Сергей Владимирович

Я вот на что наткнулся (все уже придумано за нас). http://www.youtube.com/watch?v=w0hnsprk9Io&feature=related Пардон за видеооффтоп.

Во! Прямо как у Льюиса Кэрола в "Алисе".

Э..вит..лен... Этиленовна. Если серго вещества уже нет, то придется "разобрать на части".

Класс.

Дааааааа, Вряд ли б мама дочь назавала Александр-ибн-Сер.

Тоже фейл Путь ветерана стена преградила, Но помощь к нему выезжает, И не хватило эфира для призовручения.

То есть про "героя и красавицу-сестру" не считается?

Супер! Особенно про "stop&go". Я желал бы тоже так Излагать, но в том слабак, Что не славлюся уменьем Объясняться сочиненьем, Ибо в школе, стандартняк, Получал за них трояк.

Хорошо я печенюшку уже съел, а то бы подавился.

Теперь фимиамное. Статуя В небольшой комнате за столом сидело несколько человек: два пилота, конструктор, двигателист, электронщик, аэродинамик, пресс-секретарь и детина консультант. В ожидании главного пилоты травили анекдоты, технари обсуждали современные тенденции тяжелого машиностроения, а консультант рассказывал секретарю о новой затее некой красотки Тамары. Дверь комнаты резко открылась и в нее вошел среднего возраста очкарик с короткой стрижкой. Утро у него не задалось (хотя какое утро, если он встал в 12 часов), о чем можно было догадаться по взъерошенной стрижке-ежику на его голове. Он сел в центральное кресло и произнес: - Так, начинаем совещание. Сегодня оно будет посвящено нашему будущему болиду. Я хочу узнать ваши соображения по его образу. Кто как его видит? Ваши пожелания. Начнем ... начнем с пилотов. Он передвинул ногу, и она вот что-то уперлась. Первый: - Мне все равно, лишь бы самовоз. Второй: - Мне тем более. У меня контракт всего на год. Очкарик: - Консультант? Консультант: - Болид должен быть красивым. Очкарик: - Ладно, с вами все ясно (а про он себя подумал: "Понаберут детей в армию"). Следующий аэродинамик. Аэродинамик: - Думаю надо сделать как у Мерседеса. Видели его скорость на прямых? Очкарик: - Ага, осталось только научить его летать. Двигателист? Двигателист: - Естественно Феррари. В первой десятке этих двигателей больше всего. Очкарик: - А что ж его нет на болидах, идущих в Зачете первыми-то? Электронщик, у тебя чего? Электронщик: - А что я-то? У всех будет стоять майкрософт. А наш новый керс на вашем служебном автомобиле стоит. Насколько я понимаю, претензий нет? Очкарик: - Пока нет. Здесь очкарик немного расслабился. Служебный авто действительно работал как часы. Он подался вперед, и вытянул ногу, которая опять во что-то уперлась. "Да что там такое?", - подумал он. - Идем дальше. Конструктор? Конструктор: - Шасси мы будем брать у Заубера. И тут мирное, казалось бы, течение брифинга нарушилось. - Какой Заубер? - вспылил двигателист. - Я не смогу под него подстроиться. - А причем тут шасси, аэродинамику надо нормальную делать, - парировал конструктор. - Здрастье, пожалуйста. Нашли крайнего, - вскочил аэродинамик. - Я что-ли резину буду "жрать"? Мое дело прижим обеспечить. - Дался мне твой прижим, - набросился конструктор, - Ты сначала скорость обеспечь. - Какая еще скорость? Шасси вы у Заубера собрались брать, вот и берите. ... Перебранка продолжалась еще минут пять... - Pardon moooiiiii, - выпрыгнув из кресла, закричал очкарик (ругался он исключительно по-французски, но из всего языка знал только эти два слова). Наступила тишина. Очкарик: - Что вы тут выдумываете? Еще одно ведро хотите сделать? Их и так в пелетоне полторы дюжины. Мало что ли? Все притихли. Очкарик опустился в кресло и снова задел за что-то ногой. Окчарик: - Да что там такое? Он нагнулся, на мгновение показав лысеющую макушку, и скрылся под столом. Через секунду оттуда раздалось звяканье и ржание. Очкарик вылез из-под стола, сел в кресло и поправил очки. Его вторая рука находилась под столом, было видно что он держал что-то тяжелое. - Ну? Глядите. - сказал очкарик и поставил на стол статую. Все сидевшие за столом оторопели от удивления и раскрыли рты. Это был вздыбившийся конь. Только кто-то прицепил ему маленький хомут, на который подвесил два ведра и насыпал туда гаек. Первым очнулся первый пилот: - Ну вот, суши весла, приплыли (а про себя он подумал: "Накрылся титул, на-крыл-ся").

Я супер-пуперский герой, Мне бомбы не страшны. Закрою, если надо будет, Грудью пол-страны. Но есть одна, которую Боюся как змеи, Она ведь может даже снять Геройские портки. О, томный взгляд, грудь высока, Как платье белизно, Я трепещу: ее рука Шприц всаживает в жо.

От Сеньориты Сюзанны

От Фимиама что пользА? Неужт форУмная славА? Она ни пахнет, ни блестит, Лишь в ветке буквами гремит. А мне б понюхать да вкусить, Да б пальцем кожу ощутить, Слюнявым лИстами шуршать, Перевернув опять вздыхать, От пыли комнатной чихать, Ну а в конце слезу пускать. Что слава? Пшик, когда влечет Обложки твердый переплет.

Думаю победитель оределился. Тем не менее по просьбам одной из трудящихся (Линны). "Итальянский сон (почти все события вымышлены, любые совпадения не случайны) Часы пробили 9 часов утра. Он уже был на работе. Так рано он появлялся всегда. Сначала, в молодежных сериях, это была дань уважения команде, за которую он гонялся, и со временем это стало привычкой, а в Формуле 1 она постепенно переросла в некий стимул для более пожилых членов команды, которые иногда, ссылаясь на самочувствие, возраст, житейские проблемы, могли и припоздниться. Но его начальник смотрел на это обстоятельство снисходительно, понимая, что "опыт старичков", а скорее их усердие в плане держания за свое место, перевешивает такую мелочь как опоздание, да и фигура его основного пилота заставляла их молодиться, мол, есть еще порох в пороховницах. Он любил свою работу, может быть потому, что не умел делать ничего другого, так как вся жизнь была посвящена гонкам, но по большей части потому, что более всего ему нравились моменты победы, их он не променял бы ни на что. Его работа со стороны могла показаться рутинной, но примерно каждое второе воскресенье стоило того, чтобы и дальше заниматься этим делом. Да и работа любила его. Да, пока он был совсем молод, ему приходилось пробиваться, толкаться с конкурентами, но постепенно его авторитет вырос настолько, что стал работать на него. Он назубок знал все трассы, и казалось мог проехать их с закрытыми глазами, а вновь появлявшиеся изучал еще до того, как на них стлали асфальт. Возможно в первые моменты нахождения на новой трассе ему и было непросто, но для таких случаев под рукой всегда был помощник, который мог подсказать что-либо по радио. Работа была в удовольствие. Но она же налагала и большую ответственность, так как его присутствие в команде гарантировало, что она не просто проводит гонки ради денег Экклстоуна, но и старается держать марку, ибо ее имя уже столько десятилетий известно по всему миру, что стало именем нарицательным. Но была у него еще одна привычка - что со стороны выглядело как сон - подремать перед гонкой. Это был способ отгородиться от суеты гоночного уикенда, который начинался, не как у всех, уже в четверг. В эти минуты, лежа на кушетке, он забывал обо всем вокруг и пытался расслабиться, расслабить мыцщы, чтобы они стали более быстрыми, и успокоить течение мыслей, чтобы ничто не мешало в достижении цели. И когда ему это удавалось, то затем он был полностью сконцентрирован на гонке, и, ясно осознавая окружающую действительность, тем не менее не отвлекался на то, что происходило вокруг, он знал, что все пройдет хорошо. И в этот день все было именно так, ритуал лежания на кушетке позволил ему прийти в состояние бегуна на 100 метров перед финальным забегом на чемпионате мира. В такие моменты он начинал мысленно прокручивать перед взором трассу, и это прокручивание не требовало никаких мысленных усилий, не было никакой скоротечности в этом процессе, никакой неуверенности в том, что он что-то не заметил, либо забыл. Изображение, возникавшее перед глазами, было предельно четким, он слышал каждый звук мотора и механизмов машины. Эта мысленнная квалификация занимала ровно столько времени, сколько требовалось на прохождение круга в реальности. Но иногда, что бывало очень редко, в состоянии такой предгоночной концентрации он погружался в сон. Краткий сон, он называл его итальянским, в котором он видел себя на подиуме, либо, что хуже, не добравшимся до финиша. Этот сон никогда его не подводил. Правда он мог быть смутным, но тем не менее свои ощущения в таком сне он помнил точно. Вот и сегодня он легко мчался по мысленной трассе, ощущал как под капотом мощно бьется сердце автомобиля, и имя этого сердца было известно уже настолько, что не имеет смысла его произносить, так как все, что с ним связано, означает только одно - скорость, скорость с большой буквы, и уверенно пересекал финишную линию. Впервые ощущения во сне были такими сильными, что он отчетливо понимал - сегодня его день, и ничто не сможет помешать ему в достижении намеченной цели. Цели, от которой зависит престиж команды. Время до старта пролетело незаметно, и вот до него осталось уже пять минут. Он занял свое место и снова мысленно повторил круг, все было идеально. Да и погода тому способствовала, солнечный день невероятно поднимал настроение, по сравнению с промозглой погодой предыдущих гран-при. Он был уверен в результате, несмотря на то, что на стартовой решетке перед ним находились другие пилоты. Старт! Пока остальные пилоты пытались что-нибудь выиграть, или не проиграть, в этой суете, он нацеленно помчался в просвет между машинами и в конце первого круга уже уверенно шел на первом месте. Позади него шли грозные соперники, каждый из них уже был чемпионом и мог составить непримиримую конкуренцию, но сейчас все было в его руках, именно он задавал тон этой гонке. За первые пару кругов лидирования он успел создать значительный отрыв в несколько секунд, что только придало спокойствия и дополнительной уверенности в результате. И вдруг, когда он шел по задней прямой, на машине потухли лампочки, и в ухе раздался голос шефа: "В боксы, в боксы". - Неужели, - подумал он. - Что случилось? Ведь все так хорошо начиналось, и сон, этот редкостный сон, не мог меня обмануть. Но голос по радио упрямо твердил о заезде в боксы без объяснения причин. Мечта, очередная мечта, которая еще утром казалась такой реальной, что ощущалась не только кончиками пальцев, но и всем телом, накрылась, нет, не медным, а серебристым тазом. Он нажал на тормоз, и машина послушно замерла перед гаражами. - Кошмар, какой кошмар, - только и смог произнести Бернд и вынул ключ зажигания."