Фернандо Алонсо

[АЛТИМЭЙТ ГЛОР]

36 минут назад, d_alfa сказал:

Опять домыслы. Есть факт. Новая резина давала +3-5 сек с круга. Из первой 10 только Алонсо ее и поставили. И если бы не чехарда с клетчатым флагом, а все команды ожидали его позже вполне объехал бы Алонсо Феттеля. Хватит уже сову на глобус натягивать 

https://ru.mclarenf-1.com/2022/gp/s9058/lap_times/239-852/

Допустим, мы только будем исходить из вот таких покруговок (хотя у команд есть информация по секторам и они могут видеть улучшения в реальном времени). Назови хотя бы одну рациональную причину, по которой мостик Альпин не зазвал Алонсо на 21 круге, увидев вот такую разницу по времени, а сделал это на круг позже. А если уж по хорошему, то учитывая, что Чжоу отыграл на своем круге выезда у Мика по меньшей мере 3 секунды, то надо было и вовсе зазывать на 20 круге, ориентируясь на 2-3 сектора Чжоу 19 круга и 1 сектор 20 круга. Так что слова Пермейна и есть самое натуральное вранье, тем более, что сам Алонсо говорил, что просил провести пит раньше. А съезды "а почему остальных не позвали на пит" можешь размещать в темах этих самых остальных, нам-то какая разница, почему условного Хэмилтона не зазвали.

[Shenk]

57 минут назад, d_alfa сказал:

Опять домыслы. Есть факт. Новая резина давала +3-5 сек с круга. Из первой 10 только Алонсо ее и поставили. И если бы не чехарда с клетчатым флагом, а все команды ожидали его позже вполне объехал бы Алонсо Феттеля. Хватит уже сову на глобус натягивать 

Ну т.е. в твоём понимании со стратегией все было ОК? За 38 минут гонки Алонсо дважды терял места из-за питов:

1. Первый раз его оставили на трассе дольше всех (формально, Окон был выше и поэтому первым позвали его). Но факт же - Алонсо потерял места.

2. Когда слишком поздно позвали за новыми шинами - благо, что успел забодать всех, кого пропустил на пите и хотя бы там же приехать.

 

А ты заладил - а вот эти, а вот эти, а вот эти...

Смотри на Алонсо и Альпин - на первом пите потеряли места, на второй зазвали слишком поздно при наличии данных от уже переобувшихся машин.

 

В отрыве от всего сезона в конкретной сумбурной гонке произошли обычные гоночные вещи, но это если не смотреть сезон с самого начала и не следить за блестящей работой механиков с машиной Алонсо, стратегов Альпин и заявлений руководства.

Изменено 12.10.2022 17:21 пользователем Shenk

[d_alfa]

2 часа назад, АЛТИМЭЙТ ГЛОР сказал:

https://ru.mclarenf-1.com/2022/gp/s9058/lap_times/239-852/

Допустим, мы только будем исходить из вот таких покруговок (хотя у команд есть информация по секторам и они могут видеть улучшения в реальном времени). Назови хотя бы одну рациональную причину, по которой мостик Альпин не зазвал Алонсо на 21 круге, увидев вот такую разницу по времени, а сделал это на круг позже. А если уж по хорошему, то учитывая, что Чжоу отыграл на своем круге выезда у Мика по меньшей мере 3 секунды, то надо было и вовсе зазывать на 20 круге, ориентируясь на 2-3 сектора Чжоу 19 круга и 1 сектор 20 круга. Так что слова Пермейна и есть самое натуральное вранье, тем более, что сам Алонсо говорил, что просил провести пит раньше. А съезды "а почему остальных не позвали на пит" можешь размещать в темах этих самых остальных, нам-то какая разница, почему условного Хэмилтона не зазвали.

Ну в общем ответа нет, я понял 

1 час назад, Shenk сказал:

Ну т.е. в твоём понимании со стратегией все было ОК? За 38 минут гонки Алонсо дважды терял места из-за питов:

1. Первый раз его оставили на трассе дольше всех (формально, Окон был выше и поэтому первым позвали его). Но факт же - Алонсо потерял места.

2. Когда слишком поздно позвали за новыми шинами - благо, что успел забодать всех, кого пропустил на пите и хотя бы там же приехать.

 

А ты заладил - а вот эти, а вот эти, а вот эти...

Смотри на Алонсо и Альпин - на первом пите потеряли места, на второй зазвали слишком поздно при наличии данных от уже переобувшихся машин.

 

В отрыве от всего сезона в конкретной сумбурной гонке произошли обычные гоночные вещи, но это если не смотреть сезон с самого начала и не следить за блестящей работой механиков с машиной Алонсо, стратегов Альпин и заявлений руководства.

См. Выше

[Сергей Владимирович]

8 минут назад, d_alfa сказал:

Ну в общем ответа нет, я понял

 

Все ответы находятся у руководителей команд.

Если найдешь интервью с такими ответами, то можешь притащить и сюда.

 

[Shenk]

2 часа назад, d_alfa сказал:

Ну в общем ответа нет, я понял 

См. Выше

Ну в общем даже соседский кот быстрее понял. Больше не могу тебя здесь задерживать, ауф видер зеен!

[enisei]

Вопрос: В следующем сезоне Фернандо заменит вас в Aston Martin. Дадите ему какой-нибудь совет?
Себастьян Феттель: Фернандо не нужны советы. Не уверен, что он станет их слушать, но они ему в любом случае не нужны. Он уже много лет выступает в Формуле 1, так что будет в порядке.

[middleton]

Мастер и два корыта.

 

Никогда не разговаривайте с неизвестными.

 

В час жаркого летнего заката на берегу венгерского озера Балатон появилось двое граждан. Первый из них – приблизительно шестидесятилетний, одетый в синюю футболку с эмблемой в виде буквы А на груди, – был среднего роста, седоволос, упитан, свою потрёпанную жизнью бейсболку с полуистёртой надписью "Force India" нёс в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в модной оправе. Второй – высокий, темноволосый, худощавый молодой человек в заломленной на затылок синей кепке – был в розовой рубашке, жёваных синих брюках и в чёрных тапочках.

Первый был не кто иной, как Отмар Георгиевич Сафнауэр, директор крупной автобазы, недавно вступивший в должность, и с энтузиазмом перепрофилирующий предприятие на работу с автомобилями "Рено", а молодой спутник его – водитель этой автобазы Эстебан Лоранович Окон, по получении паспорта взявший себе фамилию Бездонный.

 

Продолжение под спойлером...

 

Spoiler

 

Попав в тень чуть зеленеющих лип, друзья первым долгом бросились к пёстро раскрашенной будочке с надписью «Фрёч и Палинка».

Да, следует отметить первую странность этого страшного июльского вечера. Не только у будочки, но и во всей округе озера Балатон, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Будапешт и окрестности, в сухом тумане валилось куда-то за кольцо Хунгароринга, – никто не пришёл к озеру, никто не сел на скамейку, пуста была набережная.

– Дайте минералку "Дракула", – попросил Сафнауэр.

– "Дракулы" нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.

– "Кроненбург 1664" есть? – сиплым голосом осведомился Бездонный.

– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.

– А что есть? – спросил Сафнауэр.

– Ред Булл, только тёплый, – сказала женщина.

– Ну давайте, давайте, давайте!..

Ред Булл дал обильную жёлтую пену, и в воздухе запахло выхлопом автомобиля Хонда. Напившись, автомобилисты немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к озеру и спиной к Будапешту.

Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Сафнауэра. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нём. Кроме того, Сафнауэра охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с набережной озера без оглядки. Сафнауэр тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мной? Этого никогда не было… сердце шалит… я переутомился… Пожалуй, пора бросить всё к чёрту и в Бухарест…»

И тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На черноволосой голове его выделялись огромная квадратная челюсть и тёмно-синяя трёхдневная щетина, мало гармонировавшая со строгим деловым костюмом, сшитым точно по фигуре. Гражданин был ростом в сажень, широк в плечах, и всем своим видом напоминал потомка английских каторжников, сосланных в Австралию отбывать наказание за свои преступления. Физиономия, прошу заметить, у гражданина была весьма глумливая.

Жизнь Сафнауэра складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык. Ещё более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!..»

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.

Тут ужас до того овладел Сафнауэром, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что всё кончилось, марево растворилось, странный австралиец исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.

– Фу ты чёрт! – воскликнул Сафнауэр. – Ты знаешь, Эстебан, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было… – он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали.

Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, произнеся довольно бодро: «Ну-с, итак…» – повёл речь, прерванную питьём Ред Булла.

Речь эта, как впоследствии узнали, шла об одном из его сотрудников по фамилии Алонсо. Дело в том, что Сафнауэр заказал Бездонному, для очередного номера местной газеты "Альпийский тетерев", большую разоблачающую Алонсо статью. Эту статью Эстебан Лоранович сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею заказчика нисколько не удовлетворил. Очертил Бездонный главное действующее лицо своей статьи, то есть Алонсо, очень чёрными красками, и тем не менее всю статью приходилось, по мнению директора, писать заново. И вот теперь Сафнауэр читал своему работнику нечто вроде лекции об Алонсо, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку Бездонного. Трудно сказать, что именно подвело Эстебана Лорановича – изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он писал, – но Алонсо у него получился, ну, совершенно живой, только, правда, снабжённый многими отрицательными чертами. Сафнауэр же хотел доказать Бездонному, что главное не в том, какие достижения были у Алонсо, плох ли он, хорош ли, а в том, что достижений-то этих, как таковых, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о них – простые выдумки, самый обыкновенный миф.

Надо заметить, что Сафнауэр был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на маститых историков, например, на знаменитого Рона Мак-Денниса, на блестяще образованного Марко Маттиачи, никогда ни словом не упоминавших о достижениях Алонсо. Обнаруживая солидную эрудицию, Отмар Георгиевич сообщил Бездонному, между прочим, и о том, что то место в пятнадцатой книге, в главах 2005 и 2006 знаменитых формульных «Анналов», где говорится о достижениях Алонсо, – есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.

Молодой водитель, для которого всё, сообщаемое директором автобазы, являлось новостью, внимательно слушал Отмара Георгиевича, уставив на него свои бойкие чёрные глаза, и лишь изредка икал, шёпотом ругая проклятый Ред Булл.

– Нет ни одного автомобильного предприятия, – говорил Сафнауэр, – в котором не существовало бы городских легенд, повествующих о том, как из выходцев с самых низов общества появляется водитель с божественным талантом. И предыдущие директора нашей автобазы, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Алонсо, которого на самом деле никогда не было. Вот на это-то и нужно сделать главный упор…

Высокий тенор Сафнауэра разносился по пустынному побережью озера, и, по мере того как Отмар Георгиевич забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, – Бездонный узнавал всё больше и больше интересного и полезного и про финского Кимисиуса, благостного бога, сына Суоми и Бахуса, и про гренадского языческого бога Люсьена-Карлисиуса, и про немецкого Сэбо-Фитилиуса, и даже про менее известного грозного бога Чеко-Пуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике.

И вот как раз в то время, когда Отмар Георгиевич рассказывал о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Чеко-Пуцли, в аллее приозёрного парка показался первый человек.

Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй – что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было.

Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.

Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то были они совершенно обычными – белыми. Он был в модной голубой сорочке фирмы "Бенеттон", дорогих брюках, и в чёрных породистых итальянских туфлях. Серый берет он лихо заломил за ухо, под мышкой нёс трость с чёрным набалдашником в виде гарцующего жеребца. По виду – лет шестидесяти с лишним. Выбрит гладко. Седовлас. Из-за солнечных очков-хамелеонов казалось, что правый глаз у него чёрный, а левый почему-то зелёный. Брови густые чёрные, словом – иностранец.

Пройдя мимо скамьи, на которой помещались наши герои, иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на соседней скамейке, в двух шагах от приятелей.

«Немец», – подумал Сафнауэр.

«Англичанин, – подумал Бездонный, – ишь, и не жарко ему в перчатках».

А иностранец окинул взглядом высокие деревья, окаймлявшие озеро, причем заметно стало, что видит это место он впервые и что оно его заинтересовало.

Он остановил взор на верхних этажах стоящих в отдалении домов, ослепительно отражающих в стёклах изломанное заходящее солнце, затем перевёл его вниз, где стёкла начали предвечерне темнеть, чему-то снисходительно усмехнулся, прищурился, руки положил на набалдашник трости, а подбородок на руки.

– Ты, Эстебан, – говорил Сафнауэр, – очень хорошо и сатирически изобразил, например, псевдо-достижения Алонсо, сына Хосе-Луиса, но соль-то в том, что ещё до Алонсо был культ целого ряда сынов формульных, как, скажем, французского Простикуса, бразильского Сеннатикуса, британского Мэнселиуса. Коротко же говоря, ни один из них не имел особых талантов и, тем более, не добивался никаких успехов, в том числе и Алонсо, и необходимо, чтобы ты, вместо его достижений, изобразил нелепые слухи об этих достижениях. А то выходит по твоему рассказу, что он действительно чего-то добился!..

Тут Бездонный сделал попытку прекратить замучившую его икоту, задержав дыхание, отчего икнул мучительнее и громче, и в этот же момент Сафнауэр прервал свою речь, потому что иностранец вдруг поднялся и направился к приятелям.

Те поглядели на него удивленно.

– Извините меня, пожалуйста, – заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, – что я, не будучи знаком, позволяю себе… но предмет вашей учёной беседы настолько интересен, что…

Тут он вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как приподняться и раскланяться.

«Нет, скорее, француз…» – подумал Сафнауэр.

«Поляк?..» – подумал Бездонный.

Необходимо добавить, что на Бездонного иностранец с первых же слов произвёл отвратительное впечатление, а Сафнауэру скорее понравился, то есть не то чтобы понравился, а… как бы выразиться… заинтересовал, что ли.
 
– Разрешите мне присесть? – вежливо попросил иностранец, и приятели как-то невольно раздвинулись; иностранец ловко уселся между ними и тотчас вступил в разговор.

– Если я не ослышался, вы изволили говорить, что достижения Алонсо это миф? – спросил иностранец, обращая к Сафнауэру свой левый зеленый глаз.

– Нет, вы не ослышались, – учтиво ответил Сафнауэр, – именно это я и говорил.

– Ах, как интересно! – воскликнул иностранец.

«А какого чёрта ему надо?» – подумал Бездонный и нахмурился.

– А вы соглашались с вашим собеседником? – осведомился неизвестный, повернувшись вправо к Бездонному.

– На все сто! – подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально.

– Изумительно! – воскликнул непрошеный собеседник и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал: – Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, ещё и не верите в Алонсо? – Он сделал испуганные глаза и прибавил: – Клянусь, я никому не скажу.

– Да, мы не верим в Алонсо, – чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Сафнауэр, – но об этом можно говорить совершенно свободно.

Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:

– Вы – сторонники фаворитизма в коллективе?!

– Да, мы – фаворитисты, – улыбаясь, ответил Сафнауэр, а Бездонный подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»

– Ох, какая прелесть! – вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого автомобилиста.

– В нашем коллективе фаворитизм никого не удивляет, – дипломатически вежливо сказал Сафнауэр, – большинство наших работников сознательно и давно перестало верить сказкам об Алонсо.

Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумлённому директору руку, произнеся при этом слова:

– Позвольте вас поблагодарить от всей души!

– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Бездонный.

– За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, – многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.

Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвёл глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по фаворитисту.

«Нет, он не англичанин…» – подумал Сафнауэр, а Бездонный подумал: «Где это он нахватался сведений об Алонсо, вот что интересно!» – и опять нахмурился.

– Но, позвольте вас спросить, – после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, – как же быть с доказательствами достижений Алонсо, коих, как известно, существует ровно два?

– Увы! – с сожалением ответил Сафнауэр. – Ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства величия Алонсо быть не может.

– Браво! – вскричал иностранец. – Браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Шумахера по этому поводу. Но вот курьёз: он начисто разрушил все доказательства, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное доказательство!

– Доказательство Шумахера, – тонко улыбнувшись, возразил образованный Сафнауэр, – также неубедительно. И недаром великий философ Росси говорил, что шумахеровские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а русский философ Петров просто смеялся над этим доказательством.

Сафнауэр говорил, а сам в это время думал: «Но, всё-таки, кто же он такой? И почему он так хорошо осведомлён об Алонсо?»

– Взять бы этого Шумахера, да за такие доказательства года на три в Феррари! – совершенно неожиданно бухнул Эстебан Лоранович.

– Эстебан! – сконфузившись, шепнул Сафнауэр.

Но предложение отправить Шумахера в Феррари не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.

– Именно, именно, – закричал он, и левый зеленый глаз его, обращённый к Сафнауэру, засверкал, – ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, барон, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».

Сафнауэр выпучил глаза. «За завтраком… Шумахеру?.. Что это он плетёт?» – подумал он.

– Но, – продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Сафнауэра и обращаясь к Бездонному, – отправить Шумахера в Феррари невозможно по той причине, что он уже с лишком 8 лет пребывает в местах значительно более отдалённых, чем Феррари, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!

– А жаль! – отозвался задира-Эстебан.

– И мне жаль! – подтвердил неизвестный, сверкая глазом, и продолжал: – Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели вы не верите в Алонсо, то, спрашивается, кто же управляет настройками ваших автомобилей и всем вообще распорядком на вашем предприятии?

– Мы сами и управляем, – поспешил сердито ответить Бездонный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.

– Виноват, – мягко отозвался неизвестный, – для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же вы можете управлять, если вы не только лишены возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, хотя бы на полгода, но не можете ручаться даже за свой собственный завтрашний день? - И в самом деле, – тут неизвестный повернулся к Сафнауэру, – вообразите, что вы, например, начнёте управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг на вашей автобазе… кхе… кхе… вместо нормальных машин - корыта… – тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о корытах вместо машин доставила ему удовольствие, – да, корыта, – жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, – и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Сотрудники вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к механикам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И всё это кончается трагически: тот, кто ещё недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг выкинутым из родной автобазы на улицу, и окружающие, понимая, что толку от вас нет более никакого, начинают потешаться над вами. А бывает и ещё хуже: только что человек соберётся взять на работу перспективного австралийского молодого водителя, – тут иностранец прищурился на Сафнауэра, – пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, так как неизвестно почему вдруг возьмёт – и оконфузится на ровном месте! Неужели вы скажете, что это он сам собою управлял так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.

Сафнауэр с великим вниманием слушал неприятный рассказ про корыта и австралийского водителя, и какие-то тревожные мысли начали мучить его. «Он не иностранец… он не иностранец… – думал он, – он престранный субъект… но позвольте, кто же он такой?..»

– Вы хотите курить, как я вижу? – неожиданно обратился к Бездонному неизвестный. – Вы какие предпочитаете?

– А у вас разные, что ли, есть? – мрачно спросил Эстебан, у которого папиросы кончились.

– Какие предпочитаете? – повторил неизвестный.

– Ну, «Gauloises» или «Gitanes Blondes», – злобно ответил Бездонный.

Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездонному:

– «Gitanes Blondes».

И директора и водителя не столько поразило то, что нашлись в портсигаре именно «Gitanes Blondes», сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота и на крышке его при открывании сверкнули синим и белым огнём бриллиантовые буквы F.B.

Тут автомобилисты подумали разное. Сафнауэр: «Нет, иностранец!», а Бездонный: «Вот чёрт его возьми, а!..»

Эстебан и владелец портсигара закурили, а некурящий Сафнауэр отказался.

«Надо будет ему возразить так, – решил Сафнауэр, – да, человек может оконфузиться, никто против этого и не спорит. Но дело в том, что…»

Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:

– Да, человек может свалять дурака, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда может свалять дурака на ровном месте, вот в чём фокус! И вообще не способен сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.

«Какая-то нелепая постановка вопроса…» – помыслил Сафнауэр и возразил:

– Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собою разумеется, что, если в Будапеште мне свалится на голову кирпич…

– Кирпич ни с того ни с сего, – внушительно перебил неизвестный, – никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в каком случае не угрожает. Вы опозоритесь другим образом.

– Может быть, вы знаете, каким именно, – с совершенно естественной иронией осведомился Сафнауэр, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, – и скажете мне?

– Охотно, – отозвался незнакомец. Он смерил Сафнауэра взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь…» – и громко и радостно объявил: – Вам заморочат голову!

Бездонный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Сафнауэр спросил, криво усмехнувшись:

– А кто именно? Враги? Конкуренты?

– Нет, – ответил собеседник, – австралийский мальчик, студент.

– Гм… – промычал раздражённый шуточкой неизвестного Сафнауэр, – ну, это, извините, маловероятно.

– Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?

– Секрета нет. Сейчас я зайду к себе в офис, а потом в десять часов вечера на нашей автобазе состоится заседание, где мы будем обсуждать кадровый состав нашего предприятия на будущий год и я буду там председательствовать.

– Нет, этого быть никак не может, – твёрдо возразил иностранец.

– Это почему?

– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили чёрные птицы, – что Оскарушка уже зашёл в свой твиттер-аккаунт, и не только зашёл, но даже и начал писать. Так что заседание не состоится.

Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.

– Простите, – после паузы заговорил Сафнауэр, поглядывая на мелющего чепуху иностранца, – при чём здесь твиттер… и какой Оскар?

– Твиттер здесь вот при чём, – вдруг заговорил Бездонный, очевидно, решив объявить незваному собеседнику войну, – вам не приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных?

– Эстебан!.. – тихо воскликнул Отмар Георгиевич.

Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся.

– Бывал, бывал, и не раз! – вскричал он, смеясь, но не сводя несмеющегося глаза с водителя. – Где я только не бывал! Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами узнайте это у него, Эстебан Лоранович, когда окажетесь в этой лечебнице! А вы в ней в следующем году, после общения с вашим будущим напарником Пьером, всенепременно окажетесь.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Помилуйте, Эстебан Лоранович, кто же вас не знает? – здесь иностранец вытащил из кармана прошлогодний номер газеты «Альпийский тетерев», и Эстебан Лоранович увидел на первой же странице своё изображение, в рубрике "Лучший работник августа, 2021". Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот раз ничуть не обрадовало водителя.

– Я извиняюсь, – сказал он, и лицо его потемнело, – вы не можете подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать.

– О, с удовольствием! – воскликнул неизвестный. – Здесь так хорошо под липами, а я, кстати, никуда и не спешу.

– Вот что, Отмар, – зашептал водитель, оттащив Сафнауэра в сторону, – он никакой не интурист, а шпион. Это итальянский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет…

– Ты думаешь? – встревоженно шепнул Сафнауэр, а сам подумал: «А ведь он прав…»

– Уж ты мне верь, – засипел ему в ухо Бездонный, – он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, что он несёт, – водитель говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, – идём, задержим его, а то уйдёт…

И Бездонный за руку потянул Сафнауэра к скамейке.

Незнакомец не сидел, а стоял возле неё, держа в руках какую-то книжечку в тёмно-сером переплете, плотный конверт хорошей бумаги и визитную карточку.

– Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Будапешт для консультации, – веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих автомобилистов.

Те сконфузились. «Чёрт, слышал всё…» – подумал Сафнауэр и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Пока иностранец совал их директору, Эстебан успел разглядеть на карточке напечатанное латинскими буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии – латинскую «Б».

– Очень приятно, – тем временем смущённо бормотал директор, и иностранец спрятал документы в карман.

Отношения таким образом были восстановлены, и все трое вновь сели на скамью.

– Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? – спросил Сафнауэр.

– Да, консультантом.

– Вы – итальянец? – осведомился Бездонный.

– Я-то?.. – переспросил профессор и вдруг задумался. – Да, пожалуй, итальянец… – сказал он.

– Вы по-нашему здорово говорите, – заметил Бездонный.

– О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, – ответил профессор.

– А у вас какая специальность? – осведомился Сафнауэр.

– Я – специалист по чёрной юриспруденции.

«На тебе!..» – стукнуло в голове у Отмара Георгиевича.

– И… и вас по этой специальности пригласили к нам? – заикнувшись, спросил он.

– Да, по этой пригласили, – подтвердил профессор и пояснил: – Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Люсьена Семицветного. Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я – единственный в мире специалист.

– А-а! Вы историк? – с большим облегчением и уважением спросил Сафнауэр.

– Я – историк, – подтвердил учёный и добавил ни к селу ни к городу: – Сегодня вечером в Венгрии будет интересная история!

И опять крайне удивились и директор и водитель, а профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:

– Имейте в виду - величие Алонсо существует.

– Видите ли, профессор, – принуждённо улыбнувшись, отозвался Сафнауэр, – мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.

– А не надо никаких точек зрения, – ответил странный профессор. – Просто оно существует, и больше ничего.

– Но требуется же какое-нибудь доказательство… – начал Сафнауэр.

– И доказательств никаких не требуется, – ответил профессор и заговорил негромко, причем акцент его почему-то пропал. - Всё просто: в голубом комбинезоне с огнеупорным подбоем, на жёлто-синей машине, в 2005 и 2006 годах от рождества Христова...

Бездонный провёл рукою по лицу, как человек, только что очнувшийся, и увидел, что на озере Балатон вечер.

Вода почернела, и лёгкая лодочка уже скользила по ней, и слышался плеск весла и смешки какой-то гражданки в лодочке. В аллеях на скамейках появилась публика, но опять-таки везде, кроме того места, где были наши собеседники.

Небо над Будапештом как бы выцвело, и совершенно отчетливо была видна в высоте полная луна, но еще не золотая, а белая. Дышать стало гораздо легче, и голоса под липами теперь звучали мягче, по-вечернему.

«Как же это я не заметил, что он успел сплести целый рассказ?.. – подумал Бездонный в изумлении. – Ведь вот уже и вечер! А может, это и не он рассказывал, а просто я заснул и всё это мне приснилось?»

Но надо полагать, что всё-таки рассказывал профессор, иначе придётся допустить, что то же самое приснилось и Сафнауэру, потому что тот сказал, внимательно всматриваясь в лицо иностранца:

– Ваш рассказ чрезвычайно интересен, профессор, хотя он и совершенно не совпадает с тем, что писали на древних форумах.

– Помилуйте, – снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, – уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано на форумах, не происходило на самом деле никогда, и если мы начнём ссылаться на форумы как на исторический источник… – Он ещё раз усмехнулся, и Сафнауэр осёкся, потому что буквально то же самое он говорил Бездонному, идя с тем по набережной озера Балатон.

– Это так, – заметил Сафнауэр, – но боюсь, что никто не может подтвердить, что и то, что вы нам рассказывали, происходило на самом деле.

– О нет! Это может кто подтвердить! – начиная говорить ломаным языком, чрезвычайно уверенно ответил профессор и неожиданно таинственно поманил обоих приятелей к себе поближе.

Те наклонились к нему с обеих сторон, и он сказал, но уже без всякого акцента, который у него, чёрт знает почему, то пропадал, то появлялся:

– Дело в том… – тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шёпотом, – что я лично присутствовал при всех достижениях Алонсо. И на руководящих должностях при нём состоял и на подиумы вместе с ним поднимался и кубки победные получал, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас – никому ни слова и полнейший секрет!.. Тсс!

Наступило молчание, и Сафнауэр побледнел.

– Вы… вы сколько времени в Венгрии? – дрогнувшим голосом спросил он.

– А я только что сию минуту приехал, – растерянно ответил профессор, и тут только приятели догадались заглянуть ему как следует в глаза и в отражении вечерних огней в солнечных очках иностранца, им показалось, что взгляд у него был совершенно безумен.

«Вот тебе всё и объяснилось, – подумал Сафнауэр в смятении, – приехал сумасшедший итальянец или только что спятил, здесь на озере. Вот так история!»

Да, действительно, объяснилось всё: и страннейший завтрак у барона Шумахера, и дурацкие речи про твиттер и Оскарушку, и предсказания о замороченной голове, и всё прочее – профессор был сумасшедший.

Сафнауэр тотчас сообразил, что следует делать. Откинувшись на спинку скамьи, он за спиною профессора замигал Бездонному – не противоречь, мол, ему, – но растерявшийся водитель этих сигналов не понял.

– Да, да, да, – возбужденно говорил Сафнауэр, – впрочем, всё это возможно! Даже очень возможно, и Шумахер, и подиумы, и тому подобное. А вы одни приехали или с супругой?

– Один, один, я всегда один, – горько ответил профессор.

– А где же ваши вещи, профессор? – вкрадчиво спрашивал Сафнауэр. – В гостинице? Вы где остановились?

– Я? Нигде, – ответил полоумный итальянец, тоскливо и дико блуждая зелеными глазами по озеру Балатон.

– Как? А… где же вы будете жить?

– В вашем кабинете, – вдруг развязно ответил сумасшедший и подмигнул.

– Я… я очень рад, – забормотал Сафнауэр, – но, право, у меня вам будет неудобно… А в отеле чудесные номера, есть первоклассные гостиницы…

– А контракта Оскара с другой автобазой тоже нет? – вдруг весело осведомился больной у Эстебана Лорановича.

– И контракта…

– Не противоречь! – одними губами шепнул Сафнауэр, обрушиваясь за спину профессора и гримасничая.

– Нету никакого контракта! – растерявшись от всей этой муры, вскричал Эстебан Лоранович не то, что нужно, – вот наказание! Перестаньте вы психовать!

Тут безумный расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул воробей.

– Ну, уж это положительно интересно, – трясясь от хохота, проговорил профессор, – что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! – Он перестал хохотать внезапно и, что вполне понятно при душевной болезни, после хохота впал в другую крайность – раздражился и крикнул сурово: – Так, стало быть, так-таки и нету?

– Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь, профессор, – бормотал Сафнауэр, опасаясь волновать больного, – вы посидите минуточку здесь с товарищем Бездонным, а я только сбегаю на угол, звякну по телефону, а потом мы вас и проводим, куда вы хотите. Ведь вы не знаете города…

План Сафнауэра следует признать правильным: нужно было добежать до ближайшего места, где ловил телефон и сообщить в бюро иностранцев о том, что вот, мол, приезжий из-за границы консультант сидит на озере Балатон в состоянии явно ненормальном. Так вот, необходимо принять меры, а то получается какая-то неприятная чепуха.

– Позвонить? Ну что же, позвоните, – печально согласился больной и вдруг страстно попросил: – Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то, что контракт Оскара с другой автобазой существует! О большем я уж вас и не прошу. Имейте в виду, что на это существует доказательство, и уж самое надёжное! И вам оно скоро будет предъявлено.

– Хорошо, хорошо, – фальшиво-ласково говорил Сафнауэр и, подмигнув расстроенному водителю, которому вовсе не улыбалась мысль караулить сумасшедшего итальянца, устремился к выходу с территории озера.

А профессор тотчас же как будто выздоровел и посветлел.

– Отмар Георгиевич! – крикнул он вдогонку Сафнауэру.

Тот вздрогнул, обернулся, но успокоил себя мыслью, что его имя и отчество известны профессору также из каких-нибудь газет. А профессор прокричал, сложив руки рупором:

– Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему дяде в Бухарест?

И опять передёрнуло Сафнауэра. Откуда же сумасшедший знает о существовании румынского дяди? Ведь об этом ни в каких газетах, уж наверно, ничего не сказано. Эге-ге, уж не прав ли Бездонный? А ну как документы эти липовые? Ах, до чего странный субъект. Звонить, звонить! Сейчас же звонить! Его быстро разъяснят!

И, ничего не слушая более, Сафнауэр побежал дальше.

Тут у самого выхода с территории озера со скамейки навстречу директору поднялся в точности тот самый гражданин, что тогда при свете солнца вылепился из жирного зноя. Только сейчас он был уже не воздушный, а обыкновенный, плотский, и в начинающихся сумерках Сафнауэр отчётливо разглядел в глазах высокого австралийца маленькие искорки иронии.

Отмар Георгиевич так и попятился, но утешил себя тем соображением, что это глупое совпадение и что вообще сейчас об этом некогда размышлять.

– Выход ищете, гражданин? – треснувшим тенором осведомился зловещий тип. – Сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра… поправиться… бывшему водиле таксопарка "Красный Бык"! – кривляясь, субъект наотмашь снял жокейский свой картузик.
 
Сафнауэр не стал слушать попрошайку и ломаку австралийца, выбежал из приозёрного парка, трясущимися руками достал телефон и, уже набирая номер, внезапно увидел на экране входящее уведомление: "Сенсация! Алонсо уходит из «Альпийского тетерева»!". Новость эта преизрядно удивила Отмара Георгиевича, но, в то же самое время, совершенно опрометчиво было бы утверждать, что он был поражён ею до глубины души. По правде говоря, в течение последнего полугода он сам чего-то подобного и добивался. Тем паче, что и замена испанцу давно имелась, да вот незадача - имя того молодого водителя директор как-то запамятовал. Покопавшись в своём ежедневнике, Отмар Георгиевич нашёл запись от ноября прошлого года, которая гласила: "Не забыть подписать контракт с Оскаром".

- Точно! Оскар! - с широкой улыбкой пробормотал Сафнауэр. Совершенно позабыв об Эстебане и безумном итальянском профессоре, Отмар Георгиевич, высунув язык от усердия, принялся набирать во внутренний чат автобазы приказ о приёме на работу нового, перспективного сотрудника. Все тревоги и переживания прошедшего дня полностью вылетели у него из головы. Никогда ещё директор не чувствовал себя таким спокойным и умиротворённым.

- Всё идёт по плану, - подумал довольный Сафнауэр и нажал на кнопку "Отправить сообщение".

 

 

[Merry Christmas]

де ля роса следует за Алонсо  

[V.M.]

10 часов назад, middleton сказал:

Мастер и два корыта.

 

Никогда не разговаривайте с неизвестными.

 

В час жаркого летнего заката на берегу венгерского озера Балатон появилось двое граждан. Первый из них – приблизительно шестидесятилетний, одетый в синюю футболку с эмблемой в виде буквы А на груди, – был среднего роста, седоволос, упитан, свою потрёпанную жизнью бейсболку с полуистёртой надписью "Force India" нёс в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в модной оправе. Второй – высокий, темноволосый, худощавый молодой человек в заломленной на затылок синей кепке – был в розовой рубашке, жёваных синих брюках и в чёрных тапочках.

Первый был не кто иной, как Отмар Георгиевич Сафнауэр, директор крупной автобазы, недавно вступивший в должность, и с энтузиазмом перепрофилирующий предприятие на работу с автомобилями "Рено", а молодой спутник его – водитель этой автобазы Эстебан Лоранович Окон, по получении паспорта взявший себе фамилию Бездонный.

 

Продолжение под спойлером...

 

  Показать контент

 

Попав в тень чуть зеленеющих лип, друзья первым долгом бросились к пёстро раскрашенной будочке с надписью «Фрёч и Палинка».

Да, следует отметить первую странность этого страшного июльского вечера. Не только у будочки, но и во всей округе озера Балатон, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Будапешт и окрестности, в сухом тумане валилось куда-то за кольцо Хунгароринга, – никто не пришёл к озеру, никто не сел на скамейку, пуста была набережная.

– Дайте минералку "Дракула", – попросил Сафнауэр.

– "Дракулы" нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.

– "Кроненбург 1664" есть? – сиплым голосом осведомился Бездонный.

– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.

– А что есть? – спросил Сафнауэр.

– Ред Булл, только тёплый, – сказала женщина.

– Ну давайте, давайте, давайте!..

Ред Булл дал обильную жёлтую пену, и в воздухе запахло выхлопом автомобиля Хонда. Напившись, автомобилисты немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к озеру и спиной к Будапешту.

Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Сафнауэра. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нём. Кроме того, Сафнауэра охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с набережной озера без оглядки. Сафнауэр тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мной? Этого никогда не было… сердце шалит… я переутомился… Пожалуй, пора бросить всё к чёрту и в Бухарест…»

И тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На черноволосой голове его выделялись огромная квадратная челюсть и тёмно-синяя трёхдневная щетина, мало гармонировавшая со строгим деловым костюмом, сшитым точно по фигуре. Гражданин был ростом в сажень, широк в плечах, и всем своим видом напоминал потомка английских каторжников, сосланных в Австралию отбывать наказание за свои преступления. Физиономия, прошу заметить, у гражданина была весьма глумливая.

Жизнь Сафнауэра складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык. Ещё более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!..»

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.

Тут ужас до того овладел Сафнауэром, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что всё кончилось, марево растворилось, странный австралиец исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.

– Фу ты чёрт! – воскликнул Сафнауэр. – Ты знаешь, Эстебан, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было… – он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали.

Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, произнеся довольно бодро: «Ну-с, итак…» – повёл речь, прерванную питьём Ред Булла.

Речь эта, как впоследствии узнали, шла об одном из его сотрудников по фамилии Алонсо. Дело в том, что Сафнауэр заказал Бездонному, для очередного номера местной газеты "Альпийский тетерев", большую разоблачающую Алонсо статью. Эту статью Эстебан Лоранович сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею заказчика нисколько не удовлетворил. Очертил Бездонный главное действующее лицо своей статьи, то есть Алонсо, очень чёрными красками, и тем не менее всю статью приходилось, по мнению директора, писать заново. И вот теперь Сафнауэр читал своему работнику нечто вроде лекции об Алонсо, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку Бездонного. Трудно сказать, что именно подвело Эстебана Лорановича – изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он писал, – но Алонсо у него получился, ну, совершенно живой, только, правда, снабжённый многими отрицательными чертами. Сафнауэр же хотел доказать Бездонному, что главное не в том, какие достижения были у Алонсо, плох ли он, хорош ли, а в том, что достижений-то этих, как таковых, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о них – простые выдумки, самый обыкновенный миф.

Надо заметить, что Сафнауэр был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на маститых историков, например, на знаменитого Рона Мак-Денниса, на блестяще образованного Марко Маттиачи, никогда ни словом не упоминавших о достижениях Алонсо. Обнаруживая солидную эрудицию, Отмар Георгиевич сообщил Бездонному, между прочим, и о том, что то место в пятнадцатой книге, в главах 2005 и 2006 знаменитых формульных «Анналов», где говорится о достижениях Алонсо, – есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.

Молодой водитель, для которого всё, сообщаемое директором автобазы, являлось новостью, внимательно слушал Отмара Георгиевича, уставив на него свои бойкие чёрные глаза, и лишь изредка икал, шёпотом ругая проклятый Ред Булл.

– Нет ни одного автомобильного предприятия, – говорил Сафнауэр, – в котором не существовало бы городских легенд, повествующих о том, как из выходцев с самых низов общества появляется водитель с божественным талантом. И предыдущие директора нашей автобазы, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Алонсо, которого на самом деле никогда не было. Вот на это-то и нужно сделать главный упор…

Высокий тенор Сафнауэра разносился по пустынному побережью озера, и, по мере того как Отмар Георгиевич забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, – Бездонный узнавал всё больше и больше интересного и полезного и про финского Кимисиуса, благостного бога, сына Суоми и Бахуса, и про гренадского языческого бога Люсьена-Карлисиуса, и про немецкого Сэбо-Фитилиуса, и даже про менее известного грозного бога Чеко-Пуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике.

И вот как раз в то время, когда Отмар Георгиевич рассказывал о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Чеко-Пуцли, в аллее приозёрного парка показался первый человек.

Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй – что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было.

Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.

Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то были они совершенно обычными – белыми. Он был в модной голубой сорочке фирмы "Бенеттон", дорогих брюках, и в чёрных породистых итальянских туфлях. Серый берет он лихо заломил за ухо, под мышкой нёс трость с чёрным набалдашником в виде гарцующего жеребца. По виду – лет шестидесяти с лишним. Выбрит гладко. Седовлас. Из-за солнечных очков-хамелеонов казалось, что правый глаз у него чёрный, а левый почему-то зелёный. Брови густые чёрные, словом – иностранец.

Пройдя мимо скамьи, на которой помещались наши герои, иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на соседней скамейке, в двух шагах от приятелей.

«Немец», – подумал Сафнауэр.

«Англичанин, – подумал Бездонный, – ишь, и не жарко ему в перчатках».

А иностранец окинул взглядом высокие деревья, окаймлявшие озеро, причем заметно стало, что видит это место он впервые и что оно его заинтересовало.

Он остановил взор на верхних этажах стоящих в отдалении домов, ослепительно отражающих в стёклах изломанное заходящее солнце, затем перевёл его вниз, где стёкла начали предвечерне темнеть, чему-то снисходительно усмехнулся, прищурился, руки положил на набалдашник трости, а подбородок на руки.

– Ты, Эстебан, – говорил Сафнауэр, – очень хорошо и сатирически изобразил, например, псевдо-достижения Алонсо, сына Хосе-Луиса, но соль-то в том, что ещё до Алонсо был культ целого ряда сынов формульных, как, скажем, французского Простикуса, бразильского Сеннатикуса, британского Мэнселиуса. Коротко же говоря, ни один из них не имел особых талантов и, тем более, не добивался никаких успехов, в том числе и Алонсо, и необходимо, чтобы ты, вместо его достижений, изобразил нелепые слухи об этих достижениях. А то выходит по твоему рассказу, что он действительно чего-то добился!..

Тут Бездонный сделал попытку прекратить замучившую его икоту, задержав дыхание, отчего икнул мучительнее и громче, и в этот же момент Сафнауэр прервал свою речь, потому что иностранец вдруг поднялся и направился к приятелям.

Те поглядели на него удивленно.

– Извините меня, пожалуйста, – заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, – что я, не будучи знаком, позволяю себе… но предмет вашей учёной беседы настолько интересен, что…

Тут он вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как приподняться и раскланяться.

«Нет, скорее, француз…» – подумал Сафнауэр.

«Поляк?..» – подумал Бездонный.

Необходимо добавить, что на Бездонного иностранец с первых же слов произвёл отвратительное впечатление, а Сафнауэру скорее понравился, то есть не то чтобы понравился, а… как бы выразиться… заинтересовал, что ли.
 
– Разрешите мне присесть? – вежливо попросил иностранец, и приятели как-то невольно раздвинулись; иностранец ловко уселся между ними и тотчас вступил в разговор.

– Если я не ослышался, вы изволили говорить, что достижения Алонсо это миф? – спросил иностранец, обращая к Сафнауэру свой левый зеленый глаз.

– Нет, вы не ослышались, – учтиво ответил Сафнауэр, – именно это я и говорил.

– Ах, как интересно! – воскликнул иностранец.

«А какого чёрта ему надо?» – подумал Бездонный и нахмурился.

– А вы соглашались с вашим собеседником? – осведомился неизвестный, повернувшись вправо к Бездонному.

– На все сто! – подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально.

– Изумительно! – воскликнул непрошеный собеседник и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал: – Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, ещё и не верите в Алонсо? – Он сделал испуганные глаза и прибавил: – Клянусь, я никому не скажу.

– Да, мы не верим в Алонсо, – чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Сафнауэр, – но об этом можно говорить совершенно свободно.

Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:

– Вы – сторонники фаворитизма в коллективе?!

– Да, мы – фаворитисты, – улыбаясь, ответил Сафнауэр, а Бездонный подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»

– Ох, какая прелесть! – вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого автомобилиста.

– В нашем коллективе фаворитизм никого не удивляет, – дипломатически вежливо сказал Сафнауэр, – большинство наших работников сознательно и давно перестало верить сказкам об Алонсо.

Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумлённому директору руку, произнеся при этом слова:

– Позвольте вас поблагодарить от всей души!

– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Бездонный.

– За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, – многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.

Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвёл глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по фаворитисту.

«Нет, он не англичанин…» – подумал Сафнауэр, а Бездонный подумал: «Где это он нахватался сведений об Алонсо, вот что интересно!» – и опять нахмурился.

– Но, позвольте вас спросить, – после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, – как же быть с доказательствами достижений Алонсо, коих, как известно, существует ровно два?

– Увы! – с сожалением ответил Сафнауэр. – Ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства величия Алонсо быть не может.

– Браво! – вскричал иностранец. – Браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Шумахера по этому поводу. Но вот курьёз: он начисто разрушил все доказательства, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное доказательство!

– Доказательство Шумахера, – тонко улыбнувшись, возразил образованный Сафнауэр, – также неубедительно. И недаром великий философ Росси говорил, что шумахеровские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а русский философ Петров просто смеялся над этим доказательством.

Сафнауэр говорил, а сам в это время думал: «Но, всё-таки, кто же он такой? И почему он так хорошо осведомлён об Алонсо?»

– Взять бы этого Шумахера, да за такие доказательства года на три в Феррари! – совершенно неожиданно бухнул Эстебан Лоранович.

– Эстебан! – сконфузившись, шепнул Сафнауэр.

Но предложение отправить Шумахера в Феррари не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.

– Именно, именно, – закричал он, и левый зеленый глаз его, обращённый к Сафнауэру, засверкал, – ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, барон, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».

Сафнауэр выпучил глаза. «За завтраком… Шумахеру?.. Что это он плетёт?» – подумал он.

– Но, – продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Сафнауэра и обращаясь к Бездонному, – отправить Шумахера в Феррари невозможно по той причине, что он уже с лишком 8 лет пребывает в местах значительно более отдалённых, чем Феррари, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!

– А жаль! – отозвался задира-Эстебан.

– И мне жаль! – подтвердил неизвестный, сверкая глазом, и продолжал: – Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели вы не верите в Алонсо, то, спрашивается, кто же управляет настройками ваших автомобилей и всем вообще распорядком на вашем предприятии?

– Мы сами и управляем, – поспешил сердито ответить Бездонный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.

– Виноват, – мягко отозвался неизвестный, – для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же вы можете управлять, если вы не только лишены возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, хотя бы на полгода, но не можете ручаться даже за свой собственный завтрашний день? - И в самом деле, – тут неизвестный повернулся к Сафнауэру, – вообразите, что вы, например, начнёте управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг на вашей автобазе… кхе… кхе… вместо нормальных машин - корыта… – тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о корытах вместо машин доставила ему удовольствие, – да, корыта, – жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, – и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Сотрудники вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к механикам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И всё это кончается трагически: тот, кто ещё недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг выкинутым из родной автобазы на улицу, и окружающие, понимая, что толку от вас нет более никакого, начинают потешаться над вами. А бывает и ещё хуже: только что человек соберётся взять на работу перспективного австралийского молодого водителя, – тут иностранец прищурился на Сафнауэра, – пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, так как неизвестно почему вдруг возьмёт – и оконфузится на ровном месте! Неужели вы скажете, что это он сам собою управлял так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.

Сафнауэр с великим вниманием слушал неприятный рассказ про корыта и австралийского водителя, и какие-то тревожные мысли начали мучить его. «Он не иностранец… он не иностранец… – думал он, – он престранный субъект… но позвольте, кто же он такой?..»

– Вы хотите курить, как я вижу? – неожиданно обратился к Бездонному неизвестный. – Вы какие предпочитаете?

– А у вас разные, что ли, есть? – мрачно спросил Эстебан, у которого папиросы кончились.

– Какие предпочитаете? – повторил неизвестный.

– Ну, «Gauloises» или «Gitanes Blondes», – злобно ответил Бездонный.

Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездонному:

– «Gitanes Blondes».

И директора и водителя не столько поразило то, что нашлись в портсигаре именно «Gitanes Blondes», сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота и на крышке его при открывании сверкнули синим и белым огнём бриллиантовые буквы F.B.

Тут автомобилисты подумали разное. Сафнауэр: «Нет, иностранец!», а Бездонный: «Вот чёрт его возьми, а!..»

Эстебан и владелец портсигара закурили, а некурящий Сафнауэр отказался.

«Надо будет ему возразить так, – решил Сафнауэр, – да, человек может оконфузиться, никто против этого и не спорит. Но дело в том, что…»

Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:

– Да, человек может свалять дурака, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда может свалять дурака на ровном месте, вот в чём фокус! И вообще не способен сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.

«Какая-то нелепая постановка вопроса…» – помыслил Сафнауэр и возразил:

– Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собою разумеется, что, если в Будапеште мне свалится на голову кирпич…

– Кирпич ни с того ни с сего, – внушительно перебил неизвестный, – никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в каком случае не угрожает. Вы опозоритесь другим образом.

– Может быть, вы знаете, каким именно, – с совершенно естественной иронией осведомился Сафнауэр, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, – и скажете мне?

– Охотно, – отозвался незнакомец. Он смерил Сафнауэра взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь…» – и громко и радостно объявил: – Вам заморочат голову!

Бездонный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Сафнауэр спросил, криво усмехнувшись:

– А кто именно? Враги? Конкуренты?

– Нет, – ответил собеседник, – австралийский мальчик, студент.

– Гм… – промычал раздражённый шуточкой неизвестного Сафнауэр, – ну, это, извините, маловероятно.

– Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?

– Секрета нет. Сейчас я зайду к себе в офис, а потом в десять часов вечера на нашей автобазе состоится заседание, где мы будем обсуждать кадровый состав нашего предприятия на будущий год и я буду там председательствовать.

– Нет, этого быть никак не может, – твёрдо возразил иностранец.

– Это почему?

– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили чёрные птицы, – что Оскарушка уже зашёл в свой твиттер-аккаунт, и не только зашёл, но даже и начал писать. Так что заседание не состоится.

Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.

– Простите, – после паузы заговорил Сафнауэр, поглядывая на мелющего чепуху иностранца, – при чём здесь твиттер… и какой Оскар?

– Твиттер здесь вот при чём, – вдруг заговорил Бездонный, очевидно, решив объявить незваному собеседнику войну, – вам не приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных?

– Эстебан!.. – тихо воскликнул Отмар Георгиевич.

Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся.

– Бывал, бывал, и не раз! – вскричал он, смеясь, но не сводя несмеющегося глаза с водителя. – Где я только не бывал! Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами узнайте это у него, Эстебан Лоранович, когда окажетесь в этой лечебнице! А вы в ней в следующем году, после общения с вашим будущим напарником Пьером, всенепременно окажетесь.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Помилуйте, Эстебан Лоранович, кто же вас не знает? – здесь иностранец вытащил из кармана прошлогодний номер газеты «Альпийский тетерев», и Эстебан Лоранович увидел на первой же странице своё изображение, в рубрике "Лучший работник августа, 2021". Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот раз ничуть не обрадовало водителя.

– Я извиняюсь, – сказал он, и лицо его потемнело, – вы не можете подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать.

– О, с удовольствием! – воскликнул неизвестный. – Здесь так хорошо под липами, а я, кстати, никуда и не спешу.

– Вот что, Отмар, – зашептал водитель, оттащив Сафнауэра в сторону, – он никакой не интурист, а шпион. Это итальянский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет…

– Ты думаешь? – встревоженно шепнул Сафнауэр, а сам подумал: «А ведь он прав…»

– Уж ты мне верь, – засипел ему в ухо Бездонный, – он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, что он несёт, – водитель говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, – идём, задержим его, а то уйдёт…

И Бездонный за руку потянул Сафнауэра к скамейке.

Незнакомец не сидел, а стоял возле неё, держа в руках какую-то книжечку в тёмно-сером переплете, плотный конверт хорошей бумаги и визитную карточку.

– Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Будапешт для консультации, – веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих автомобилистов.

Те сконфузились. «Чёрт, слышал всё…» – подумал Сафнауэр и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Пока иностранец совал их директору, Эстебан успел разглядеть на карточке напечатанное латинскими буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии – латинскую «Б».

– Очень приятно, – тем временем смущённо бормотал директор, и иностранец спрятал документы в карман.

Отношения таким образом были восстановлены, и все трое вновь сели на скамью.

– Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? – спросил Сафнауэр.

– Да, консультантом.

– Вы – итальянец? – осведомился Бездонный.

– Я-то?.. – переспросил профессор и вдруг задумался. – Да, пожалуй, итальянец… – сказал он.

– Вы по-нашему здорово говорите, – заметил Бездонный.

– О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, – ответил профессор.

– А у вас какая специальность? – осведомился Сафнауэр.

– Я – специалист по чёрной юриспруденции.

«На тебе!..» – стукнуло в голове у Отмара Георгиевича.

– И… и вас по этой специальности пригласили к нам? – заикнувшись, спросил он.

– Да, по этой пригласили, – подтвердил профессор и пояснил: – Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Люсьена Семицветного. Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я – единственный в мире специалист.

– А-а! Вы историк? – с большим облегчением и уважением спросил Сафнауэр.

– Я – историк, – подтвердил учёный и добавил ни к селу ни к городу: – Сегодня вечером в Венгрии будет интересная история!

И опять крайне удивились и директор и водитель, а профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:

– Имейте в виду - величие Алонсо существует.

– Видите ли, профессор, – принуждённо улыбнувшись, отозвался Сафнауэр, – мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.

– А не надо никаких точек зрения, – ответил странный профессор. – Просто оно существует, и больше ничего.

– Но требуется же какое-нибудь доказательство… – начал Сафнауэр.

– И доказательств никаких не требуется, – ответил профессор и заговорил негромко, причем акцент его почему-то пропал. - Всё просто: в голубом комбинезоне с огнеупорным подбоем, на жёлто-синей машине, в 2005 и 2006 годах от рождества Христова...

Бездонный провёл рукою по лицу, как человек, только что очнувшийся, и увидел, что на озере Балатон вечер.

Вода почернела, и лёгкая лодочка уже скользила по ней, и слышался плеск весла и смешки какой-то гражданки в лодочке. В аллеях на скамейках появилась публика, но опять-таки везде, кроме того места, где были наши собеседники.

Небо над Будапештом как бы выцвело, и совершенно отчетливо была видна в высоте полная луна, но еще не золотая, а белая. Дышать стало гораздо легче, и голоса под липами теперь звучали мягче, по-вечернему.

«Как же это я не заметил, что он успел сплести целый рассказ?.. – подумал Бездонный в изумлении. – Ведь вот уже и вечер! А может, это и не он рассказывал, а просто я заснул и всё это мне приснилось?»

Но надо полагать, что всё-таки рассказывал профессор, иначе придётся допустить, что то же самое приснилось и Сафнауэру, потому что тот сказал, внимательно всматриваясь в лицо иностранца:

– Ваш рассказ чрезвычайно интересен, профессор, хотя он и совершенно не совпадает с тем, что писали на древних форумах.

– Помилуйте, – снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, – уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано на форумах, не происходило на самом деле никогда, и если мы начнём ссылаться на форумы как на исторический источник… – Он ещё раз усмехнулся, и Сафнауэр осёкся, потому что буквально то же самое он говорил Бездонному, идя с тем по набережной озера Балатон.

– Это так, – заметил Сафнауэр, – но боюсь, что никто не может подтвердить, что и то, что вы нам рассказывали, происходило на самом деле.

– О нет! Это может кто подтвердить! – начиная говорить ломаным языком, чрезвычайно уверенно ответил профессор и неожиданно таинственно поманил обоих приятелей к себе поближе.

Те наклонились к нему с обеих сторон, и он сказал, но уже без всякого акцента, который у него, чёрт знает почему, то пропадал, то появлялся:

– Дело в том… – тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шёпотом, – что я лично присутствовал при всех достижениях Алонсо. И на руководящих должностях при нём состоял и на подиумы вместе с ним поднимался и кубки победные получал, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас – никому ни слова и полнейший секрет!.. Тсс!

Наступило молчание, и Сафнауэр побледнел.

– Вы… вы сколько времени в Венгрии? – дрогнувшим голосом спросил он.

– А я только что сию минуту приехал, – растерянно ответил профессор, и тут только приятели догадались заглянуть ему как следует в глаза и в отражении вечерних огней в солнечных очках иностранца, им показалось, что взгляд у него был совершенно безумен.

«Вот тебе всё и объяснилось, – подумал Сафнауэр в смятении, – приехал сумасшедший итальянец или только что спятил, здесь на озере. Вот так история!»

Да, действительно, объяснилось всё: и страннейший завтрак у барона Шумахера, и дурацкие речи про твиттер и Оскарушку, и предсказания о замороченной голове, и всё прочее – профессор был сумасшедший.

Сафнауэр тотчас сообразил, что следует делать. Откинувшись на спинку скамьи, он за спиною профессора замигал Бездонному – не противоречь, мол, ему, – но растерявшийся водитель этих сигналов не понял.

– Да, да, да, – возбужденно говорил Сафнауэр, – впрочем, всё это возможно! Даже очень возможно, и Шумахер, и подиумы, и тому подобное. А вы одни приехали или с супругой?

– Один, один, я всегда один, – горько ответил профессор.

– А где же ваши вещи, профессор? – вкрадчиво спрашивал Сафнауэр. – В гостинице? Вы где остановились?

– Я? Нигде, – ответил полоумный итальянец, тоскливо и дико блуждая зелеными глазами по озеру Балатон.

– Как? А… где же вы будете жить?

– В вашем кабинете, – вдруг развязно ответил сумасшедший и подмигнул.

– Я… я очень рад, – забормотал Сафнауэр, – но, право, у меня вам будет неудобно… А в отеле чудесные номера, есть первоклассные гостиницы…

– А контракта Оскара с другой автобазой тоже нет? – вдруг весело осведомился больной у Эстебана Лорановича.

– И контракта…

– Не противоречь! – одними губами шепнул Сафнауэр, обрушиваясь за спину профессора и гримасничая.

– Нету никакого контракта! – растерявшись от всей этой муры, вскричал Эстебан Лоранович не то, что нужно, – вот наказание! Перестаньте вы психовать!

Тут безумный расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул воробей.

– Ну, уж это положительно интересно, – трясясь от хохота, проговорил профессор, – что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! – Он перестал хохотать внезапно и, что вполне понятно при душевной болезни, после хохота впал в другую крайность – раздражился и крикнул сурово: – Так, стало быть, так-таки и нету?

– Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь, профессор, – бормотал Сафнауэр, опасаясь волновать больного, – вы посидите минуточку здесь с товарищем Бездонным, а я только сбегаю на угол, звякну по телефону, а потом мы вас и проводим, куда вы хотите. Ведь вы не знаете города…

План Сафнауэра следует признать правильным: нужно было добежать до ближайшего места, где ловил телефон и сообщить в бюро иностранцев о том, что вот, мол, приезжий из-за границы консультант сидит на озере Балатон в состоянии явно ненормальном. Так вот, необходимо принять меры, а то получается какая-то неприятная чепуха.

– Позвонить? Ну что же, позвоните, – печально согласился больной и вдруг страстно попросил: – Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то, что контракт Оскара с другой автобазой существует! О большем я уж вас и не прошу. Имейте в виду, что на это существует доказательство, и уж самое надёжное! И вам оно скоро будет предъявлено.

– Хорошо, хорошо, – фальшиво-ласково говорил Сафнауэр и, подмигнув расстроенному водителю, которому вовсе не улыбалась мысль караулить сумасшедшего итальянца, устремился к выходу с территории озера.

А профессор тотчас же как будто выздоровел и посветлел.

– Отмар Георгиевич! – крикнул он вдогонку Сафнауэру.

Тот вздрогнул, обернулся, но успокоил себя мыслью, что его имя и отчество известны профессору также из каких-нибудь газет. А профессор прокричал, сложив руки рупором:

– Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему дяде в Бухарест?

И опять передёрнуло Сафнауэра. Откуда же сумасшедший знает о существовании румынского дяди? Ведь об этом ни в каких газетах, уж наверно, ничего не сказано. Эге-ге, уж не прав ли Бездонный? А ну как документы эти липовые? Ах, до чего странный субъект. Звонить, звонить! Сейчас же звонить! Его быстро разъяснят!

И, ничего не слушая более, Сафнауэр побежал дальше.

Тут у самого выхода с территории озера со скамейки навстречу директору поднялся в точности тот самый гражданин, что тогда при свете солнца вылепился из жирного зноя. Только сейчас он был уже не воздушный, а обыкновенный, плотский, и в начинающихся сумерках Сафнауэр отчётливо разглядел в глазах высокого австралийца маленькие искорки иронии.

Отмар Георгиевич так и попятился, но утешил себя тем соображением, что это глупое совпадение и что вообще сейчас об этом некогда размышлять.

– Выход ищете, гражданин? – треснувшим тенором осведомился зловещий тип. – Сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра… поправиться… бывшему водиле таксопарка "Красный Бык"! – кривляясь, субъект наотмашь снял жокейский свой картузик.
 
Сафнауэр не стал слушать попрошайку и ломаку австралийца, выбежал из приозёрного парка, трясущимися руками достал телефон и, уже набирая номер, внезапно увидел на экране входящее уведомление: "Сенсация! Алонсо уходит из «Альпийского тетерева»!". Новость эта преизрядно удивила Отмара Георгиевича, но, в то же самое время, совершенно опрометчиво было бы утверждать, что он был поражён ею до глубины души. По правде говоря, в течение последнего полугода он сам чего-то подобного и добивался. Тем паче, что и замена испанцу давно имелась, да вот незадача - имя того молодого водителя директор как-то запамятовал. Покопавшись в своём ежедневнике, Отмар Георгиевич нашёл запись от ноября прошлого года, которая гласила: "Не забыть подписать контракт с Оскаром".

- Точно! Оскар! - с широкой улыбкой пробормотал Сафнауэр. Совершенно позабыв об Эстебане и безумном итальянском профессоре, Отмар Георгиевич, высунув язык от усердия, принялся набирать во внутренний чат автобазы приказ о приёме на работу нового, перспективного сотрудника. Все тревоги и переживания прошедшего дня полностью вылетели у него из головы. Никогда ещё директор не чувствовал себя таким спокойным и умиротворённым.

- Всё идёт по плану, - подумал довольный Сафнауэр и нажал на кнопку "Отправить сообщение".

 

 

Супер! "Сын Суоми и Бахуса" повеселило особенно почему-то. Спасибо! Молодец!

[Shenk]

15 часов назад, middleton сказал:

Мастер и два корыта.

 

Никогда не разговаривайте с неизвестными..

 

 

Талантливо! Спасибо за увлекательное чтиво. Признаться, ждал продолжения по мотивам Сказа про Федота Стрельца, но прозой тоже хорошо вышло!

[Сергей Владимирович]

21 час назад, middleton сказал:

Мастер и два корыта.

 

Никогда не разговаривайте с неизвестными.

 

В час жаркого летнего заката на берегу венгерского озера Балатон появилось двое граждан. Первый из них – приблизительно шестидесятилетний, одетый в синюю футболку с эмблемой в виде буквы А на груди, – был среднего роста, седоволос, упитан, свою потрёпанную жизнью бейсболку с полуистёртой надписью "Force India" нёс в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в модной оправе. Второй – высокий, темноволосый, худощавый молодой человек в заломленной на затылок синей кепке – был в розовой рубашке, жёваных синих брюках и в чёрных тапочках.

Первый был не кто иной, как Отмар Георгиевич Сафнауэр, директор крупной автобазы, недавно вступивший в должность, и с энтузиазмом перепрофилирующий предприятие на работу с автомобилями "Рено", а молодой спутник его – водитель этой автобазы Эстебан Лоранович Окон, по получении паспорта взявший себе фамилию Бездонный.

 

Продолжение под спойлером...

 

  Показать контент

 

Попав в тень чуть зеленеющих лип, друзья первым долгом бросились к пёстро раскрашенной будочке с надписью «Фрёч и Палинка».

Да, следует отметить первую странность этого страшного июльского вечера. Не только у будочки, но и во всей округе озера Балатон, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Будапешт и окрестности, в сухом тумане валилось куда-то за кольцо Хунгароринга, – никто не пришёл к озеру, никто не сел на скамейку, пуста была набережная.

– Дайте минералку "Дракула", – попросил Сафнауэр.

– "Дракулы" нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.

– "Кроненбург 1664" есть? – сиплым голосом осведомился Бездонный.

– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.

– А что есть? – спросил Сафнауэр.

– Ред Булл, только тёплый, – сказала женщина.

– Ну давайте, давайте, давайте!..

Ред Булл дал обильную жёлтую пену, и в воздухе запахло выхлопом автомобиля Хонда. Напившись, автомобилисты немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к озеру и спиной к Будапешту.

Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Сафнауэра. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нём. Кроме того, Сафнауэра охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с набережной озера без оглядки. Сафнауэр тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мной? Этого никогда не было… сердце шалит… я переутомился… Пожалуй, пора бросить всё к чёрту и в Бухарест…»

И тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На черноволосой голове его выделялись огромная квадратная челюсть и тёмно-синяя трёхдневная щетина, мало гармонировавшая со строгим деловым костюмом, сшитым точно по фигуре. Гражданин был ростом в сажень, широк в плечах, и всем своим видом напоминал потомка английских каторжников, сосланных в Австралию отбывать наказание за свои преступления. Физиономия, прошу заметить, у гражданина была весьма глумливая.

Жизнь Сафнауэра складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык. Ещё более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!..»

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.

Тут ужас до того овладел Сафнауэром, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что всё кончилось, марево растворилось, странный австралиец исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.

– Фу ты чёрт! – воскликнул Сафнауэр. – Ты знаешь, Эстебан, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было… – он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали.

Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, произнеся довольно бодро: «Ну-с, итак…» – повёл речь, прерванную питьём Ред Булла.

Речь эта, как впоследствии узнали, шла об одном из его сотрудников по фамилии Алонсо. Дело в том, что Сафнауэр заказал Бездонному, для очередного номера местной газеты "Альпийский тетерев", большую разоблачающую Алонсо статью. Эту статью Эстебан Лоранович сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею заказчика нисколько не удовлетворил. Очертил Бездонный главное действующее лицо своей статьи, то есть Алонсо, очень чёрными красками, и тем не менее всю статью приходилось, по мнению директора, писать заново. И вот теперь Сафнауэр читал своему работнику нечто вроде лекции об Алонсо, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку Бездонного. Трудно сказать, что именно подвело Эстебана Лорановича – изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он писал, – но Алонсо у него получился, ну, совершенно живой, только, правда, снабжённый многими отрицательными чертами. Сафнауэр же хотел доказать Бездонному, что главное не в том, какие достижения были у Алонсо, плох ли он, хорош ли, а в том, что достижений-то этих, как таковых, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о них – простые выдумки, самый обыкновенный миф.

Надо заметить, что Сафнауэр был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на маститых историков, например, на знаменитого Рона Мак-Денниса, на блестяще образованного Марко Маттиачи, никогда ни словом не упоминавших о достижениях Алонсо. Обнаруживая солидную эрудицию, Отмар Георгиевич сообщил Бездонному, между прочим, и о том, что то место в пятнадцатой книге, в главах 2005 и 2006 знаменитых формульных «Анналов», где говорится о достижениях Алонсо, – есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.

Молодой водитель, для которого всё, сообщаемое директором автобазы, являлось новостью, внимательно слушал Отмара Георгиевича, уставив на него свои бойкие чёрные глаза, и лишь изредка икал, шёпотом ругая проклятый Ред Булл.

– Нет ни одного автомобильного предприятия, – говорил Сафнауэр, – в котором не существовало бы городских легенд, повествующих о том, как из выходцев с самых низов общества появляется водитель с божественным талантом. И предыдущие директора нашей автобазы, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Алонсо, которого на самом деле никогда не было. Вот на это-то и нужно сделать главный упор…

Высокий тенор Сафнауэра разносился по пустынному побережью озера, и, по мере того как Отмар Георгиевич забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, – Бездонный узнавал всё больше и больше интересного и полезного и про финского Кимисиуса, благостного бога, сына Суоми и Бахуса, и про гренадского языческого бога Люсьена-Карлисиуса, и про немецкого Сэбо-Фитилиуса, и даже про менее известного грозного бога Чеко-Пуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике.

И вот как раз в то время, когда Отмар Георгиевич рассказывал о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Чеко-Пуцли, в аллее приозёрного парка показался первый человек.

Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй – что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было.

Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.

Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то были они совершенно обычными – белыми. Он был в модной голубой сорочке фирмы "Бенеттон", дорогих брюках, и в чёрных породистых итальянских туфлях. Серый берет он лихо заломил за ухо, под мышкой нёс трость с чёрным набалдашником в виде гарцующего жеребца. По виду – лет шестидесяти с лишним. Выбрит гладко. Седовлас. Из-за солнечных очков-хамелеонов казалось, что правый глаз у него чёрный, а левый почему-то зелёный. Брови густые чёрные, словом – иностранец.

Пройдя мимо скамьи, на которой помещались наши герои, иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на соседней скамейке, в двух шагах от приятелей.

«Немец», – подумал Сафнауэр.

«Англичанин, – подумал Бездонный, – ишь, и не жарко ему в перчатках».

А иностранец окинул взглядом высокие деревья, окаймлявшие озеро, причем заметно стало, что видит это место он впервые и что оно его заинтересовало.

Он остановил взор на верхних этажах стоящих в отдалении домов, ослепительно отражающих в стёклах изломанное заходящее солнце, затем перевёл его вниз, где стёкла начали предвечерне темнеть, чему-то снисходительно усмехнулся, прищурился, руки положил на набалдашник трости, а подбородок на руки.

– Ты, Эстебан, – говорил Сафнауэр, – очень хорошо и сатирически изобразил, например, псевдо-достижения Алонсо, сына Хосе-Луиса, но соль-то в том, что ещё до Алонсо был культ целого ряда сынов формульных, как, скажем, французского Простикуса, бразильского Сеннатикуса, британского Мэнселиуса. Коротко же говоря, ни один из них не имел особых талантов и, тем более, не добивался никаких успехов, в том числе и Алонсо, и необходимо, чтобы ты, вместо его достижений, изобразил нелепые слухи об этих достижениях. А то выходит по твоему рассказу, что он действительно чего-то добился!..

Тут Бездонный сделал попытку прекратить замучившую его икоту, задержав дыхание, отчего икнул мучительнее и громче, и в этот же момент Сафнауэр прервал свою речь, потому что иностранец вдруг поднялся и направился к приятелям.

Те поглядели на него удивленно.

– Извините меня, пожалуйста, – заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, – что я, не будучи знаком, позволяю себе… но предмет вашей учёной беседы настолько интересен, что…

Тут он вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как приподняться и раскланяться.

«Нет, скорее, француз…» – подумал Сафнауэр.

«Поляк?..» – подумал Бездонный.

Необходимо добавить, что на Бездонного иностранец с первых же слов произвёл отвратительное впечатление, а Сафнауэру скорее понравился, то есть не то чтобы понравился, а… как бы выразиться… заинтересовал, что ли.
 
– Разрешите мне присесть? – вежливо попросил иностранец, и приятели как-то невольно раздвинулись; иностранец ловко уселся между ними и тотчас вступил в разговор.

– Если я не ослышался, вы изволили говорить, что достижения Алонсо это миф? – спросил иностранец, обращая к Сафнауэру свой левый зеленый глаз.

– Нет, вы не ослышались, – учтиво ответил Сафнауэр, – именно это я и говорил.

– Ах, как интересно! – воскликнул иностранец.

«А какого чёрта ему надо?» – подумал Бездонный и нахмурился.

– А вы соглашались с вашим собеседником? – осведомился неизвестный, повернувшись вправо к Бездонному.

– На все сто! – подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально.

– Изумительно! – воскликнул непрошеный собеседник и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал: – Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, ещё и не верите в Алонсо? – Он сделал испуганные глаза и прибавил: – Клянусь, я никому не скажу.

– Да, мы не верим в Алонсо, – чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Сафнауэр, – но об этом можно говорить совершенно свободно.

Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:

– Вы – сторонники фаворитизма в коллективе?!

– Да, мы – фаворитисты, – улыбаясь, ответил Сафнауэр, а Бездонный подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»

– Ох, какая прелесть! – вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого автомобилиста.

– В нашем коллективе фаворитизм никого не удивляет, – дипломатически вежливо сказал Сафнауэр, – большинство наших работников сознательно и давно перестало верить сказкам об Алонсо.

Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумлённому директору руку, произнеся при этом слова:

– Позвольте вас поблагодарить от всей души!

– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Бездонный.

– За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, – многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.

Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвёл глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по фаворитисту.

«Нет, он не англичанин…» – подумал Сафнауэр, а Бездонный подумал: «Где это он нахватался сведений об Алонсо, вот что интересно!» – и опять нахмурился.

– Но, позвольте вас спросить, – после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, – как же быть с доказательствами достижений Алонсо, коих, как известно, существует ровно два?

– Увы! – с сожалением ответил Сафнауэр. – Ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства величия Алонсо быть не может.

– Браво! – вскричал иностранец. – Браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Шумахера по этому поводу. Но вот курьёз: он начисто разрушил все доказательства, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное доказательство!

– Доказательство Шумахера, – тонко улыбнувшись, возразил образованный Сафнауэр, – также неубедительно. И недаром великий философ Росси говорил, что шумахеровские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а русский философ Петров просто смеялся над этим доказательством.

Сафнауэр говорил, а сам в это время думал: «Но, всё-таки, кто же он такой? И почему он так хорошо осведомлён об Алонсо?»

– Взять бы этого Шумахера, да за такие доказательства года на три в Феррари! – совершенно неожиданно бухнул Эстебан Лоранович.

– Эстебан! – сконфузившись, шепнул Сафнауэр.

Но предложение отправить Шумахера в Феррари не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.

– Именно, именно, – закричал он, и левый зеленый глаз его, обращённый к Сафнауэру, засверкал, – ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, барон, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».

Сафнауэр выпучил глаза. «За завтраком… Шумахеру?.. Что это он плетёт?» – подумал он.

– Но, – продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Сафнауэра и обращаясь к Бездонному, – отправить Шумахера в Феррари невозможно по той причине, что он уже с лишком 8 лет пребывает в местах значительно более отдалённых, чем Феррари, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!

– А жаль! – отозвался задира-Эстебан.

– И мне жаль! – подтвердил неизвестный, сверкая глазом, и продолжал: – Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели вы не верите в Алонсо, то, спрашивается, кто же управляет настройками ваших автомобилей и всем вообще распорядком на вашем предприятии?

– Мы сами и управляем, – поспешил сердито ответить Бездонный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.

– Виноват, – мягко отозвался неизвестный, – для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же вы можете управлять, если вы не только лишены возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, хотя бы на полгода, но не можете ручаться даже за свой собственный завтрашний день? - И в самом деле, – тут неизвестный повернулся к Сафнауэру, – вообразите, что вы, например, начнёте управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг на вашей автобазе… кхе… кхе… вместо нормальных машин - корыта… – тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о корытах вместо машин доставила ему удовольствие, – да, корыта, – жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, – и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Сотрудники вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к механикам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И всё это кончается трагически: тот, кто ещё недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг выкинутым из родной автобазы на улицу, и окружающие, понимая, что толку от вас нет более никакого, начинают потешаться над вами. А бывает и ещё хуже: только что человек соберётся взять на работу перспективного австралийского молодого водителя, – тут иностранец прищурился на Сафнауэра, – пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, так как неизвестно почему вдруг возьмёт – и оконфузится на ровном месте! Неужели вы скажете, что это он сам собою управлял так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.

Сафнауэр с великим вниманием слушал неприятный рассказ про корыта и австралийского водителя, и какие-то тревожные мысли начали мучить его. «Он не иностранец… он не иностранец… – думал он, – он престранный субъект… но позвольте, кто же он такой?..»

– Вы хотите курить, как я вижу? – неожиданно обратился к Бездонному неизвестный. – Вы какие предпочитаете?

– А у вас разные, что ли, есть? – мрачно спросил Эстебан, у которого папиросы кончились.

– Какие предпочитаете? – повторил неизвестный.

– Ну, «Gauloises» или «Gitanes Blondes», – злобно ответил Бездонный.

Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездонному:

– «Gitanes Blondes».

И директора и водителя не столько поразило то, что нашлись в портсигаре именно «Gitanes Blondes», сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота и на крышке его при открывании сверкнули синим и белым огнём бриллиантовые буквы F.B.

Тут автомобилисты подумали разное. Сафнауэр: «Нет, иностранец!», а Бездонный: «Вот чёрт его возьми, а!..»

Эстебан и владелец портсигара закурили, а некурящий Сафнауэр отказался.

«Надо будет ему возразить так, – решил Сафнауэр, – да, человек может оконфузиться, никто против этого и не спорит. Но дело в том, что…»

Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:

– Да, человек может свалять дурака, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда может свалять дурака на ровном месте, вот в чём фокус! И вообще не способен сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.

«Какая-то нелепая постановка вопроса…» – помыслил Сафнауэр и возразил:

– Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собою разумеется, что, если в Будапеште мне свалится на голову кирпич…

– Кирпич ни с того ни с сего, – внушительно перебил неизвестный, – никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в каком случае не угрожает. Вы опозоритесь другим образом.

– Может быть, вы знаете, каким именно, – с совершенно естественной иронией осведомился Сафнауэр, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, – и скажете мне?

– Охотно, – отозвался незнакомец. Он смерил Сафнауэра взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь…» – и громко и радостно объявил: – Вам заморочат голову!

Бездонный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Сафнауэр спросил, криво усмехнувшись:

– А кто именно? Враги? Конкуренты?

– Нет, – ответил собеседник, – австралийский мальчик, студент.

– Гм… – промычал раздражённый шуточкой неизвестного Сафнауэр, – ну, это, извините, маловероятно.

– Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?

– Секрета нет. Сейчас я зайду к себе в офис, а потом в десять часов вечера на нашей автобазе состоится заседание, где мы будем обсуждать кадровый состав нашего предприятия на будущий год и я буду там председательствовать.

– Нет, этого быть никак не может, – твёрдо возразил иностранец.

– Это почему?

– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили чёрные птицы, – что Оскарушка уже зашёл в свой твиттер-аккаунт, и не только зашёл, но даже и начал писать. Так что заседание не состоится.

Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.

– Простите, – после паузы заговорил Сафнауэр, поглядывая на мелющего чепуху иностранца, – при чём здесь твиттер… и какой Оскар?

– Твиттер здесь вот при чём, – вдруг заговорил Бездонный, очевидно, решив объявить незваному собеседнику войну, – вам не приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных?

– Эстебан!.. – тихо воскликнул Отмар Георгиевич.

Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся.

– Бывал, бывал, и не раз! – вскричал он, смеясь, но не сводя несмеющегося глаза с водителя. – Где я только не бывал! Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами узнайте это у него, Эстебан Лоранович, когда окажетесь в этой лечебнице! А вы в ней в следующем году, после общения с вашим будущим напарником Пьером, всенепременно окажетесь.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Помилуйте, Эстебан Лоранович, кто же вас не знает? – здесь иностранец вытащил из кармана прошлогодний номер газеты «Альпийский тетерев», и Эстебан Лоранович увидел на первой же странице своё изображение, в рубрике "Лучший работник августа, 2021". Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот раз ничуть не обрадовало водителя.

– Я извиняюсь, – сказал он, и лицо его потемнело, – вы не можете подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать.

– О, с удовольствием! – воскликнул неизвестный. – Здесь так хорошо под липами, а я, кстати, никуда и не спешу.

– Вот что, Отмар, – зашептал водитель, оттащив Сафнауэра в сторону, – он никакой не интурист, а шпион. Это итальянский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет…

– Ты думаешь? – встревоженно шепнул Сафнауэр, а сам подумал: «А ведь он прав…»

– Уж ты мне верь, – засипел ему в ухо Бездонный, – он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, что он несёт, – водитель говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, – идём, задержим его, а то уйдёт…

И Бездонный за руку потянул Сафнауэра к скамейке.

Незнакомец не сидел, а стоял возле неё, держа в руках какую-то книжечку в тёмно-сером переплете, плотный конверт хорошей бумаги и визитную карточку.

– Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Будапешт для консультации, – веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих автомобилистов.

Те сконфузились. «Чёрт, слышал всё…» – подумал Сафнауэр и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Пока иностранец совал их директору, Эстебан успел разглядеть на карточке напечатанное латинскими буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии – латинскую «Б».

– Очень приятно, – тем временем смущённо бормотал директор, и иностранец спрятал документы в карман.

Отношения таким образом были восстановлены, и все трое вновь сели на скамью.

– Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? – спросил Сафнауэр.

– Да, консультантом.

– Вы – итальянец? – осведомился Бездонный.

– Я-то?.. – переспросил профессор и вдруг задумался. – Да, пожалуй, итальянец… – сказал он.

– Вы по-нашему здорово говорите, – заметил Бездонный.

– О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, – ответил профессор.

– А у вас какая специальность? – осведомился Сафнауэр.

– Я – специалист по чёрной юриспруденции.

«На тебе!..» – стукнуло в голове у Отмара Георгиевича.

– И… и вас по этой специальности пригласили к нам? – заикнувшись, спросил он.

– Да, по этой пригласили, – подтвердил профессор и пояснил: – Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Люсьена Семицветного. Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я – единственный в мире специалист.

– А-а! Вы историк? – с большим облегчением и уважением спросил Сафнауэр.

– Я – историк, – подтвердил учёный и добавил ни к селу ни к городу: – Сегодня вечером в Венгрии будет интересная история!

И опять крайне удивились и директор и водитель, а профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:

– Имейте в виду - величие Алонсо существует.

– Видите ли, профессор, – принуждённо улыбнувшись, отозвался Сафнауэр, – мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.

– А не надо никаких точек зрения, – ответил странный профессор. – Просто оно существует, и больше ничего.

– Но требуется же какое-нибудь доказательство… – начал Сафнауэр.

– И доказательств никаких не требуется, – ответил профессор и заговорил негромко, причем акцент его почему-то пропал. - Всё просто: в голубом комбинезоне с огнеупорным подбоем, на жёлто-синей машине, в 2005 и 2006 годах от рождества Христова...

Бездонный провёл рукою по лицу, как человек, только что очнувшийся, и увидел, что на озере Балатон вечер.

Вода почернела, и лёгкая лодочка уже скользила по ней, и слышался плеск весла и смешки какой-то гражданки в лодочке. В аллеях на скамейках появилась публика, но опять-таки везде, кроме того места, где были наши собеседники.

Небо над Будапештом как бы выцвело, и совершенно отчетливо была видна в высоте полная луна, но еще не золотая, а белая. Дышать стало гораздо легче, и голоса под липами теперь звучали мягче, по-вечернему.

«Как же это я не заметил, что он успел сплести целый рассказ?.. – подумал Бездонный в изумлении. – Ведь вот уже и вечер! А может, это и не он рассказывал, а просто я заснул и всё это мне приснилось?»

Но надо полагать, что всё-таки рассказывал профессор, иначе придётся допустить, что то же самое приснилось и Сафнауэру, потому что тот сказал, внимательно всматриваясь в лицо иностранца:

– Ваш рассказ чрезвычайно интересен, профессор, хотя он и совершенно не совпадает с тем, что писали на древних форумах.

– Помилуйте, – снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, – уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано на форумах, не происходило на самом деле никогда, и если мы начнём ссылаться на форумы как на исторический источник… – Он ещё раз усмехнулся, и Сафнауэр осёкся, потому что буквально то же самое он говорил Бездонному, идя с тем по набережной озера Балатон.

– Это так, – заметил Сафнауэр, – но боюсь, что никто не может подтвердить, что и то, что вы нам рассказывали, происходило на самом деле.

– О нет! Это может кто подтвердить! – начиная говорить ломаным языком, чрезвычайно уверенно ответил профессор и неожиданно таинственно поманил обоих приятелей к себе поближе.

Те наклонились к нему с обеих сторон, и он сказал, но уже без всякого акцента, который у него, чёрт знает почему, то пропадал, то появлялся:

– Дело в том… – тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шёпотом, – что я лично присутствовал при всех достижениях Алонсо. И на руководящих должностях при нём состоял и на подиумы вместе с ним поднимался и кубки победные получал, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас – никому ни слова и полнейший секрет!.. Тсс!

Наступило молчание, и Сафнауэр побледнел.

– Вы… вы сколько времени в Венгрии? – дрогнувшим голосом спросил он.

– А я только что сию минуту приехал, – растерянно ответил профессор, и тут только приятели догадались заглянуть ему как следует в глаза и в отражении вечерних огней в солнечных очках иностранца, им показалось, что взгляд у него был совершенно безумен.

«Вот тебе всё и объяснилось, – подумал Сафнауэр в смятении, – приехал сумасшедший итальянец или только что спятил, здесь на озере. Вот так история!»

Да, действительно, объяснилось всё: и страннейший завтрак у барона Шумахера, и дурацкие речи про твиттер и Оскарушку, и предсказания о замороченной голове, и всё прочее – профессор был сумасшедший.

Сафнауэр тотчас сообразил, что следует делать. Откинувшись на спинку скамьи, он за спиною профессора замигал Бездонному – не противоречь, мол, ему, – но растерявшийся водитель этих сигналов не понял.

– Да, да, да, – возбужденно говорил Сафнауэр, – впрочем, всё это возможно! Даже очень возможно, и Шумахер, и подиумы, и тому подобное. А вы одни приехали или с супругой?

– Один, один, я всегда один, – горько ответил профессор.

– А где же ваши вещи, профессор? – вкрадчиво спрашивал Сафнауэр. – В гостинице? Вы где остановились?

– Я? Нигде, – ответил полоумный итальянец, тоскливо и дико блуждая зелеными глазами по озеру Балатон.

– Как? А… где же вы будете жить?

– В вашем кабинете, – вдруг развязно ответил сумасшедший и подмигнул.

– Я… я очень рад, – забормотал Сафнауэр, – но, право, у меня вам будет неудобно… А в отеле чудесные номера, есть первоклассные гостиницы…

– А контракта Оскара с другой автобазой тоже нет? – вдруг весело осведомился больной у Эстебана Лорановича.

– И контракта…

– Не противоречь! – одними губами шепнул Сафнауэр, обрушиваясь за спину профессора и гримасничая.

– Нету никакого контракта! – растерявшись от всей этой муры, вскричал Эстебан Лоранович не то, что нужно, – вот наказание! Перестаньте вы психовать!

Тут безумный расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул воробей.

– Ну, уж это положительно интересно, – трясясь от хохота, проговорил профессор, – что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! – Он перестал хохотать внезапно и, что вполне понятно при душевной болезни, после хохота впал в другую крайность – раздражился и крикнул сурово: – Так, стало быть, так-таки и нету?

– Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь, профессор, – бормотал Сафнауэр, опасаясь волновать больного, – вы посидите минуточку здесь с товарищем Бездонным, а я только сбегаю на угол, звякну по телефону, а потом мы вас и проводим, куда вы хотите. Ведь вы не знаете города…

План Сафнауэра следует признать правильным: нужно было добежать до ближайшего места, где ловил телефон и сообщить в бюро иностранцев о том, что вот, мол, приезжий из-за границы консультант сидит на озере Балатон в состоянии явно ненормальном. Так вот, необходимо принять меры, а то получается какая-то неприятная чепуха.

– Позвонить? Ну что же, позвоните, – печально согласился больной и вдруг страстно попросил: – Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то, что контракт Оскара с другой автобазой существует! О большем я уж вас и не прошу. Имейте в виду, что на это существует доказательство, и уж самое надёжное! И вам оно скоро будет предъявлено.

– Хорошо, хорошо, – фальшиво-ласково говорил Сафнауэр и, подмигнув расстроенному водителю, которому вовсе не улыбалась мысль караулить сумасшедшего итальянца, устремился к выходу с территории озера.

А профессор тотчас же как будто выздоровел и посветлел.

– Отмар Георгиевич! – крикнул он вдогонку Сафнауэру.

Тот вздрогнул, обернулся, но успокоил себя мыслью, что его имя и отчество известны профессору также из каких-нибудь газет. А профессор прокричал, сложив руки рупором:

– Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему дяде в Бухарест?

И опять передёрнуло Сафнауэра. Откуда же сумасшедший знает о существовании румынского дяди? Ведь об этом ни в каких газетах, уж наверно, ничего не сказано. Эге-ге, уж не прав ли Бездонный? А ну как документы эти липовые? Ах, до чего странный субъект. Звонить, звонить! Сейчас же звонить! Его быстро разъяснят!

И, ничего не слушая более, Сафнауэр побежал дальше.

Тут у самого выхода с территории озера со скамейки навстречу директору поднялся в точности тот самый гражданин, что тогда при свете солнца вылепился из жирного зноя. Только сейчас он был уже не воздушный, а обыкновенный, плотский, и в начинающихся сумерках Сафнауэр отчётливо разглядел в глазах высокого австралийца маленькие искорки иронии.

Отмар Георгиевич так и попятился, но утешил себя тем соображением, что это глупое совпадение и что вообще сейчас об этом некогда размышлять.

– Выход ищете, гражданин? – треснувшим тенором осведомился зловещий тип. – Сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра… поправиться… бывшему водиле таксопарка "Красный Бык"! – кривляясь, субъект наотмашь снял жокейский свой картузик.
 
Сафнауэр не стал слушать попрошайку и ломаку австралийца, выбежал из приозёрного парка, трясущимися руками достал телефон и, уже набирая номер, внезапно увидел на экране входящее уведомление: "Сенсация! Алонсо уходит из «Альпийского тетерева»!". Новость эта преизрядно удивила Отмара Георгиевича, но, в то же самое время, совершенно опрометчиво было бы утверждать, что он был поражён ею до глубины души. По правде говоря, в течение последнего полугода он сам чего-то подобного и добивался. Тем паче, что и замена испанцу давно имелась, да вот незадача - имя того молодого водителя директор как-то запамятовал. Покопавшись в своём ежедневнике, Отмар Георгиевич нашёл запись от ноября прошлого года, которая гласила: "Не забыть подписать контракт с Оскаром".

- Точно! Оскар! - с широкой улыбкой пробормотал Сафнауэр. Совершенно позабыв об Эстебане и безумном итальянском профессоре, Отмар Георгиевич, высунув язык от усердия, принялся набирать во внутренний чат автобазы приказ о приёме на работу нового, перспективного сотрудника. Все тревоги и переживания прошедшего дня полностью вылетели у него из головы. Никогда ещё директор не чувствовал себя таким спокойным и умиротворённым.

- Всё идёт по плану, - подумал довольный Сафнауэр и нажал на кнопку "Отправить сообщение".

 

 

 

+++

 

[Fire-fly]

22 часа назад, middleton сказал:

Мастер и два корыта.

 

Никогда не разговаривайте с неизвестными.

 

В час жаркого летнего заката на берегу венгерского озера Балатон появилось двое граждан. Первый из них – приблизительно шестидесятилетний, одетый в синюю футболку с эмблемой в виде буквы А на груди, – был среднего роста, седоволос, упитан, свою потрёпанную жизнью бейсболку с полуистёртой надписью "Force India" нёс в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в модной оправе. Второй – высокий, темноволосый, худощавый молодой человек в заломленной на затылок синей кепке – был в розовой рубашке, жёваных синих брюках и в чёрных тапочках.

Первый был не кто иной, как Отмар Георгиевич Сафнауэр, директор крупной автобазы, недавно вступивший в должность, и с энтузиазмом перепрофилирующий предприятие на работу с автомобилями "Рено", а молодой спутник его – водитель этой автобазы Эстебан Лоранович Окон, по получении паспорта взявший себе фамилию Бездонный.

 

Продолжение под спойлером...

 

  Показать контент

 

Попав в тень чуть зеленеющих лип, друзья первым долгом бросились к пёстро раскрашенной будочке с надписью «Фрёч и Палинка».

Да, следует отметить первую странность этого страшного июльского вечера. Не только у будочки, но и во всей округе озера Балатон, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Будапешт и окрестности, в сухом тумане валилось куда-то за кольцо Хунгароринга, – никто не пришёл к озеру, никто не сел на скамейку, пуста была набережная.

– Дайте минералку "Дракула", – попросил Сафнауэр.

– "Дракулы" нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.

– "Кроненбург 1664" есть? – сиплым голосом осведомился Бездонный.

– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.

– А что есть? – спросил Сафнауэр.

– Ред Булл, только тёплый, – сказала женщина.

– Ну давайте, давайте, давайте!..

Ред Булл дал обильную жёлтую пену, и в воздухе запахло выхлопом автомобиля Хонда. Напившись, автомобилисты немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к озеру и спиной к Будапешту.

Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Сафнауэра. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нём. Кроме того, Сафнауэра охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с набережной озера без оглядки. Сафнауэр тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мной? Этого никогда не было… сердце шалит… я переутомился… Пожалуй, пора бросить всё к чёрту и в Бухарест…»

И тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На черноволосой голове его выделялись огромная квадратная челюсть и тёмно-синяя трёхдневная щетина, мало гармонировавшая со строгим деловым костюмом, сшитым точно по фигуре. Гражданин был ростом в сажень, широк в плечах, и всем своим видом напоминал потомка английских каторжников, сосланных в Австралию отбывать наказание за свои преступления. Физиономия, прошу заметить, у гражданина была весьма глумливая.

Жизнь Сафнауэра складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык. Ещё более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!..»

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.

Тут ужас до того овладел Сафнауэром, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что всё кончилось, марево растворилось, странный австралиец исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.

– Фу ты чёрт! – воскликнул Сафнауэр. – Ты знаешь, Эстебан, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было… – он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали.

Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, произнеся довольно бодро: «Ну-с, итак…» – повёл речь, прерванную питьём Ред Булла.

Речь эта, как впоследствии узнали, шла об одном из его сотрудников по фамилии Алонсо. Дело в том, что Сафнауэр заказал Бездонному, для очередного номера местной газеты "Альпийский тетерев", большую разоблачающую Алонсо статью. Эту статью Эстебан Лоранович сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею заказчика нисколько не удовлетворил. Очертил Бездонный главное действующее лицо своей статьи, то есть Алонсо, очень чёрными красками, и тем не менее всю статью приходилось, по мнению директора, писать заново. И вот теперь Сафнауэр читал своему работнику нечто вроде лекции об Алонсо, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку Бездонного. Трудно сказать, что именно подвело Эстебана Лорановича – изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он писал, – но Алонсо у него получился, ну, совершенно живой, только, правда, снабжённый многими отрицательными чертами. Сафнауэр же хотел доказать Бездонному, что главное не в том, какие достижения были у Алонсо, плох ли он, хорош ли, а в том, что достижений-то этих, как таковых, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о них – простые выдумки, самый обыкновенный миф.

Надо заметить, что Сафнауэр был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на маститых историков, например, на знаменитого Рона Мак-Денниса, на блестяще образованного Марко Маттиачи, никогда ни словом не упоминавших о достижениях Алонсо. Обнаруживая солидную эрудицию, Отмар Георгиевич сообщил Бездонному, между прочим, и о том, что то место в пятнадцатой книге, в главах 2005 и 2006 знаменитых формульных «Анналов», где говорится о достижениях Алонсо, – есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.

Молодой водитель, для которого всё, сообщаемое директором автобазы, являлось новостью, внимательно слушал Отмара Георгиевича, уставив на него свои бойкие чёрные глаза, и лишь изредка икал, шёпотом ругая проклятый Ред Булл.

– Нет ни одного автомобильного предприятия, – говорил Сафнауэр, – в котором не существовало бы городских легенд, повествующих о том, как из выходцев с самых низов общества появляется водитель с божественным талантом. И предыдущие директора нашей автобазы, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Алонсо, которого на самом деле никогда не было. Вот на это-то и нужно сделать главный упор…

Высокий тенор Сафнауэра разносился по пустынному побережью озера, и, по мере того как Отмар Георгиевич забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, – Бездонный узнавал всё больше и больше интересного и полезного и про финского Кимисиуса, благостного бога, сына Суоми и Бахуса, и про гренадского языческого бога Люсьена-Карлисиуса, и про немецкого Сэбо-Фитилиуса, и даже про менее известного грозного бога Чеко-Пуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике.

И вот как раз в то время, когда Отмар Георгиевич рассказывал о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Чеко-Пуцли, в аллее приозёрного парка показался первый человек.

Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй – что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было.

Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.

Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то были они совершенно обычными – белыми. Он был в модной голубой сорочке фирмы "Бенеттон", дорогих брюках, и в чёрных породистых итальянских туфлях. Серый берет он лихо заломил за ухо, под мышкой нёс трость с чёрным набалдашником в виде гарцующего жеребца. По виду – лет шестидесяти с лишним. Выбрит гладко. Седовлас. Из-за солнечных очков-хамелеонов казалось, что правый глаз у него чёрный, а левый почему-то зелёный. Брови густые чёрные, словом – иностранец.

Пройдя мимо скамьи, на которой помещались наши герои, иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на соседней скамейке, в двух шагах от приятелей.

«Немец», – подумал Сафнауэр.

«Англичанин, – подумал Бездонный, – ишь, и не жарко ему в перчатках».

А иностранец окинул взглядом высокие деревья, окаймлявшие озеро, причем заметно стало, что видит это место он впервые и что оно его заинтересовало.

Он остановил взор на верхних этажах стоящих в отдалении домов, ослепительно отражающих в стёклах изломанное заходящее солнце, затем перевёл его вниз, где стёкла начали предвечерне темнеть, чему-то снисходительно усмехнулся, прищурился, руки положил на набалдашник трости, а подбородок на руки.

– Ты, Эстебан, – говорил Сафнауэр, – очень хорошо и сатирически изобразил, например, псевдо-достижения Алонсо, сына Хосе-Луиса, но соль-то в том, что ещё до Алонсо был культ целого ряда сынов формульных, как, скажем, французского Простикуса, бразильского Сеннатикуса, британского Мэнселиуса. Коротко же говоря, ни один из них не имел особых талантов и, тем более, не добивался никаких успехов, в том числе и Алонсо, и необходимо, чтобы ты, вместо его достижений, изобразил нелепые слухи об этих достижениях. А то выходит по твоему рассказу, что он действительно чего-то добился!..

Тут Бездонный сделал попытку прекратить замучившую его икоту, задержав дыхание, отчего икнул мучительнее и громче, и в этот же момент Сафнауэр прервал свою речь, потому что иностранец вдруг поднялся и направился к приятелям.

Те поглядели на него удивленно.

– Извините меня, пожалуйста, – заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, – что я, не будучи знаком, позволяю себе… но предмет вашей учёной беседы настолько интересен, что…

Тут он вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как приподняться и раскланяться.

«Нет, скорее, француз…» – подумал Сафнауэр.

«Поляк?..» – подумал Бездонный.

Необходимо добавить, что на Бездонного иностранец с первых же слов произвёл отвратительное впечатление, а Сафнауэру скорее понравился, то есть не то чтобы понравился, а… как бы выразиться… заинтересовал, что ли.
 
– Разрешите мне присесть? – вежливо попросил иностранец, и приятели как-то невольно раздвинулись; иностранец ловко уселся между ними и тотчас вступил в разговор.

– Если я не ослышался, вы изволили говорить, что достижения Алонсо это миф? – спросил иностранец, обращая к Сафнауэру свой левый зеленый глаз.

– Нет, вы не ослышались, – учтиво ответил Сафнауэр, – именно это я и говорил.

– Ах, как интересно! – воскликнул иностранец.

«А какого чёрта ему надо?» – подумал Бездонный и нахмурился.

– А вы соглашались с вашим собеседником? – осведомился неизвестный, повернувшись вправо к Бездонному.

– На все сто! – подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально.

– Изумительно! – воскликнул непрошеный собеседник и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал: – Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, ещё и не верите в Алонсо? – Он сделал испуганные глаза и прибавил: – Клянусь, я никому не скажу.

– Да, мы не верим в Алонсо, – чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Сафнауэр, – но об этом можно говорить совершенно свободно.

Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:

– Вы – сторонники фаворитизма в коллективе?!

– Да, мы – фаворитисты, – улыбаясь, ответил Сафнауэр, а Бездонный подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»

– Ох, какая прелесть! – вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого автомобилиста.

– В нашем коллективе фаворитизм никого не удивляет, – дипломатически вежливо сказал Сафнауэр, – большинство наших работников сознательно и давно перестало верить сказкам об Алонсо.

Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумлённому директору руку, произнеся при этом слова:

– Позвольте вас поблагодарить от всей души!

– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Бездонный.

– За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, – многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.

Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвёл глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по фаворитисту.

«Нет, он не англичанин…» – подумал Сафнауэр, а Бездонный подумал: «Где это он нахватался сведений об Алонсо, вот что интересно!» – и опять нахмурился.

– Но, позвольте вас спросить, – после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, – как же быть с доказательствами достижений Алонсо, коих, как известно, существует ровно два?

– Увы! – с сожалением ответил Сафнауэр. – Ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства величия Алонсо быть не может.

– Браво! – вскричал иностранец. – Браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Шумахера по этому поводу. Но вот курьёз: он начисто разрушил все доказательства, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное доказательство!

– Доказательство Шумахера, – тонко улыбнувшись, возразил образованный Сафнауэр, – также неубедительно. И недаром великий философ Росси говорил, что шумахеровские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а русский философ Петров просто смеялся над этим доказательством.

Сафнауэр говорил, а сам в это время думал: «Но, всё-таки, кто же он такой? И почему он так хорошо осведомлён об Алонсо?»

– Взять бы этого Шумахера, да за такие доказательства года на три в Феррари! – совершенно неожиданно бухнул Эстебан Лоранович.

– Эстебан! – сконфузившись, шепнул Сафнауэр.

Но предложение отправить Шумахера в Феррари не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.

– Именно, именно, – закричал он, и левый зеленый глаз его, обращённый к Сафнауэру, засверкал, – ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, барон, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».

Сафнауэр выпучил глаза. «За завтраком… Шумахеру?.. Что это он плетёт?» – подумал он.

– Но, – продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Сафнауэра и обращаясь к Бездонному, – отправить Шумахера в Феррари невозможно по той причине, что он уже с лишком 8 лет пребывает в местах значительно более отдалённых, чем Феррари, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!

– А жаль! – отозвался задира-Эстебан.

– И мне жаль! – подтвердил неизвестный, сверкая глазом, и продолжал: – Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели вы не верите в Алонсо, то, спрашивается, кто же управляет настройками ваших автомобилей и всем вообще распорядком на вашем предприятии?

– Мы сами и управляем, – поспешил сердито ответить Бездонный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.

– Виноват, – мягко отозвался неизвестный, – для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же вы можете управлять, если вы не только лишены возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, хотя бы на полгода, но не можете ручаться даже за свой собственный завтрашний день? - И в самом деле, – тут неизвестный повернулся к Сафнауэру, – вообразите, что вы, например, начнёте управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг на вашей автобазе… кхе… кхе… вместо нормальных машин - корыта… – тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о корытах вместо машин доставила ему удовольствие, – да, корыта, – жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, – и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Сотрудники вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к механикам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И всё это кончается трагически: тот, кто ещё недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг выкинутым из родной автобазы на улицу, и окружающие, понимая, что толку от вас нет более никакого, начинают потешаться над вами. А бывает и ещё хуже: только что человек соберётся взять на работу перспективного австралийского молодого водителя, – тут иностранец прищурился на Сафнауэра, – пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, так как неизвестно почему вдруг возьмёт – и оконфузится на ровном месте! Неужели вы скажете, что это он сам собою управлял так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.

Сафнауэр с великим вниманием слушал неприятный рассказ про корыта и австралийского водителя, и какие-то тревожные мысли начали мучить его. «Он не иностранец… он не иностранец… – думал он, – он престранный субъект… но позвольте, кто же он такой?..»

– Вы хотите курить, как я вижу? – неожиданно обратился к Бездонному неизвестный. – Вы какие предпочитаете?

– А у вас разные, что ли, есть? – мрачно спросил Эстебан, у которого папиросы кончились.

– Какие предпочитаете? – повторил неизвестный.

– Ну, «Gauloises» или «Gitanes Blondes», – злобно ответил Бездонный.

Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездонному:

– «Gitanes Blondes».

И директора и водителя не столько поразило то, что нашлись в портсигаре именно «Gitanes Blondes», сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота и на крышке его при открывании сверкнули синим и белым огнём бриллиантовые буквы F.B.

Тут автомобилисты подумали разное. Сафнауэр: «Нет, иностранец!», а Бездонный: «Вот чёрт его возьми, а!..»

Эстебан и владелец портсигара закурили, а некурящий Сафнауэр отказался.

«Надо будет ему возразить так, – решил Сафнауэр, – да, человек может оконфузиться, никто против этого и не спорит. Но дело в том, что…»

Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:

– Да, человек может свалять дурака, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда может свалять дурака на ровном месте, вот в чём фокус! И вообще не способен сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.

«Какая-то нелепая постановка вопроса…» – помыслил Сафнауэр и возразил:

– Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собою разумеется, что, если в Будапеште мне свалится на голову кирпич…

– Кирпич ни с того ни с сего, – внушительно перебил неизвестный, – никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в каком случае не угрожает. Вы опозоритесь другим образом.

– Может быть, вы знаете, каким именно, – с совершенно естественной иронией осведомился Сафнауэр, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, – и скажете мне?

– Охотно, – отозвался незнакомец. Он смерил Сафнауэра взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь…» – и громко и радостно объявил: – Вам заморочат голову!

Бездонный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Сафнауэр спросил, криво усмехнувшись:

– А кто именно? Враги? Конкуренты?

– Нет, – ответил собеседник, – австралийский мальчик, студент.

– Гм… – промычал раздражённый шуточкой неизвестного Сафнауэр, – ну, это, извините, маловероятно.

– Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?

– Секрета нет. Сейчас я зайду к себе в офис, а потом в десять часов вечера на нашей автобазе состоится заседание, где мы будем обсуждать кадровый состав нашего предприятия на будущий год и я буду там председательствовать.

– Нет, этого быть никак не может, – твёрдо возразил иностранец.

– Это почему?

– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили чёрные птицы, – что Оскарушка уже зашёл в свой твиттер-аккаунт, и не только зашёл, но даже и начал писать. Так что заседание не состоится.

Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.

– Простите, – после паузы заговорил Сафнауэр, поглядывая на мелющего чепуху иностранца, – при чём здесь твиттер… и какой Оскар?

– Твиттер здесь вот при чём, – вдруг заговорил Бездонный, очевидно, решив объявить незваному собеседнику войну, – вам не приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных?

– Эстебан!.. – тихо воскликнул Отмар Георгиевич.

Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся.

– Бывал, бывал, и не раз! – вскричал он, смеясь, но не сводя несмеющегося глаза с водителя. – Где я только не бывал! Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами узнайте это у него, Эстебан Лоранович, когда окажетесь в этой лечебнице! А вы в ней в следующем году, после общения с вашим будущим напарником Пьером, всенепременно окажетесь.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Помилуйте, Эстебан Лоранович, кто же вас не знает? – здесь иностранец вытащил из кармана прошлогодний номер газеты «Альпийский тетерев», и Эстебан Лоранович увидел на первой же странице своё изображение, в рубрике "Лучший работник августа, 2021". Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот раз ничуть не обрадовало водителя.

– Я извиняюсь, – сказал он, и лицо его потемнело, – вы не можете подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать.

– О, с удовольствием! – воскликнул неизвестный. – Здесь так хорошо под липами, а я, кстати, никуда и не спешу.

– Вот что, Отмар, – зашептал водитель, оттащив Сафнауэра в сторону, – он никакой не интурист, а шпион. Это итальянский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет…

– Ты думаешь? – встревоженно шепнул Сафнауэр, а сам подумал: «А ведь он прав…»

– Уж ты мне верь, – засипел ему в ухо Бездонный, – он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, что он несёт, – водитель говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, – идём, задержим его, а то уйдёт…

И Бездонный за руку потянул Сафнауэра к скамейке.

Незнакомец не сидел, а стоял возле неё, держа в руках какую-то книжечку в тёмно-сером переплете, плотный конверт хорошей бумаги и визитную карточку.

– Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Будапешт для консультации, – веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих автомобилистов.

Те сконфузились. «Чёрт, слышал всё…» – подумал Сафнауэр и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Пока иностранец совал их директору, Эстебан успел разглядеть на карточке напечатанное латинскими буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии – латинскую «Б».

– Очень приятно, – тем временем смущённо бормотал директор, и иностранец спрятал документы в карман.

Отношения таким образом были восстановлены, и все трое вновь сели на скамью.

– Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? – спросил Сафнауэр.

– Да, консультантом.

– Вы – итальянец? – осведомился Бездонный.

– Я-то?.. – переспросил профессор и вдруг задумался. – Да, пожалуй, итальянец… – сказал он.

– Вы по-нашему здорово говорите, – заметил Бездонный.

– О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, – ответил профессор.

– А у вас какая специальность? – осведомился Сафнауэр.

– Я – специалист по чёрной юриспруденции.

«На тебе!..» – стукнуло в голове у Отмара Георгиевича.

– И… и вас по этой специальности пригласили к нам? – заикнувшись, спросил он.

– Да, по этой пригласили, – подтвердил профессор и пояснил: – Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Люсьена Семицветного. Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я – единственный в мире специалист.

– А-а! Вы историк? – с большим облегчением и уважением спросил Сафнауэр.

– Я – историк, – подтвердил учёный и добавил ни к селу ни к городу: – Сегодня вечером в Венгрии будет интересная история!

И опять крайне удивились и директор и водитель, а профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:

– Имейте в виду - величие Алонсо существует.

– Видите ли, профессор, – принуждённо улыбнувшись, отозвался Сафнауэр, – мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.

– А не надо никаких точек зрения, – ответил странный профессор. – Просто оно существует, и больше ничего.

– Но требуется же какое-нибудь доказательство… – начал Сафнауэр.

– И доказательств никаких не требуется, – ответил профессор и заговорил негромко, причем акцент его почему-то пропал. - Всё просто: в голубом комбинезоне с огнеупорным подбоем, на жёлто-синей машине, в 2005 и 2006 годах от рождества Христова...

Бездонный провёл рукою по лицу, как человек, только что очнувшийся, и увидел, что на озере Балатон вечер.

Вода почернела, и лёгкая лодочка уже скользила по ней, и слышался плеск весла и смешки какой-то гражданки в лодочке. В аллеях на скамейках появилась публика, но опять-таки везде, кроме того места, где были наши собеседники.

Небо над Будапештом как бы выцвело, и совершенно отчетливо была видна в высоте полная луна, но еще не золотая, а белая. Дышать стало гораздо легче, и голоса под липами теперь звучали мягче, по-вечернему.

«Как же это я не заметил, что он успел сплести целый рассказ?.. – подумал Бездонный в изумлении. – Ведь вот уже и вечер! А может, это и не он рассказывал, а просто я заснул и всё это мне приснилось?»

Но надо полагать, что всё-таки рассказывал профессор, иначе придётся допустить, что то же самое приснилось и Сафнауэру, потому что тот сказал, внимательно всматриваясь в лицо иностранца:

– Ваш рассказ чрезвычайно интересен, профессор, хотя он и совершенно не совпадает с тем, что писали на древних форумах.

– Помилуйте, – снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, – уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано на форумах, не происходило на самом деле никогда, и если мы начнём ссылаться на форумы как на исторический источник… – Он ещё раз усмехнулся, и Сафнауэр осёкся, потому что буквально то же самое он говорил Бездонному, идя с тем по набережной озера Балатон.

– Это так, – заметил Сафнауэр, – но боюсь, что никто не может подтвердить, что и то, что вы нам рассказывали, происходило на самом деле.

– О нет! Это может кто подтвердить! – начиная говорить ломаным языком, чрезвычайно уверенно ответил профессор и неожиданно таинственно поманил обоих приятелей к себе поближе.

Те наклонились к нему с обеих сторон, и он сказал, но уже без всякого акцента, который у него, чёрт знает почему, то пропадал, то появлялся:

– Дело в том… – тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шёпотом, – что я лично присутствовал при всех достижениях Алонсо. И на руководящих должностях при нём состоял и на подиумы вместе с ним поднимался и кубки победные получал, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас – никому ни слова и полнейший секрет!.. Тсс!

Наступило молчание, и Сафнауэр побледнел.

– Вы… вы сколько времени в Венгрии? – дрогнувшим голосом спросил он.

– А я только что сию минуту приехал, – растерянно ответил профессор, и тут только приятели догадались заглянуть ему как следует в глаза и в отражении вечерних огней в солнечных очках иностранца, им показалось, что взгляд у него был совершенно безумен.

«Вот тебе всё и объяснилось, – подумал Сафнауэр в смятении, – приехал сумасшедший итальянец или только что спятил, здесь на озере. Вот так история!»

Да, действительно, объяснилось всё: и страннейший завтрак у барона Шумахера, и дурацкие речи про твиттер и Оскарушку, и предсказания о замороченной голове, и всё прочее – профессор был сумасшедший.

Сафнауэр тотчас сообразил, что следует делать. Откинувшись на спинку скамьи, он за спиною профессора замигал Бездонному – не противоречь, мол, ему, – но растерявшийся водитель этих сигналов не понял.

– Да, да, да, – возбужденно говорил Сафнауэр, – впрочем, всё это возможно! Даже очень возможно, и Шумахер, и подиумы, и тому подобное. А вы одни приехали или с супругой?

– Один, один, я всегда один, – горько ответил профессор.

– А где же ваши вещи, профессор? – вкрадчиво спрашивал Сафнауэр. – В гостинице? Вы где остановились?

– Я? Нигде, – ответил полоумный итальянец, тоскливо и дико блуждая зелеными глазами по озеру Балатон.

– Как? А… где же вы будете жить?

– В вашем кабинете, – вдруг развязно ответил сумасшедший и подмигнул.

– Я… я очень рад, – забормотал Сафнауэр, – но, право, у меня вам будет неудобно… А в отеле чудесные номера, есть первоклассные гостиницы…

– А контракта Оскара с другой автобазой тоже нет? – вдруг весело осведомился больной у Эстебана Лорановича.

– И контракта…

– Не противоречь! – одними губами шепнул Сафнауэр, обрушиваясь за спину профессора и гримасничая.

– Нету никакого контракта! – растерявшись от всей этой муры, вскричал Эстебан Лоранович не то, что нужно, – вот наказание! Перестаньте вы психовать!

Тут безумный расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул воробей.

– Ну, уж это положительно интересно, – трясясь от хохота, проговорил профессор, – что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! – Он перестал хохотать внезапно и, что вполне понятно при душевной болезни, после хохота впал в другую крайность – раздражился и крикнул сурово: – Так, стало быть, так-таки и нету?

– Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь, профессор, – бормотал Сафнауэр, опасаясь волновать больного, – вы посидите минуточку здесь с товарищем Бездонным, а я только сбегаю на угол, звякну по телефону, а потом мы вас и проводим, куда вы хотите. Ведь вы не знаете города…

План Сафнауэра следует признать правильным: нужно было добежать до ближайшего места, где ловил телефон и сообщить в бюро иностранцев о том, что вот, мол, приезжий из-за границы консультант сидит на озере Балатон в состоянии явно ненормальном. Так вот, необходимо принять меры, а то получается какая-то неприятная чепуха.

– Позвонить? Ну что же, позвоните, – печально согласился больной и вдруг страстно попросил: – Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то, что контракт Оскара с другой автобазой существует! О большем я уж вас и не прошу. Имейте в виду, что на это существует доказательство, и уж самое надёжное! И вам оно скоро будет предъявлено.

– Хорошо, хорошо, – фальшиво-ласково говорил Сафнауэр и, подмигнув расстроенному водителю, которому вовсе не улыбалась мысль караулить сумасшедшего итальянца, устремился к выходу с территории озера.

А профессор тотчас же как будто выздоровел и посветлел.

– Отмар Георгиевич! – крикнул он вдогонку Сафнауэру.

Тот вздрогнул, обернулся, но успокоил себя мыслью, что его имя и отчество известны профессору также из каких-нибудь газет. А профессор прокричал, сложив руки рупором:

– Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему дяде в Бухарест?

И опять передёрнуло Сафнауэра. Откуда же сумасшедший знает о существовании румынского дяди? Ведь об этом ни в каких газетах, уж наверно, ничего не сказано. Эге-ге, уж не прав ли Бездонный? А ну как документы эти липовые? Ах, до чего странный субъект. Звонить, звонить! Сейчас же звонить! Его быстро разъяснят!

И, ничего не слушая более, Сафнауэр побежал дальше.

Тут у самого выхода с территории озера со скамейки навстречу директору поднялся в точности тот самый гражданин, что тогда при свете солнца вылепился из жирного зноя. Только сейчас он был уже не воздушный, а обыкновенный, плотский, и в начинающихся сумерках Сафнауэр отчётливо разглядел в глазах высокого австралийца маленькие искорки иронии.

Отмар Георгиевич так и попятился, но утешил себя тем соображением, что это глупое совпадение и что вообще сейчас об этом некогда размышлять.

– Выход ищете, гражданин? – треснувшим тенором осведомился зловещий тип. – Сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра… поправиться… бывшему водиле таксопарка "Красный Бык"! – кривляясь, субъект наотмашь снял жокейский свой картузик.
 
Сафнауэр не стал слушать попрошайку и ломаку австралийца, выбежал из приозёрного парка, трясущимися руками достал телефон и, уже набирая номер, внезапно увидел на экране входящее уведомление: "Сенсация! Алонсо уходит из «Альпийского тетерева»!". Новость эта преизрядно удивила Отмара Георгиевича, но, в то же самое время, совершенно опрометчиво было бы утверждать, что он был поражён ею до глубины души. По правде говоря, в течение последнего полугода он сам чего-то подобного и добивался. Тем паче, что и замена испанцу давно имелась, да вот незадача - имя того молодого водителя директор как-то запамятовал. Покопавшись в своём ежедневнике, Отмар Георгиевич нашёл запись от ноября прошлого года, которая гласила: "Не забыть подписать контракт с Оскаром".

- Точно! Оскар! - с широкой улыбкой пробормотал Сафнауэр. Совершенно позабыв об Эстебане и безумном итальянском профессоре, Отмар Георгиевич, высунув язык от усердия, принялся набирать во внутренний чат автобазы приказ о приёме на работу нового, перспективного сотрудника. Все тревоги и переживания прошедшего дня полностью вылетели у него из головы. Никогда ещё директор не чувствовал себя таким спокойным и умиротворённым.

- Всё идёт по плану, - подумал довольный Сафнауэр и нажал на кнопку "Отправить сообщение".

 

 

Я так зачиталась сегодня в метро по пути домой, что проехала лишние две станции))

 

Спасибо!

[middleton]

16 hours ago, V.M. said:

Супер! "Сын Суоми и Бахуса" повеселило особенно почему-то. Спасибо! Молодец!

 

11 hours ago, Shenk said:

Талантливо! Спасибо за увлекательное чтиво. Признаться, ждал продолжения по мотивам Сказа про Федота Стрельца, но прозой тоже хорошо вышло!

 

4 hours ago, Сергей Владимирович said:

 

+++

 

4 hours ago, Fire-fly said:

Я так зачиталась сегодня в метро по пути домой, что проехала лишние две станции))

 

Спасибо!

 

Благодарю, друзья. Но тут на 99% заслуга Булгакова, и лишь на 1% моя, я всего только подставил в его гениальный текст другие имена и фамилии и всё.

 

Но знаете, что меня поразило? Я думал, что придётся многое изменять и исправлять, чтобы подогнать оригинальный текст под реалии Формулы 1. Но изменять практически ничего не пришлось. Я когда создавал данный опус - меня просто оторопь брала, казалось, что Булгаков изначально именно про Формулу и писал, настолько всё в тему было, вплоть до малейших деталей. Недаром Булгаков и мистика всегда ходят рука об руку.

[eseniya75]

Мульт

 

[eseniya75]

 

[Сергей Владимирович]

27 минут назад, eseniya75 сказал:

Мульт

 

+

Слишком быстро говорят, чтобы успеть понять все, что говорят.

Федя молодец.

 

[Fire-fly]

11 часов назад, Сергей Владимирович сказал:

 

+

Слишком быстро говорят, чтобы успеть понять все, что говорят.

Федя молодец.

 

Там же субтитры есть.

Изменено 16.10.2022 08:15 пользователем Fire-fly

[eseniya75]

14 часов назад, Сергей Владимирович сказал:

 

+

Слишком быстро говорят, чтобы успеть понять все, что говорят.

Федя молодец.

 

Нейросети Яндекса переводят  

[Сергей Владимирович]

10 часов назад, Fire-fly сказал:

Там же субтитры есть.

 

Есть, но все равно быстро.

 

[Fire-fly]

16 часов назад, Сергей Владимирович сказал:

 

Есть, но все равно быстро.

 

Быстро субтитры меняются? На паузу поставь)))

[eseniya75]

[eseniya75]

 

[eseniya75]

 

 

[Мяука]

1-я практика

 

 

[Мяука]

 

"Фернандо, король дрифта"