». Как и Колин Чепмен, он считал главным правильно преподнести товар, добивался известности, и его гонщики согласились покрасить машины в один и тот же цвет. Блестящие, надежные, выглядящие очень профессионально, машины Ecosse блеснули синим металлом под финишным флагом и установили новые стандарты для всех частных команд по всему миру. Этого было недостаточно для Дэвида Мюррэя. Команда не приносила дохода, и покупатели не толпились у гаража в Мерчистон Мьюз, возле Монингсайда в Эдинбурге. Винодельческие предприятия продавались или закладывались, а поскольку их «подзапустили», то и денег за них давали меньше. Наличные кончились, и, спасаясь от кредиторов, Мюррэй сбежал на Канарские острова, но и там его постигла неудача. Он умер от удара в 1973 году после небольшой автомобильной аварии. «Это был единственный раз, когда его покинуло мужество», - писала шотландская «Daily Express». Почему оно должно было покинуть его в родном городе, да еще так основательно, после жизни, проведенной за бухгалтерскими расчетами, - остается загадкой. Некролог Дэвида Мюррэя на смерть Джима Кларка был удивительно сдержанным: «Я не очень хорошо знал его, на самом деле, за всю его жизнь я могу припомнить только два длинных разговора с ним, но в мою память глубоко врезался образ школьника на велосипеде по дороге от дома к Винфилду, в тот момент, когда Ecurie Ecosse испытывали свои Jaguar. Уже тогда он был без ума от машин, задавал умные вопросы о них, был полон энтузиазма и всего стеснялся». Достаточно блеклая фраза со стороны человека, который пренебрег Кларком в его ранние годы. Через несколько месяцев после этого некролога, Мюррэй сбежал, - печальный конец карьеры, которая поместила Шотландию на автогоночную карту мира, и дала этой стране узнаваемые автогоночные цвета: темно-синий с белым Андреевским крестом. Роб Уокер, наследник империи виски «Johnnie Walker», позаимствовал сине-белый нос для своих гоночных машин, а Джим Кларк выбрал темно-синий шлем с белым козырьком. Мюррэй выбирал гонщиков, в основном, по коммерческим соображениям, и в 1953 году вступительный взнос для перспективного новичка составлял 1000 фунтов, или что-то около 9800 фунтов, если пересчитать на цены девяностых. У Джима Кларка не было ни спонсоров, ни семейных денег, ни ярких перспектив. Мюррэй заявлял о своей поддержке молодых шотландских гонщиков и пригласил Джеки Стюарта, но потом контроль над Ecosse оказался в руках созданного из благих намерений комитета, и, возможно, у него не было выбора. Тем не менее, забавно, но именно благодаря единовременной договоренности с Ecurie Ecosse Джим Кларк поверил в то, что он действительно хороший гонщик. В сентябре 1959 года Мюррэй пригласил его принять участие в «Турист-Трофи» в Гудвуде, длинной гонке, где он должен был стать напарником своего старого кумира Мастена Грегори. Они управляли командным Tojeiro-Jaguar, и Грегори разбил его, но не раньше, чем Кларк понял, что он был, как минимум, равен Грегори. Его время на круге было столь же быстрым. На самом деле, Грегори никогда не попадал в его «весовую категорию», но в 1959 году Кларк считал его выдающимся гонщиком. Понимание того, что он столь же одарен, стало главной ступенькой на его гоночной лестнице. Уверенность Джима Кларка в себе заметно возросла, когда он обнаружил, что может держаться на одном уровне с Мастеном Грегори. Барри Джилл: «Джима часто было сложно в чем-то убедить. Но, однажды что-то решив, он уже был непреклонен. После гонки в Гудвуде с Мастеном он знал, что является отличным гонщиком. Он никогда больше не отступал от этой точки зрения». Была и еще одна причина для Джима недолюбливать Ecosse. Несмотря на то, что их штаб-квартира располагалась в Эдинбурге, некоторые их гонщики, как, например, Ниниан Сандерсон были из Глазго, и могли оказаться слишком горячими. В этом прослеживались следы старого соперничества восточной и западной Шотландии, «породистых» уроженцев Эдинбурга, играющих в регби и глядящих свысока на жителей Глазго, которых они считали скандалистами, слишком шумно и слишком часто проводящими время за футболом. Одним из главных спонсоров Ecosse был «Esso», чей спортивный директор Джофф Мердок тратил более 100 000 футов в год на гонки. Для гонщиков предусматривались гонорары и бонусы за победы, бесплатное топливо и масло, но не оговаривалось, сколько получала команда, а сколько - гонщики. «Esso» отделяли контракты с Джимом Кларком, и с ним Мердок контактировал непосредственно. Строгим правилом, установленным еще предшественником Мердока, Регом Таннером, было не иметь дела с посредниками. Джим однажды привез с собой Криса Вейра, бухгалтера из Данса, чтобы тот помог с делами, но Мердок счел это ниже своего достоинства. Джимми Соммервайл из Border Reivers за рулем своей Era в Тернберри, Айршир, в 1953 году. order Reivers были полной противоположностью Ecurie Ecosse. Эту неформальную, слабо организованную команду на правах автономии, а точнее анархии, собрал Джок МакБейн, который гонялся на Cooper 500 против Алека Колдера на Brooklands Riley. Не было вступительного взноса в тысячу фунтов, как не было и внутренней структуры, совместной работы или командных указаний. Это было скорее сборищем друзей, чем организацией богатых энтузиастов, с большим разнообразием машин, включая ранний Lotus Eleven. В 1953 году они выстроили для группового фото ERA, Aston Martin DB5, Cooper-Bristol и пять Cooper 500. ERA была R12B «Hanuman», на которой гонялись Раймонд Майс, Пэт Фэйрфилд и Бира, еще до Дэвида Мюррэя и Дэвида Хампшира. Сомервайлы приобрели его в 1951 году как раз вовремя, чтобы финишировать на втором месте в гонке «свободной формулы» в Тернберри на Айрширском побережье. Команда Border Reivers с трофеями. Слева направо: Бобби Хаттл, Ян Скотт-Уотсон, Джим Кларк, Колин Кларк (не родственник), Джок МакБейн и зять Джима Алек Колдер. Влияние МакБейна на карьеру Кларка было столь же глубоким, как и Яна Скотта-Уотсона, хотя, к сожалению, не столь долгим. Бывший бортовой инженер Королевских Воздушных Сил, он был местным представителем Ford. Его территорией был Бервикшир и северный Нортумберленд, но в его сельском гараже делали много больше, чем просто продавали, покупали и ремонтировали машины. У него была налажена торговля тракторами, и он выполнял роль кузнеца и механика для фермеров. МакБейн делал ветряные мельницы, и его гараж был недалеко от Эддингтон Майнс. Поездки Джима Кларка за запчастями для тракторов часто сопровождались дискуссиями с их владельцем об автогонках, вылившись в предложение МакБейна предоставить ему собственную машину, на условиях, что Скотт-Уотсон займется организацией. Сомервайлы согласились присоединиться. МакБейн руководствовался чистым энтузиазмом. Он не рассчитывал заработать: никому не удавалось заработать на клубных гонках, но он надеялся, что продвижение его филиала Ford поможет окупить расходы. У него не было рекламного агента, и в обязанности Скотт-Уотсона входило составление рекламы в местных газетах. Для Скотт-Уотсона МакБейн был хорошо образованным, но грубоватым человеком с золотым сердцем. Он умел поддерживать компанию и служил источником вдохновения не только для Border Reivers, но и для Винфилда и Чатерхолла, - двух трасс на Границах, где автогонки возобновились после войны. Винфилд был небольшим дополнением к Чатерхоллу - аэродрому для ночных истребителей, с которого поднялся в свой последний, роковой вылет Ричард Хилари, автор классической военной биографии «Последний Враг». Его двухмильный круг, включавший в себя кажущуюся бесконечной прямую - взлетную полосу, видел несколько очень ярких соревнований в начале пятидесятых. Чатерхолл 1961 года. Слева направо: Джимми Стюарт, уже завершивший карьеру, Грэм Биррелл, Гордон Хантер и Джеки Стюарт, обдумывающий свою новую карьеру. Кен Уортон ездил в Чатерхолле на V-16 BRM, а Рег Парнелл - на заводском прототипе Aston Martin DB3S. Это было колыбелью шотландского автоспорта, и среди тех юных гонщиков, делавших здесь первые шаги, был Джимми Стюарт на своем Healey Silverstone, вместе с которым приезжал и его подросток-брат Джеки. Ниниан Сандерсон и Рон Флокарт, оба ставшие победителями Ле-Мана, гонялись здесь, и Джеки Стюарт впервые сел за руль в гонке здесь, в Чатерхолле. Чтобы не привлекать внимание семьи, в гоночных программках он был записан, как Н.Е. Тот (в оригинале - A N Other - прим. пер.). Финансовое положение Чатерхолла никогда не было устойчивым, и только вмешательство Автомобильного клуба Лотиан и Объединенного Комитета Винфилда спасло его от банкротства. МакБейн входил в Комитет, и они предложили Скотт-Уотсону организовать клуб поддержки. Вместо этого он убедил их основать Border Motor Racing Club («Автогоночный клуб Границ»), который и был основан в феврале 1956 года, и Джок МакБейн стал его президентом, Ян Скотт-Уотсон - секретарем, а Джон Сомервайл - помощником секретаря. А секретарем по гонкам был некий упрямец Джим Кларк из Эдингтон Майнс. Джим Кларк красовался на программках в Чатерхолле до 1961 года, но гонялся на своей домашней трассе гораздо реже. Скотт-Уотсон хотел, чтобы BMRC проводил свои собственные гонки, и если Комитет Винфилда не пустил бы их в Чатерхолл, он подыскал бы другой вариант. Вместе с Джимом Кларком он объездил все аэродромы между реками Тэй и Тайн, пока не нашел Брантон Биднелл, возле Сихаузес, Нортумберленд. Была организована неофициальная гонка, но местный руководитель Общества по Соблюдению Дня Господня, владевший частью трассы, настоял на том, чтобы его не использовали ни для чего, кроме сельского хозяйства. После основания BMRC Джим изредка гонялся на своих Sunbeam и DKW, коллекционируя победы в своем классе на экспериментальной трассе в Брантоне. В следующий раз он принял участие в серьезном соревновании в июне 1957 года, в короткой гонке в Чатерхолле на DKW, а в сентябре перед этим обошел на Sunbeam новый Austin-Healey 100/Six. Скотт-Уотсон закусил удила. Он продал DKW и купил Porsche 1600 Super, принадлежавший Билли Коттону, лидеру группы, который заявил его на первую для BMRC гонку в октябре. Джим Кларк пришел третьим в гонке спортивных машин и вторым - в туринговых, и выиграл BMRC Трофи. Еще один этап позади. Он показал, что, обладая хорошей техникой, Джим может побеждать. А еще он показал, что овации за победу могут быть неожиданно тихими. Он победил на машине Скотт-Уотсона на встрече, организованной в большой степени Скотт-Уотсоном (который вместе с хронометристом RAC Льюисом Джемьесоном также ввел и систему с гандикапом) и поддержанной клубом, с которым Скотт-Уотсон был прочно связан. Все это вызывало негодование у тех, кто до сих пор не понимал, какой огромный талант перед ними. В призовой гонке участвовали первые пять финишировавших в предыдущих гонках, и когда пошел дождь, Кларк стал единственным, кто смог отыграть свою фору. Однажды он получил приятную возможность продемонстрировать в длинной гонке, что никакой хитрости не было, и причиной всему было его мастерство, хотя он и был традиционно осторожен, отдавая должное машине. «Porsche был просто великолепен под дождем, что позволило мне обойти Healey 100 S-тип, чего я не ожидал», - уверял он, зная отлично, что главная заслуга в этом успехе - его. 11 июля 1959 года. Бо-Несс, Lister, установивший второе время. Кларк привел Elite к победе в своем классе в тот же день. 11 июля 1959 года. Бо-Несс, Porshe седьмая быстрейшая спортивная машина класса до 1600 куб.см. Тем не менее, он считал Porsche потенциально смертельно-опасным, после того, как Питер Хьюз, редактор «Top Gear» - журнала Шотландского Клуба Спортивных Машин, - гонявшийся за Ecosse, погиб за его рулем в Экклефечане. Он возвращался из Ле-Мана в 1957 году, всего за несколько недель до триумфа Джима в Чатерхолле. Porsche, так и не избавившиеся от наследия Volkswagen, были в лучшем случае необычными, в худшем - непредсказуемыми. 1600S выдавал 100 миль/час и в гонке BRMC-Трофи привез целый круг Джимми Сомервайлу, на Ford Zephyr. Кларк завершил сезон короткой гонкой в Винфилде, но автоспорт был для него все еще хобби, и на фоне бензиновых ограничений 1957 года, последовавших за Суэцким кризисом, Скотт-Уотсон приобрел Goggomobil, чтобы уложиться в отпущенный ему паек. Джим Кларк ездил на нем на тестах автоклуба MG и пришел вторым в классе закрытых машин до 1300 куб.см. Но он ошибся за рулем Sunbeam и занял второе место, проиграв новому гонщику, который получит признание позднее: будущий заводской раллийный гонщик Rover Логан Моррисон опередил его на одноместном Gazelle. Статуя всадника - символ городов Шотландских Границ. Хоик увековечил захват знамени Хексхама у английских солдат в 1514 году. Галашильский всадник изображён на гербе Border Reivers. Ралли все еще отнимали много времени у Кларка: он участвовал в соревнованиях Бервикского клуба на своем Sunbeam, был организатором знаменитого Border-ралли (ралли Границ), и связь с его именем сохранялась до девяностых - благодаря ежегодному ралли Границ Джима Кларка. Кларк победил в 1958 году и в 1959 году опять участвовал на арендованном Ford Anglia. Он был единственным участником с «чистым листом», пока не пробил маслоотстойник. Ралли выиграл победитель Шотландского Ралли, брат Логана, Санди Моррисон на MGA. Он стал очень серьезно относиться к ралли и показал впечатляющее мастерство на ралли MG Car Club's Moorfoot - соревновании скорее для пилотов, чем для штурманов. Эндрю Рассел и Джим выигрывали награды в своем классе в Moorfoot три года подряд. Клуб Border Motor Racing. Джим пьет из кубка, под взглядами (слева) редактора «Autosport» Грегора Гранта и (справа) Эндрю Рассела 1958 год дал карьере Джима Кларка новую машину, новую команду и новый импульс, но когда программа на новый год обрела четкие очертания, его мать заволновалась по поводу опасностей автоспорта. Это было неизбежным следствием похоронного колокольного звона в такие годы, как 1957, когда погибли Кен Вортон, Эуженио Кастелотти, Херберт Маккей Фрэйзер и Билл Уайтхауз. Альфонсо де КабесаБака, 17-й маркиз де Портаго, погиб вместе со своим вторым пилотом Эдом Нельсоном и десятью зрителями, разбившись во время Милле Милья. Печальные заголовки продолжались и в 1958 году: шесть гонщиков Формулы-1 умерли от травм, полученных во время гонок, и Майк Хоторн, новый чемпион мира, погиб в автомобильной аварии на Гилдфодском объезде в январе 1959 года. Новичок в одноместных гонках, Джим Кларк в возрасте 25 лет. Отец Джима беспокоился по поводу опасностей, но и то, что Джим пренебрегал фермой, тоже было большой проблемой. После всего нескольких уик-эндов, полдюжины гонок и парочки ралли в 1957 году, он планировал на 1958 год 17 гонок не только в Шотландии и северной Англии, но и за рубежом. 1958 год. Джим Кларк начал устанавливать рекорды, почти сразу же, как оказался за рулем D-Type. Здесь он входит в острый правый поворот в конце длинной прямой Чатерхолла. Помимо естественного беспокойства за Джима, их волновало еще и что будет с фермой, если с ним что-то случится. Семья только начала оправляться от потери его дяди и деда, из-за чего он и бросил школу. Джим хотел, чтобы родители смирились с гонками, так как все еще считал себя неопытным. В 23 года у него за плечами было куда меньше пройденных в гонках миль, чем у многих его соперников. Стирлинг Мосс гонялся с 17 лет. Мосс и Кларк никогда не гонялись на одном уровне. Мосс был в расцвете сил, когда Джим только начинал свое восхождение, и никогда не считал его своим соперником, но он вообще никого не считал ровней себе. В то время как Кларк мучился сомнениями в своих силах в начале карьеры, а в конце ее - от все нарастающего напряжения, лихая самоуверенность Мосса оставалась непоколебимой до той аварии в Гудвуде на второй день Пасхи 1962 года. Ему нравился Кларк, но, как утверждал Роб Уокер, ни один гонщик не казался ему соперником: «Я думаю, так и должно быть. Мосс говорил: «Ну ладно, он весьма неплохой гонщик, и очень славный малый», но соперником себе он не считал никого. Наверное, он был прав, думаю, ни один из других гонщиков не мог бы сравниться с ним». Рассвет нового десятилетия. Мир автогонок все еще любительский, простой и веселый. Кларк считал такой образ жизни вполне подходящим. Гоняться ему нравилось, его интерес к машинам все возрастал, и он хотел перепробовать все возможные виды гонок. Жизнь профессионального спортсмена и все, что она в себя включала, все еще не была чем-то неизбежным, так жили только немногие гонщики вроде Мосса, но возможность зарабатывать на жизнь, как минимум, столько же, сколько он бы получал на ферме, уже была вполне реальной. Он не рассматривал себя отдельно от фермы, и именно поэтому для него были так важны управляющий фермой или менеджер, а сам он никогда не заглядывал вперед дальше, чем на год. Его поездки на гонки также открыли новые возможности. Представительных молодых людей, да еще гонявшихся на Porsche в 1957 году было раз, два и обчелся. К тому же у гоночных клубов были свои группы поддержки, и Джим видел гораздо больше девушек, чем это было б ы на ферме. По мере того, как возрастало давление со стороны родителей, требовавших ограничить его занятия гонками, так же возрастала и поддержка со стороны Скотта-Уотсона и Джока МакБейна. Border Reivers хотели выступать в гонках спортивных машин и искали подходящую машину. Их основным пилотом должен был быть Джимми Сомервайл, а когда он не мог отлучиться с фермы - Джимми Кларк. Партнеры нашли то, что искали - среди рекламных объявлений в «Autosport». Продавался Jaguar D-type, номер шасси XKD S17, TKF 9, проданный Хэнлисом в 1955 году владельцу гаража в Ливерпуле Гилберту Тайреру (который гонялся на Mille Miglia BMW 1940 года) и Алексу МакМиллиану. В 1956 году TKF 9 перешел к братьям Меркетт, представителям Jaguar в Хантингдоне, выкрасившим его в белый для гонщика Гран-при Генри Тэйлора, который позже стал спортивным директором компании Ford Motor. Тэйлор попал в аварию в Сильверстоуне, победил в Снеттертоне и был третьим в Спа-Франкоршамп в 1957 году, до того, как машина была продана МакБейну - с цельным ветровым стеклом, что соответствовало правилам спортивных машин. У него был передний обтекатель, но, как у всех серийных D-type, не было характерного хвоста, как у заводских машин. Скотт-Уотсон перекрасил Porsche из серебряного в белый, чтобы его было лучше видно в сумерках. Он серьезно относился к безопасности на дорогах. Под управлением Джима Кларка он добрался до финиша во всех 20 гонках, 12 раз - на первом месте, пока его не передали Алану Энсоллу зимой 1958-1959 года, и он не превратился в копию дорожной XKSS. Затем его купил Боб Дункан из Крумлина, он участвовал в гонках в Северной Ирландии и затем попал к адвокату в Шрусбери Брайну Корсеру в 1964 году. Он вернул ему первоначальную форму, выкрасил в зеленый гоночный цвет Британии и одолжил его мне для тестов в Олтон-Парке вместе с XK120 и C-type для статьи в журнале «Autocar». В 1979 году TKF 9 купил Вили Таккет из Девона, который гонялся на нем во многих исторических гонках, включая, по иронии судьбы, знаменитые Шотландские гонки девяностых годов, устроенные шотландским фермеров Джоном Фостером под общим названием «Ecurie Ecosse».

Кримонд 1956 Первая гонка. Джим Кларк за рулем DKW Скотта-Уотсона, №4. Стартовый ряд карьеры, которая будет включать в себя два титула чемпиона мира и рекордное число побед в Формуле-1. Прошел год, прежде чем Кларк принял участие в своей первой настоящей гонке. В июне 1956 года Ян Скотт-Уотсон заявил свой DKW Sonderklasse на соревнования в Кримонде в Абердиншире, и Джим отправился с ним якобы в роли механика. Скотт-Уотсон ездил в Sunbeam достаточно часто, чтобы убедиться, что у Джима был редкостный талант. Кримонд - небольшой приход в Абединшире, давший имя мелодии для 23 Псалма, написанной то ли дочерью министра, то ли ее поклонником и названной в ее честь, стал свидетелем начала нового жизненного этапа. Соревнования проводились Автоклубом Абердина и округа. У Скотта-Уотсона после того инцидента на ралли Шотландии была новая машина, которую он использовал для ралли, коротких заездов, автокроссов, а теперь заявил на гонку спортивных машин и гонку кузовных машин по пересеченной местности. DKW не был ни спортивной машиной, ни быстрой кузовной. Это был небольшой автомобиль с двухтактным двигателем и уходящей в тридцатые родословной, и хотя она воскресила старое имя Auto Union и эмблему с четырьмя кольцами, первые машины, построенные на разрушенном бомбардировками заводе Rheinmetall-Borsig в Дюссельдорфе, были основаны на довоенных разработках. У него был поперечный двухтактный, двухцилиндровый двигатель и шасси, полностью предназначенное для машины 1940 года, с тем лишь исключением, что у него не было бокового топливного бака, и топливо подавалось механическим насосом, а не под действием атмосферного давления. Традиционная хребтовая рама DKW была заменена на коробчатую, а задняя подвеска состояла из осевой балки с поперечной рессорой. Чтобы уменьшить большое потребление топлива, аэродинамика машины была улучшена, ее форма стала обтекаемой, со сглаженными фарами и длинной задней частью, включающей отделение для багажа. От земли до днища она была всего 8 дюймов (20.3 см), а всего высотой - 57 дюймов (144.7 см). К 1950 году DKW был доработан, с большим вниманием к деталям, и когда он был модифицирован в 1954 году, то получил большое заднее стекло и улучшенный трехцилиндровый двигатель, известный, как 3=6 (немецкая техническая хитрость: три цилиндра и элементы зажигания от шести цилиндров). Новый F91 Sonderklasse располагал двигателем объемом 896 кубических сантиметров, вырабатывавшим 34 л/с, коленвалом на роликовых подшипниках и четырех-ступенчатой коробкой передач. Это и была машина, на которой Кларк отправился на старт своей блестящей карьеры, но почему Ян Скотт-Уотсон выбрал этот темный и довольно сильно дымящий немецкий двухтактник, стоящий £948, 17 шиллингов и 6 пенсов, в то время как можно было остановиться на более очевидном кузовном MG Magnette ZA за £914, 17ш. и 6п. или спортивных машинах, таких как Austin-Healey 100 за £1063, 12ш. и 6п. или Triumph TR2 за £886, 10ш. и 10п. (£943, 4ш. и 2п. за модель с жестким верхом)? Sunbeam Mark III Кларка стоил £1127, 7ш. и 6п., а Alpine, который мог бы быть разумной альтернативой - £1212, 7ш. и 6п. Новый Ford Anglia уже делал себе имя благодаря хорошей управляемости и умению держать дорогу, несмотря на свой слабый (1172 см3) двигатель с боковыми клапанами, и стоил всего £511, 2ш. и 6п. «Автоспорт опасен». Вежливое предупреждение на следующие 12 лет. (Надпись на программе: Гоночные соревнования в Кримонде. Суббота, 16 июня 1956 года. Автоспорт опасен. Посещая гонку, вы делаете это на свой страх и риск. Условием пропуска является то, что никто из людей, задействованных в организации, и/или рекламе, и/или проведении соревнований, включая водителей и собственников земли и транспорта, не несут ответственности в связи с возможными происшествиями, причинившими вред имуществу и здоровью зрителей) Причина в том, что у DKW уже был определённый статус. На них ездили чемпион европейского ралли 1954 года Вальтер Шлютер и его призеры Густав Менц и Хайнц Мейер. DKW выиграл Кубок Альп, проехав в Альпийском Ралли без штрафов, еще один пришел третьим в ралли Монте-Карло 1956 года и выиграл Сафари. Скотт-Уотсон знал, что у DKW было все необходимое, чтобы рассчитывать на победу в Шотландском ралли, не только выиграв у Renault 760, Standard 10, Morris Minor и Austin A30, но и опередив действительно спортивные машины. Это было долгим путешествием от Границ на продуваемый всеми ветрами заброшенный аэродром в Кримонде, в восьми милях он Фрэйзбурга. В 1956 году, до постройки моста Форт-роуд-бридж, дорога в 250 миль до северо-западной оконечности Абединшира в небольшой двухтактной машине занимала пять часов. Взлетная полоса в Кримонде превратилась в небольшую трассу, и, чтобы уравнять шансы небольшого количества участников, организаторы предоставляли фору, отталкиваясь от результатов тренировок. Чтобы предотвратить симуляцию, ввели штрафные санкции, действующие в том случае, если время в гонке слишком сильно отличалось от времени, показанного на тренировке. Скотт-Уотсон в тайне заполнил стартовую заявку на Джима на участие в гонке спортивных машин. Во время тренировки Кларк оказался на три секунды с круга быстрее него самого, и это подтвердило то, о чем Скотт-Уотсон догадывался: Кларк был более талантлив, чем думал сам. Но это не означало, что он будет на три секунды с круга быстрее всех остальных, потому что Скотт-Уотсон был опытным, способным, отлично знал машину, и все равно был даже не на три секунды с круга медленнее других. Конспираторы обсудили ситуацию. Они находились достаточно далеко от Вервикшира, чтобы семья Кларка не узнала обо всем, так что они решили воспользоваться шансом. Настойчивость Скотта-Уотсона победила, Кларк уступил и вышел на старт. Эмоции, сопутствовавшие этой первой гонке, запомнились надолго. Трасса ему представлялась святой землей. Гонка стала чем-то вроде святого Грааля; у него не было шансов на победу, и больше всего он боялся оказаться посмешищем. Джим был настолько быстрее владельца машины, что Скотту-Уотсону, казалось, не было смысла опять начинать гоняться. Он еще не знал, что участвует в организации карьеры Джима, но он был убежден, что перед ним человек, обладающий потенциалом великого гонщика, и хотел дать ему шанс. Он был даже готов сделать это за свой счет, если потребуется. Ян Скотт-Уотсон содействовал началу карьеры Кларка до его перехода в Lotus и во время первых лет в Формуле-1. В то время, в любом случае, его мотивы были исключительно альтруистичны. Скотт-Уотсон любил автогонки и, хотя у него были и свои амбиции, как у гонщика, с тех пор, как проявились способности Кларка, он видел себя в роли промоутера. Он был первым, кто предоставил Кларку машину, и взял на себя инициативу в продвижении его карьеры. Джим все еще волновался по поводу своих умений. Это была часть настоящей скромности, которая была частью его воспитания, его семьи, его школы, его «шотландства», если не сказать - провинциальности, простоты. Он боялся аварий по простой прозаической причине, что если он попадет в нее и повредит машину, для родителей это будет ударом. И только на втором месте было беспокойство о том, что в авариях гонщики получают травмы. Ему всегда нужна была поддержка. Он не понимал, насколько был хорош, и Скотт-Уотсон потратил первые годы на то, чтобы заставить его поверить в себя. «Возможно, я не большой знаток в том, что нужно, чтобы стать гонщиком Гран-при, но по тому, как Джим водил машину на дороге и на трассе, я мог сказать, что он был исключительно хорош. На дороге он был восхитителен, сидеть рядом было сплошным удовольствием. Он вел машину очень ровно, и его предчувствие было поразительно. Можно было почувствовать, как он сбрасывает газ, и только потом заметить вдалеке приближающуюся по боковой дороге машину, которую он уже увидел. Трудно понять, почему он не верил в свои способности. Он обкусывал пальцы уже тогда. Ему не хватало уверенности, но когда он выходил на трассу, то забывал об этом. Он отдавал этому всего себя и ехал выше всяких похвал». Кларк был хорош не только на трассе, но и в ралли, в автомобильных заездах, подъемах на холм, а позже и в гонках спортивных машин. В тот момент, когда он оказывался за рулем и падал флаг, все страхи мгновенно исчезали, но сначала его наставнику стоило огромных усилий заставить его там оказаться. В гонке в Кримонде он был очень удивлен, обогнав одну машину, пока не понял, что у нее была сломана полуось, и она выбыла. Он финишировал последним, но был представлен не только миру автоспорта, но и организаторам. Скотт-Уотсону пришлось оправдываться перед стюардами, так как его обвинили в намеренно медленной езде на тренировках и забрали всю фору в гонке кузовных машин. Когда Джим Кларк начал гоняться, у его семьи было мало причин ему препятствовать. Вероятность успешной карьеры у любого британца, мечтающего стать профессиональным гонщиком, была, по крайней мере на тот момент, очень невелика. Автогонки, как битвы с быками или разжигание революций, были тем, что хорошо делают иностранцы. Это хорошо получалось у итальянцев и французов. Немцы были великолепны в тридцатых, и потом в 1954 и 1955 годах, но когда Джим Кларк был школьником, в верхушке автоспорта было мало британских машин и вряд ли хотя бы одна британская команда. Спортивные машины Jaguar в Ле-Мане создали несколько проблесков, и еще Ecurie Ecosse унаследовали прошлогодние машины частной команды и дважды одержали победу, и это было пределом мечтаний. Но все это было в далеком будущем. Формула-1 в стиле шестидесятых. Случайно оказавшиеся рядом на поле внутри трассы Брендс-Хетч: гоночный менеджер «Ecco» Джоф Мердок справа, Джим Кларк с фотоаппаратом, Салли Стюарт рядом со своим южно-африканским пилотом «Cooper» Тони Маггсом и - слева - новичок Джеки Стюарт. В Формуле-1 эпизодически выступали BRM, но машины оказались ненадежными и капризными. До конца десятилетия только Vanwall могли дать повод любителям помечтать о Формуле-1. Водить скоростную моторную лодку или собственный самолет было такой же фантастикой, что родителям Кларка даже не нужно было это обсуждать и тем более отговаривать его. Риск начать играть в регби или ездить на A68 в Эдинбург был куда более реальным. Автогонки не появлялись на горизонте до тех пор, пока ими слегка не начал заниматься зять Джима Алек Калдер, так же как его друзья иногда участвовали в проводившихся каждый июнь Больших Скачках в Хавике в память о банде местных бандитов, которые разбили английских солдат в 1514 году. Скачки больше походили на спортивный заезд вокруг Хавика, дававший шанс покрасоваться молодым кавалерам. Легенда Джима Кларка о том, что он получал недостаточно поддержки от семьи, была не совсем верной. У него было время на занятия гонками, но не было материальной помощи, хотя он никогда в жизни не покупал гоночной машины, а спонсорство тогда еще не было так популярно, как сейчас. Возможно, ему нужна было не столько поддержка, сколько разрешение на то, что могло казаться потаканием своим слабостям: как большие скачки, или гонки на яхтах, или лыжные соревнования. К тому времени, как Джим Кларк выбрал автоспорт своей профессией, его уже поздно было отговаривать. Будущий чемпион вырос в семье, которая могла его иногда побаловать, так что у него была вполне подходящая машина. «Он родился с машинкой во рту, - как говорил Уолтер Хайес. - И эта машинка была спортивной». Сами они не считали себя ни богатыми, ни удачливыми. Все члены семьи помногу работали, не проводили отдых по четкому расписанию в отелях, и настоящих прихотей у них было мало. В материальном плане они не были бедны, а что касается семейной любви и поддержки - были настоящими богачами. Ожидалось, что Джим продолжит заниматься фермерством и в свое время станет управляющим одной из семейных ферм. Не было никакого принуждения. Оно не было нужно. Джим сам с удовольствием думал об этом занятии. Оно приносило удовольствие, оно бы обеспечивало его в жизни. Его сестры могли бы взять это на себя, если бы захотели, но от них этого не ждали. Они могли бы выйти замуж за фермеров, что, по-видимому, и должно было произойти в окружении членов Клуба Молодых Фермеров, и жить весёлой жизнью четырёх привлекательных и образованных девушек. Продвижение вперед в автогонках означало отсутствие на ферме. Профессиональный спорт был лишь отдаленным будущим для Джима Кларка. Сыновья фермеров не были полностью поглощены делами. У многих из них были спортивные хобби, например, регби, как дань традиции Границ поставлять основных игроков в любительскую Шотландскую Международную XV лигу. Конечно, никто не ждал от них, что они будут играть постоянно. Да и зачем бы им это, если у них были фермы? Таким было окружение Джима Кларка, и, начиная заниматься автогонками, он очень переживал из-за того, что не может выполнять свои обязанности. Он все еще расценивал это как потакание своему хобби, и чтобы поехать на гонки на целую рабочую неделю, он тратил свой так называемый годовой отпуск. Он все еще не задумывался всерьез о карьере профессионального спортсмена. Даже после того, как его взяли в Формулу-1, он все еще не считал это карьерой. На самом деле, это отличалось от любительских гонок Алека Калдера на маленьком классическом Riley, это было на несколько ступенек выше, но все равно главной разницей было то, что это не он платил за возможность гоняться, а ему платили за то, чтобы он это делал. Заработать много было нельзя, но, по крайней мере, он мог парировать все упреки семьи: «Послушайте, это ничего и не стоит, и я собираюсь вернуться на ферму в следующем году, когда все это кончится». Эта ситуация очень походила на студента, который берет годик отдыха, прежде чем перейти на следующий курс. Семьям приходится смириться с этим, даже если они и считают это пустой тратой времени. Джим никогда ни с кем не подписывал долгого контракта, сохраняя для себя свободу выбора. А став чемпионом мира и будучи уже полностью вовлеченным в автогонки, он уже не хотел уходить, потому что ему это нравилось. Колин Чепмен и Lotus полагались на него, а Esso и их спортивный менеджер Джоф Мердок вложили в него много средств. Уйти из гонок означало бы для него подвести кого-то. Джеймсу Кларку-старшему это все еще не казалось профессиональными гонками. Возможно, Джим и не тратил свои деньги на машины и подготовку, за ним платил Скотт-Уотсон или МакБейн, но с точки зрения Кларков затраты были огромными, как для любой семьи, оплачивающей занятия спортом, и расходы подвергались тщательному изучению. Джим все больше склонялся к автогонкам. Он действительно любил их. Лучшие мгновения своей жизни он проводил в гоночной машине и позже ошеломил одного ведущего на американском телевидении, который спросил у него: «Конечно, деньги - это не то, что привлекает вас в гонках?». Джим ответил: «Наверное, я бы до сих пор гонялся, может быть, не в Формуле-1, но я бы все равно гонялся, даже если бы никто никогда ничего мне не платил за это. Я начинал гоняться, совершенно не думая когда-нибудь получать за это деньги, и только в начале 1960 года мой отец, слегка расстроенный тем, что я трачу на гонки слишком много времени, предложил, что раз его хобби всегда окупали себя, то нужно, чтобы и мои также оплачивались». Неважно: лыжи, верховая езда, плавание на яхтах или бобслей - время и деньги пришлось бы учитывать. Молодой Кларк никогда не думал, что станет профессиональным спортсменом. В его семье автогонки считали любительским занятием, как конкур или гонки на яхтах; все замечательно, если ты можешь позволить себе необходимое оснащение и оборудование, но это больше похоже на занятие богатых землевладельцев, чем фермеров. В свое время Ford и Уолтер Хайес также вложат в него деньги, и к 1965 году он уже не мог бросить все, даже если бы захотел. Его ответственность была сильнее, чем фермерские корни и, даже когда ему пришлось эмигрировать в 1966 под напором налоговых служб, он все еще чувствовал, что сможет вернуться, если понадобится. Такой выбор был редкой роскошью для деревенского мальчика с одной стороны и профессионального спортсмена - с другой. В любом случае, бедность ему не грозила, а это объясняет то, почему он так и не принял идеологию современного профессионального гонщика со всей ее борьбой, бизнесом, рекламой, публикациями в газетах, открытиями магазинов и общением с прессой. Он считал это утомительным, мало связанным с автогонками, вообще не связанным с фермерством, и в целом ненужным. Одним из парадоксов в жизни Кларка было то, что вся его внешняя неуверенность и нерешительность происходила из-за того, что он рассматривал автогонки чем-то вроде временного занятия. Оно было слишком хорошим, чтобы отказаться от него, но не было настоящей жизнью. Рано или поздно, но он бы остепенился, возможно, вернулся бы на ферму, возможно, занялся бы каким-то бизнесом, и, возможно, вместе с человеком, который был его наставником, начальником и, в конце концов, виновником его гибели, Колином Чепменом. Он разделял автогонки, свое временное занятие, и свою размеренную жизнь фермера. Возможно, ему даже нравилось позировать для фотографов на ярмарке в Кельсо или в Эддингтоне, дома убеждая друзей в необходимости подыгрывать всей этой ерунде. Его ободряла твердая поддержка семьи и друзей и их уважение за те успехи, которых он добился. Он обнаружил, что быть лучшим в мире удивительно удобно, к тому же ему не нужно было быть фермером. С другой стороны, его утешала мысль, что и гонщиком быть необязательно. Он опасался, что его семья решит, что он хвастается своими способностями, беспокоился, что его образ жизни покажется слишком вычурным. Это его волновало не только из-за шотландского окружения и воспитания, но и из-за сильного влияния своего отца. Он тоже хотел бы вернуть все в нормальное состояние, если бы мог. Многие считали, что у Джеймса Кларка-старшего был тяжелый, бескомпромиссный характер, и, что бы ни думал по этому поводу Джеймс Кларк-младший, атмосфера, в которой он вырос подразумевала, что нужно следить за манерами, если рассчитываешь вернуться к спокойной жизни в Эддингтон-Майнс. В самом начале карьеры Кларка один журналист явился в Монако вместе фотографом в поисках историй о девушках, которые сопровождают все гонки Гран-при; Кларк предупредил его, чтобы он был осторожен с тем, что напишет. Ему разрешили сопровождать команду только при условии, что он не будет выставлять жизнь Кларка, как нечто экстравагантное. «Люди в Шотландии читают ваш журнал, пока ждут очереди к врачу или стоматологу. Я не хочу, чтобы они думали, что я веду роскошную жизнь в Монако». Хотя, конечно, он хотел, чтобы они знали о его успехах. Ему было приятно, что люди знали его как победителя. Таким образом, он держал себя в рамках, по крайней мере, по отношению к тем людям, которые были важны для него, кому он не хотел показаться зазнавшимся. Он всегда мог поставить людей на место, особенно тех, кто любил посмеяться над самой мыслью, что местный мальчик может добиться успеха. Выиграв свой первый титул, он писал: «Множество людей, считавших меня юным идиотом, пришли меня поздравить. Такое впечатление, что половина Бервикшира знала, что однажды я стану чемпионом мира». Старшее поколение, пожалуй, назвало бы его излишне самонадеянным, и из-за этого качества он заработал на гонках меньше, чем мог бы. Только его победа в Индианаполисе принесла ему большие деньги, и даже это было мелочью по сравнению с теми суммами, которые зарабатывают гонщики девяностых. За всю карьеру Джим Кларк заработал не более £1 миллиона. В 1968 году, когда Джеки Стюарт получал около £100 000 в год, двукратный чемпион мира, вполне вероятно, довольствовался меньшим. И все же, это было большой суммой для того, кто не любил говорить о деньгах. Индианаполис был одним из редких случаев, когда он признал, что думал о деньгах: «Каждый круг, пока я лидировал, я видел впереди значки доллара». В остальном деньги были чем-то вроде табу. Ян Скотт-Уотсон никогда за время их дружбы не говорил с ним о деньгах, ни в первые годы, когда он организовывал Кларку гонки в составе «Border Reivers», ни позже, когда он уже был профессионалом. «В Reivers призовые шли ему, а стартовые - владельцу машины. Это было неофициальной договоренностью». Джок МакБейн, также помогавший «Reivers», и Скотт-Уотсон тратили больше, чем получали. «Никто из нас ни на секунду не обижался из-за этого, и когда Джимми умер, он оставил мне небольшое наследство, которое, без сомнения, возместило мне все, что я сделал». Одной из причин, почему Джабби Кромбак и Джим оставались друзьями, было то, что он был достаточно внимателен и никогда не упоминал определенные темы, в том числе деньги. «Я не говорил ни слова об этом и ни разу не занял у него ни пенни. Слово «деньги» просто не существовало для нас». Равнодушие Кларка к деньгам означало, что он отказывался от возможностей рекламировать товары. Выиграв первый чемпионат, он поставил свое имя на водительские перчатки из кожи кенгуру и поддерживал трассовые автомодели Scalextric. Поддерживал он связи и с производителями обуви для гонщиков, но это все. В «Daily Express» были уверены, что он победит в Индианаполисе и договорились о том, что он напишет серию из пяти статей. Ему платили от £250 до £300 за каждую, и всего это составило около £1,500 (£14,900 если перевести на цены девяностых) включая плату за право на публикацию серии по частям в периодике и плату от распространения серии по подписке, но это не было большой суммой для известного спортсмена и чемпиона мира даже в шестидесятых. Когда Ford «подписал» его, никто не знал, во что это им обошлось, но его гонорар в £5,000 (это меньше £50,000 в девяностые) был скромным. Похоже, Кларк не понимал, что на автогонках можно делать куда большие деньги, в отличие от, например, Стирлинга Мосса. Его больше интересовало увеличение популярности автогонок, как таковых, возможно, он помнил о том, как Скотт-Уотсон старался привести автогонки на Границы, и понимал, что этому спорту все еще нужна реклама. Джеки Стюарт никогда не понимал, как Джим может быть таким небрежным в отношении денег. В середине шестидесятых гонорар от нефтяной компании мог составлять около £20,000. В 1968 Стюарт имел зуб на Джима. «Я не думаю, что Грэм Хилл зарабатывал столько же, сколько мы. Возможно, я зарабатывал больше, чем кто бы то ни было. Джим был вполне обеспеченным, но он должен был видеть, сколько получают остальные. Менеджер высшего звена в то время мог получать £10,000, ну или £20,000, но никак не £100,000». Джеки казалось, что он смог повлиять на него: «Я думаю, я научил его понимать стоимость всего этого. Мы начинали в разных условиях. У меня не было денег, а Джим был сравнительно богат. У меня не было этого преимущества, и я хотел иметь возможность купить свой дом. А у Джима уже был дом, и даже со слугами». Стюарт считал Джима Кларка простодушным в отношении денег: «Без сомнения. Не только в денежных вопросах, но и во многих других». Хелен Стюарт считала, что, хотя Кларк никогда не испытывал ни в чем недостатка, подчас он проявлял скупость. «Если мы ходили куда-то пообедать, то обычно оплачивали счет вскладчину, но Джимми предпочитал заплатить только за себя. Обычно он выбирал то, что заказывал, и оплачивал это». Возможно, он и был великолепен за рулем, но вне трассы иногда проявлялись сложности его характера. Грэм Голд навещал Джима в Эдингтоне, когда они вместе работали над книгой. «У него была небольшая комнатка, которую он использовал как кабинет, и в гардеробе у него висело, наверное, 25 жакетов. В основном, они были стегаными и с гоночными эмблемами. Многие из них были американскими. Мы все были молодыми и увлекающимися, и, впечатленный, я попросил один из них. Но он мне отказал. Сказал: «Ну, знаешь, мне они могут понадобиться, если мне придется где-то выступать или еще что-нибудь такое…» Переход деревенского парня с тракторов на забавную переднеприводную гоночную машину не прошел незамеченным. (Надпись на рисунке: «Ну вот! Держу пари, это снова Кларк за рулём, этот парень-тракторист. И он идёт с отрывом!»)

Тракторы, Alvis и Sunbeam MkIII За рулем «Ford». Фотография, отпечатанная в 1965 году «Ford Motor Company Ltd», Отдел Эксплуатации Тракторов, Басилдон, Эссекс. Здоровый Ford-4000, выпускавшийся в 1964-1968 годах, трехцилиндровый дизель, выдающий 46 лс. Эддингтон Майнс платили за него 1500 фунтов. Отец Джима полностью одобрял его раннее увлечение тракторами. Они были основой его бизнеса. Фермерские дети часто росли рядом с ними, потому что лошадей в таком раннем возрасте у них не было. Его любопытство ко всему механическому гораздо больше помогло ему разобраться в гоночных машинах, чем многие представляют себе. Его интерес к вождению и двигателям вырос именно на ферме, в то время главным была не скорость, а само движение. Он пользовался любой возможностью оказаться за рулем и узнал о тракторах столько же, как профессиональные водители на ферме. Он считал это частью работы, а работа была всего одна. Фермерство. Автомобили, машины, фургоны или тракторы - все это было просто средством перемещения с места на место, и его мать порядком устала от езды еще до приезда в Эддингтон. Кларк-старший, списав свой Alvis Speed Twenty, водил Austin Seven во время войны. Владение несколькими машинами было все еще необычным для Британии, но фермеры часто отправляли в отставку свои большие автомобили или фургоны на время войны, потому что количество потребляемого бензина позволяло им проезжать больше на чем-то меньшем и более экономичном. Маленький Austin с двигателем с боковым расположением клапанов был первой машиной, которую водил Джим Кларк. Ему было девять. Как и большинство увлеченных механизмами мальчиков, он понимал, как это работает. Но он привык к тракторам, так что он ездил на машине по изрытым колеями фермерским дорогам. Это было нелегко, особенно когда с Alvis смахнули пыль и вернули к работе в 1946 году. Джим Кларк не был высоким. Даже взрослый, он был всего 5 футов 7 дюймов ростом и весил 150 фунтов, и чтобы привести в движение большой Alvis с его длинным капотом и огромными фарами, ему нужно было нажать педаль сцепления, включить первую передачу, отпустить сцепление и запрыгнуть на водительское сиденье, чтобы хоть что-то видеть. После этого рулить и регулировать скорость ручным управлением было уже просто. К сожалению, однажды, когда он выезжал из гаража задним ходом, его рукав зацепился за ручку управления газом, и до того, как он смог нырнуть вниз, чтобы дотянуться до сцепления и тормоза, на пути оказалась стена. Но Alvis был крепкой машиной, повреждения оказались небольшими, и он «хранил» свою первую аварию в карьере в секрете многие годы. После одной из семейных встреч гости заметили уезжающий от дома Alvis, у которого как будто бы не было водителя. И отцу семейства пришлось объяснить, что это Джим, которого совершенно не было видно сзади, и что он скоро вернется. Его первая оплачиваемая работа водителем - 6 пенсов в час - была на тракторе, во время сбора урожая. Ему все еще было только десять. Ученичество на ферме свелось к ярмаркам овец, крупного скота и рынкам зерна, новизна которых быстро сошла на нет. Торговля начиналась рано утром и продолжалась до самого вечера, а потом дневные сделки и цены часто обсуждались в баре, в то время как Джим ждал снаружи. Домашний снимок Кларка на ярмарке в Кельсо. Как раз когда он начал полноценно работать, ушел один из пастухов, так что отец дал Джиму собаку, палку и послал на его место. Забота об овцах никогда не считалась его будущей работой, но в фермерстве, как и в любом другом семейном бизнесе, все члены семьи должны были заниматься всем, что было необходимо. Это занятие открыло широкие возможности для фотографов в последующие годы, хотя изображать Джима Кларка, как пастуха, ставшего чемпионом мира в гонках, означало бы исказить факты. Возможно, и изображение его с пастушьей палкой и в матерчатой кепке тоже было бы ошибкой. Небольшое подыгрывание прессе могло бы показаться безвредным, но это шло бы вразрез с опасениями, с которыми Джим относился к фотографированию его в Шотландии, после того как он занялся автогонками. Он не видел ничего особенного в том, чтобы его показывали миру, как пастуха, которым он явно не был: он просто не принимал это всерьез. Он пропускал это мимо ушей, как уловку Флит-Стрит, хотя и изо всех сил старался не допустить и тени своей гоночной жизни к своим домочадцам. Его гораздо больше беспокоила реакция отца и остальной семьи, чем обожание болельщиков, которое он заполучил, став чемпионом мира. Это ясно показывает, что то напряжение, которое он сам создал для себя, вело к жизни на двух трассах. Двуличность? Не совсем. Это больше походило на двойную схему поведения, два уровня жизни, один - спокойная жизнь дома и на ферме, второй - напряженный, опасный и требовательный бизнес, и разграничивать их было все равно, что жить на два дома. Гораздо удобнее и безопаснее было держать их на большом расстоянии. Заглянуть из одного мира в другой вполне можно было, его сестры приезжали на Гран-при, а его друзья бывали в гостях в Эддингтоне, но контакты между двумя мирами были весьма поверхностны, кроме одного исключения, которое в конце концов оказалась, по меньшей мере, несчастливым. До 1960 года родители Джима просили Яна Скотта-Уотсона ездить на Европейские гонки вместе с ним. Им было комфортнее знать, что с ним друг. В период выступлений за «Border Reivers» у него было множество друзей, вся команда состояла из них, но когда он стал полупрофессионалом, они все еще хотели, чтобы с ним рядом кто-то был на всякий случай. Джеймс Кларк так никогда и не смог перебороть свое недоверие французам и не был уверен в немцах. Конечно, иметь рядом кого-то, кого ты уже знаешь, всегда лучше, чем заводить новых товарищей и советников. Скотт-Уотсоны были фермерской семьей и не особо интересовались автомобилями. Ян был на шесть лет старше Джима и, как и он, вернулся домой из школы, не окончив последнего года обучения, после того, как у него заболел отец и умер дядя. Он управлял тремя фермами и пятьюдесятью рабочими, и в области финансовой сообразительности и знания мира дал бы молодому Кларку сто очков вперед. Скотт-Уотсон сдал свой экзамен по вождению на семейном Wolseley 12 в 1948 году, когда нормирование бензина все еще было в силе, проездив год по временным правам. Он бы хотел сдать экзамен раньше, но, за исключением поездок по работе, у него было мало возможностей практиковаться. Он знал Кларков, как соседов-фермеров с репутацией, как и у всех фермеров Файфа, очень дальновидных в финансовом плане. Он делил с братом MG тип-М и использовал свою первую спортивную машину MG J2 для ралли. Затем последовали TC и Buckler. Он очень хотел получить Lotus Mark VI, но недостаточно доверял Колину Чепмену, чтобы расставаться с наличностью. Вместо этого он с облегчением продал Buckler и купил свой первый DKW. Ян ездил на Уинфилд, трассу на старом аэродроме в шести милях от его фермы, чтобы посмотреть, как Джузеппе Фарина выступал на одном из своих первых международных соревнований. Мать Скотта-Уотсона жила рядом с Нортхэмптоном, так что он ездил и в Сильверстоун на Гран-при 1949 года, и это был всего второй раз, когда там проводилась большая гонка. И в 1953 году в Эднамском клубе молодых фермеров он завязал дружбу, которая положила начало яркой карьере Джима Кларка. Увлечение Кларка автогонками продолжало созревать. Он прочитал три книги по автогонкам в школьной библиотеке Лоретто и теперь жадно просматривал автомобильные журналы. Еженедельное получение «Автоспорта» стало особым событием, особенно после того, как его старшая сестра Мэтти вышла замуж за Алека Кальдера (гонявшегося за Bentley и Riley) в 1948 году. Случилось так, что впервые Кларк увидел настоящие автогонки совсем не в Шотландии, а в Брендс-Хэтче, в Кенте. Трасса была в своей первоначальной характерной конфигурации, без «Друид Хилл» и вытянутой трассы Гран-при. Его взяли туда на экскурсию родственники, которые жили недалеко, и автогонки показались ему волнующими, гораздо более быстрыми, чем он мог представить, но, на удивление, не захватывающими. Он купил фотографию Стирлинга Мосса с автографом, но больше как сувенир, чем из-за симпатии гонщику, потому что его гораздо больше интересовали машины. В отличие от Скотта-Уотсона, он не был на заездах в Уинфилде, но автогонки, казалось, сами нашли его. Однажды, возвращаясь домой с матча по крикету в Джетбурге, он наткнулся на три Jaguar С-типа, которые ехали ему навстречу по извилистым, холмистым, но хорошим дорогам возле Кельсо. Большие спортивные машины в темно-синей окраске Ecurie Ecosse резко тормозили с большой скорости и мчались дальше по дороге, удерживаемые водителями. «Странные», - подумал Джим, но ощутил приступ зависти. Когда он услышал, что Ecurie Ecosse тестируют «Jaguar» в Уинфилде, он проехал на велосипеде шесть миль и перелез через забор, чтобы посмотреть. Он рассказывал, что нырнул в кусты, когда его окликнули, но, тем не менее, контакт с командой был установлен. Первая автогонка, которую он увидел в Шотландии, проходила в Чатерхолле, в нескольких милях от Данса, Бервикшир, в октябре 1952 года. Для небольшого мероприятия в далекой Шотландии, там был довольно звездный состав, с Джузеппе Фариной из Италии за рулем «Thinwall Special», Джонни Клаеса, лидера бельгийской команды на Talbot, сиамским принцем Бирой на OSCA. Стирлинг Мосс был на Jaguar С-типа с новыми дисковыми тормозами, принадлежавшем автожурналисту Томми Уиздому, и Ян Стюарт обогнал его на такой же машине Ecurie Ecosse. Джузеппе Ферина (в шляпе) установил быстрейший круг в Чатерхолле в октябре 1952 года, выступая за «Thinwall». Кларк и Скотт Уотсон наблюдали за чемпионом мира 1950 года на шотландской трассе. Звезды автоспорта не поразили воображение Джима, и даже Фарина, первый чемпион мира, не впечатлил его. Глухой звук выхлопа и похожий на треск разрываемой ткани рев 4.5-литрового V-12 Thinwall Special - вот что очаровало школьника, который однажды затмит знаменитого итальянского аристократа, впервые вышедшего на старт в горной гонке Аоста Сан-Бернард в 1932 году. Фарина гонялся под опекой великого Нуволари. По иронии судьбы, он погиб в 1966 году за рулем Lotus-Cortina - машины, которую сделал знаменитой Джим Кларк. Когда ему исполнилось 16, Джим попросил у родителей мотоцикл - с предсказуемым результатом. У них никогда его не будет - возможно, это было разумно. Norton, Triumph и BSA того времени может и не были так быстры, как потом Honda, Yamaha и Kawasaki, но один из двадцати их постоянных водителей погибал или получал серьезные травмы. Поддайся они тогда, и Шотландии, возможно, пришлось бы ждать Джеки Стюарта, чтобы получить своего первого чемпиона мира. Джим Кларк получил временные водительские права как только ему исполнилось 17, и спустя шесть недель сдал экзамен по вождению. Это был его ключ к свободе на быстрых и относительно не перегруженных дорогах Мерса с их длинными поворотами и отличной видимостью. У его сестер в Эдинбурге был полуторалитровый Riley, а его отец переключился на Rover. Когда прибыл первый Rover, Джим забрал отцовский Sunbeam Mark III, с 12000 милями пробега в окошке счетчика. У его отца тоже была такая черта характера, как упрямство. Он отказался пересесть со своего Rover, даже после того, как у Джима появились прочные связи с Ford. Уолтер Хайес: «Старый Джим был строгим и авторитетным отцом, и болтать за обеденным столом было нельзя. Он был совершенно непреклонным. Когда Джимми присоединился к Ford, мы пытались извлечь его отца из того Rover. Бесполезно. Я предложил ему новый трактор, но он совершенно не хотел новый трактор, так как его старый трактор работал прекрасно, большое спасибо». В 1954 году Sunbeam придал Джиму определенный статус. Он был тесно связан с автоспортом, а раллийная команда Sunbeam-Talbot была одной из самых успешных в Европе. В 1952 году Стирлинг Мосс, Дезмонд Сканнел и Джон Купер привели эту команду ко второму месту в ралли Монте-Карло. Мосс уже неплохо зарекомендовал себя, Сканнел был секретарем Британского Клуба Автогонщиков, а Купер (не имеющий отношения к Джону Куперу или Cooper Cars) был спортивным редактором «The Autocar». Билл Бадди, заслуженный редактор «Motor Sport», тестировал Sunbeam Mark III в 1955 году и писал: «Его достаточно тяжелый и старомодный салон преподнес очень приятный сюрприз. Он управлялся просто отлично, был лишен каких-либо недостатков, был просто «неубиваемым» и мог свободно ехать на скорости 60 миль/час за счёт неожиданно высокого потребления топлива. Крепкая и красивая машина». «Неубиваемый» - это Бадди сделал щедрый комплимент. Для читателей, привыкших к панегирикам Volkswagen, это слово стало знаковым в описании низких оборотов Sunbeam. Норвежская команда выиграла Ралли Монте-Карло в 1955 году на Sunbeam Mark III, и это подтвердило, что юный Кларк знал толк в машинах. Это было не совсем так. Непохоже, чтобы Джеймс Кларк-старший руководствовался тонким вкусом, хотя он любил хорошие машины, а Sunbeam был модным и быстрым, хотя и небольшим. Его максимальная скорость в 91 миль/час и разгон от 0 до 60 миль/час за 18.4 секунды были в числе лучших в 1955 году. 4-х цилиндровый 2.2-литровый двигатель был верхнеклапанной версией серии Humber Hawk, единственным ohv двигателем в линейке Rootes, но его колонка рулевого управления и коробка передач вряд ли могли подойти растущему чемпиону мира. Переключение передач на рулевой колонке было не единственной деталью в Sunbeam, созданной под влиянием Америки. Стиль «аппликации» включал в себя решетку, обрамляющую радиатор, и три «бойницы», как у Buick, разработанных специально, чтобы имитировать выхлопные патрубки у истребителей времен войны. Плавные крылья Sunbeam и щеголеватый внешний вид, вероятно, больше подходили Кларку-младшему, чем Кларку-старшему, хотя и он, конечно же, не был повесой. Девочки оставались чем-то таинственным, несмотря на то, а возможно, благодаря тому, что он вырос в доме, где их всегда было много, и во многом благодаря Sunbeam ему удалось произвести впечатление в Клубе Молодых Фермеров Эднама и Округа, который стал очередной ставшей на свое место деталью в мозаике его карьеры. Знакомство с Яном Скоттом-Уотсоном не только дало Кларку первые гоночные машины, более того, его новый друг предложил, убедил и всячески склонял его к команде Гран-при Lotus. Клуб Молодых Фермеров Эднама и Округа, таким образом, не только принес Шотландии два чемпионских титула по автогонкам, не считая двух упущенных Кларком, но, если учитывать роль, которую этот факт сыграл в карьере его друга, еще и три выигранных Джеки Стюартом и два сезона, прошедших на волосок от победы. Вдохновение для Джима Кларка. Вид «Ecurie Ecosse» Jaguar C-типа на дороге пробудил гоночные амбиции. Джимми Стюарт лидирует над Яном Стюартом в Чатерхолле в апреле 1953 года. Гонщики «Ecosse» Джимми Стюарт (слева) и Ян Стюарт в машинах. Билл Добсон стоит позади. Чатерхолл, 1953 год. Самуэль Джонсон заметил, что из шотландца можно сделать что угодно, если поймать его молодым, а невысокому, жилистому, полному энергии и идей энтузиасту автогонок Яну Скотту-Уотсону хватило удачи и дальновидности, чтобы поймать молодым Джима Кларка. Обладая достаточными средствами, чтобы потакать своим желаниям, Скотт-Уотсон участвовал в ралли и любил автогонки с практически религиозной страстью. Он хотел, чтобы все вокруг так или иначе были причастны к автогонкам и проповедовал учение скорости жителям границы северной Англии и южной Шотландии. Тканевая кепка, гоночный номер, выполненный клейкой лентой, воздушный дефлектор еще на своем месте. Любительский автоспорт в самом расцвете. Джим Кларк на Sunbeam. Практически сразу же по получении прав, Кларк принял участие в заездах Автоклуба Бервика и Округа в Винфилде. В заездах участвовали обычные дорожные машины, и участники должны были на время доехать до линии, вернуться задним ходом в гараж, может быть, еще резко развернуться и домчаться до другой линии. Аккуратность и точность значили в этом случае больше, чем скорость, машины варьировались от первоклассных семейных до спортивных - ничего поражающего воображение, это был действительно любительский уровень. Джиму нравилось резко бросать свой Sunbeam вокруг столбов и, когда результаты были собраны, его объявили победителем. Плохой новостью стало то, что его дисквалифицировали на основании того, что он не был членом Автоклуба Бервика и Округа. Он не пришел в восторг от этого. Он особенно не любил, когда у него выигрывали нечестно или обманом, и отличался подозрительностью, считая, что привычка не доверять никому, кроме ближайшего окружения, себя оправдывает. Его негодование было несколько несправедливым: все участники соревнований должны были быть членами клуба, и у организаторов не было иного выбора, как исключить его. Тем не менее, он считал, что с ним поступили нечестно, и какое-то время отказывался вступить в клуб, получив своеобразную компенсацию в виде пожизненного почетного членства в клубе после завоевания титула чемпиона мира. К пятидесятым автоспорт утратил часть своей элитарности, но после финансово-провальной международной встречи в 1955 году с приходом в него мотоциклистов с их безграничным энтузиазмом, верить в коммерческую успешность мотоспорта стало проще. Теперь на границах у автоспорта были вполне реальные перспективы. В карьере автогонщика есть и блестящие взлеты, и сокрушительные падения, и Джим Кларк пережил и то, и другое. И многие его неудачи были созданы его неуверенностью в себе. Для его ранних лет был характерен кризис самооценки, частично вызванный его положением на ферме, которое в перспективе вряд ли бы стало лучше или надежнее. Он постоянно переживал из-за того, что, возможно, не так уж хорош в гонках или что может выглядеть глупо. А так как его воспитание сделало его подозрительным к людям, не входящим в его семью, сменить привычки было сложно. Среди друзей никто - а особенно Скотт-Уотсон - не сомневался в его способностях, и каждый его шаг по карьерной лестнице был отмечен наградами. Он раз за разом доказывал свои одаренность и профессионализм, поднимаясь от любительского до профессионального автокросса, затем в ралли и, наконец, в гонки. Начав со скромного двухтактного DKW Скотта-Уотсона, он перешел на маленькие, а затем и большие спортивные машины. Еще до поступления в Формулу-2 он пересел на одноместные машины в новом классе Формулы-Юниор. Сначала он участвовал в местных раллийных гонках, опасаясь, что его родители запретят ему это из-за больших затрат. Ралли, как считал Кларк-старший, было пустой тратой хороших машин, а поездки на Sunbeam Джима стоили дороже, чем на Rover. Заключения Билла Бадди о большом расходе топлива на высокой скорости были не беспочвенны. Но даже экономные родители не могли запретить ему участвовать в ралли в качестве штурмана или второго пилота. Международное Шотландское Ралли 1955 года не было похоже на последующие, с их беспорядочными специальными отрезками для улучшенных машин. Оно было организовано Королевским Шотландским Автомобильным Клубом (основан в 1899 году), чья штаб-квартира располагалась на Блитсвудской площади в Глазго. Шотландские ралли отличались мягкостью, и над ними иногда посмеивались, называя их общественными мероприятиями. По правилам Королевского Автоклуба средняя скорость была ограничена 30 милями в час, так что гонки мягко и незаметно превратились в туристские прогулки, а соревнования свелись к автозаездам, спринтам или подъемам на холм. В 1955 года ралли состояло из 1200 миль быстрой езды по дорогам не только без ограничений скорости, но не загруженным движением. Это была возможность для горячих молодых гонщиков поездить быстро. Ни от кого не ждали езды допоздна - из 105 машин в последнюю неделю мая 1955 почти никто и не ездил. Шотландское ралли, 1955 год. В.К. Хендерсон изображает Билла Поттса и Джима Кларка (Austin-Healey №111) на «небольшом отдыхе», с Фрэнком Дандэсом и Эриком Димоком (Morgan Plus Four №103). Судья Королевского Шотландского Автоклуба - А.К. Стивенсон Это была счастливая неделя. Море в Обэне мерцало в мареве. Билли Поттсу, кузену Джима, нужна была замена для его постоянного второго пилота, и эта парочка стартовала в принадлежавшем Поттсу Austin-Healey 100. Четырьмя минутами позже, в первый день заезда до Обэна, Кларк был впервые упомянут в автоспортивном репортаже. Ему было всего 19, он наслаждался этим путешествием, в котором Шотландия раскрывалась с лучшей стороны, по тем уголкам страны, где он никогда не был до этого и где, увы, никогда больше не побывает. Для счастливых фермеров из команды, шутливо названной Ecurie Agricole1 эта гонка сложилась неудачно. Один из них, Джонни Сомервэйл, разбил в Снеттертоне свой Austin-Healey 100S, которому была всего неделя, и добравшись на попутке в виде принадлежавшего Рону Флокхарту самолета, пересел в свою старую машину. Алана Карри, штурмана Яна Скотта-Уотсона, задержала забастовка железнодорожников, а Ронни Далгиш сорвал выхлопную прокладку на своем Triumph TR2 за полчаса до старта. Он присоединился к Поттсу в гараже Глазго, где тот ремонтировал тормоза. Карри перевернулся на DKW Скотта-Уотсона и финишировал со смятой крышей. В Гленко, где Поттс передал управление своему молодому напарнику, в мае 1955 года не было ничего печального. Джим сел за руль невысокого синего Healey и осторожно повел его мимо того места, где в 1962 году солдатами Кэмпбелла из Глен-Лайон будут жестоко убиты 40 человек из клана Макдональдов. Лицензии Джима, дающей право выступать в соревнованиях, было всего три месяца. Поттс знал, что времени у них много: «Мы неплохо продвигались вперед, когда нас мимо промелькнул другой Healey. Это было уже слишком. Когда машина пошла еще быстрее, я сказал: «Ради бога, спокойнее, Джим! Осторожно!». Но через несколько минут я успокоился. Он уже все умел. Это был прирожденный талант. Машина слушалась его во всем». Это был первый раз, когда Кларк вел машину на скорости 100 миль в час. Он бывал штурманом во время ралли, но не слишком хорошим. Просто ужасным, как говорил Скотт-Уотсон, совершенно без чувства направления. И во время одного строго регламентируемого по времени заезда «plot and bash» 2, когда штурман должен очень быстро разобраться в маршруте, его настолько раздражали складки карты, что он разложил её на заднем сиденье. Но из-за того, что ему пришлось стать на колени на переднем сиденье, склонившись назад и выкрикивая инструкции, все «налево» превратились в «направо», что привело к сильной путанице. С тех пор было решено, что Джим должен быть за рулем. Как раз когда «шотландец» спокойно колесил по извилистым дорогам Хайлендса, Скотт-Уотсон подготавливал первый пробный шаг Джима Кларка по направлению к настоящим гонкам. Во время автокросса MG автоклуба от Пиблза к Вест-Линтону Кларк счел, что вождение Sunbeam по траве хорошо бодрит. Машина постоянно скользила, и скоро проявилось его мастерство. Возможно, это первый раз, когда он продемонстрировал свое отличное чувство баланса, острое зрение и чувствительность, которые давали ему совершенный контроль над гоночной машиной. Это было на скорости 50 миль в час, а не 150, но ощущения были те же самые, которые он будет чувствовать на трассе, только в «замедленной съемке». Техника контролирования гоночной машины с помощью комбинации рулевого управления и управления газом почти исчезла к тому времени, как карьера Джима так внезапно и трагически оборвалась. «Занос на четырех колесах», описанный Стирлингом Моссом и техническим аналитиком Лоуренсом Помероем, и объясняющий технику вождения Фарины, Фанхио и Аскари, ушел в историю. К шестидесятым шины, производимые из клейких веществ, дающих феноменальное сцепление, сделали его ненужным. Джим Кларк никогда не управлял машиной с антикрыльями, обеспечивающими прижимную силу и позволяющими шинам цепляться за покрытие трассы, что также изменило технику вождения в последующие годы. Первые подвиги Кларка на внушающем ужас Austin Seven. (Текст на картинке: «Джим, ты сумасшедший! Если папа когда-нибудь об этом узнает!…» - «А ну, девочки, разойдитесь!» (фр.)) Тем не менее, занос на четырех колесах был чем-то, что должен уметь подающий надежды гонщик, и молодой Кларк счел этот опыт захватывающим. Он осторожно оценил его, в его воспитании скромность считалась добродетелью, так что он стеснялся приписывать себе это мастерство. «Можно бросить автомобиль в занос и проверить, сможешь ли вернуть его обратно, - говорил он с восторгом. - Это можно проверить безопасно, как нигде больше. Автокросс - это что-то вроде испытательного трека со скользким покрытием». Примечания: 1 - Ecurie Agricole - (фр.) сельскохозяственная команда, конюшня. 2 - «Plot and bash» - один из способов проведения дорожного ралли, когда участникам выдают информацию о маршруте непосредственно перед стартом каждого отрезка, когда время уже пошло.