Aussie Grit - автобиография Марка Уэббера

[DuelAnt]

Пока цена на книгу все еще достаточна велика, решил перевести еще один фрагмент из вступительной части книги.

Ничего такого особенного в ней нет, просто описание ощущений за рулем и предстартовых процедур, но описаны они достаточно интересно.

В кокпите: марафон в обуви на два размера меньше

Это тесный мир.

Все ваши ощущения жестко ограничены в маленьком и чертовски жарком пространстве.

Шлем облегает голову очень плотно. Обзор ограничен до «почтовой щели» забрала шлема и двух зеркал заднего вида размером с почтовую марку.

И в этой маленькой копии ада вы находитесь 2 часа. Это одиночество, но одиночество далеко не из приятных.

Кокпит постепенно становится одиноким местом по мере того, как приближается старт. Во многом это описание подходит для любой гоночной машины, но в Формуле-1 все гораздо более тесно.

Машины гонок Гран-При созданы для скорости, а не комфорта. Гонщик не садится в машину, он втискивается в нее и становится живой частью машины. Кокпит очень тесен, особенно для гонщика моих габаритов. При росте 184 сантиметра и рабочем весе 75 кг я никогда не соответствовал идеальным параметрам для гонщика. В Формуле-1 были высокие гонщики – люди вроде Дэна Герни в старые времена, Герхард Бергер в более недавние времена, Дженсон Баттон сегодня – но все они лишь исключения, подтверждающие правило. Лучше быть карликом, чем Майклом Джорданом.

Коленям действительно тесно – это как сидеть в старомодной ванне, где ноги находятся выше спины. Педали сделаны точно по форме ноги как для комфорта, так и для уменьшения вибрации: последнее, чего вы хотите – это соскальзывания ноги на высокой скорости в ходе гонки. Обувь очень тонкая, чтобы вы могли все чувствовать, и это тот предмет, которым я очень дорожу: я стараюсь сохранить одну пару на весь сезон.

Со шлемами дело обстоит по-другому: у меня их число варьируется от 4 до 7. Внешняя часть принимает на себя разные удары, например, от «камешков» резины, отлетающих от других машин. Обычно я откидывал голову немного назад, чтобы иметь возможность двигать головой в шлеме. Внутренняя часть уникальна для каждого гонщика, но не застежка, и иногда это доставляло мне неудобства. На быстрых треках вроде Монцы мне приходилось открывать рот, чтобы потоки встречного воздуха не поднимали шлем. Это стоило мне пары синяков на шее.

У меня только одно суеверие: я всегда сажусь в машину с левой стороны, привычка еще со времен картинга. Если сесть в карт с правой стороны, то вы получите пару ожигов от двигателя. Зато у меня были ритуалы в гоночные дни, включавшие поход к физиотерапевту и массаж плеч и шеи.

За полчаса до старта в Ф1 открывают пит-лейн, чтобы выпустить машины на стартовую решетку. В это время я всегда рад поговорить со своей девушкой Энн или с папой, но незнакомых людей я в такие моменты к себе не подпускаю.

Затем настает время садиться в машину. Или скорее становиться в нее, соскальзывать вниз и запихивать себя внутрь. Гонщик – самая важная часть кокпита, и сиденье делают вокруг него, начиная сзади. Оно не могло бы быть более плотным, даже если бы его делали в Сэйвил Роу (улица в Лондоне, известная шитьем одежды на заказ – прим. DuelAnt'а).

Ремни безопасности усиливают это чувство. Они расположены в форме шестиконечной звезды и затягиваются очень туго с помощью механиков. Это делается по 2 причинам: во-первых, что очевидно, чтобы удержать пилота на месте в случае аварии. Во-вторых, что менее очевидно, чтобы снизить усталость мышц, возникающей от попыток сохранить неподвижное положение. Вы должны быть зафиксированной частью машины.

Насколько туго затягиваются ремни? В 2001 году, когда я выиграл гонку Ф3000 в Имоле, я был на обезболивающих, чтобы меньше чувствовать последствия сломанного ребра, вознкшие от перегрузок в ходе тестов за Бенеттон-Рено.

Менее, чем за 15 минут до старта, я иногда снова вылезаю из машины из-за естественных нужд или, говоря иначе, чтобы пописать как можно позже перед стартом. Потом сажусь обратно, проверяю ремни и систему HANS, которая отвечает за безопасность головы и шеи, сажусь максимально удобно, насколько это возможно, и подсоединяю бутылку с водой.

Итак: вы связаны в месте, едва умещающем ваше тело. Вы не можете двигаться, за исключением ног и рук. Вы опускаете забрало шлема, вставляете наушники и трубочку для питья... ощущение замкнутого пространства усиливается. Вместе с тем приходит давление и учащенное сердцебиение, которое возрастает еще больше из-за давления на грудную клетку. Вы не можете нормально дышать, как дышали бы, если бы стояли, бежали или ехали на мотоцикле.

Не думайте о далеких событиях, просто сконцентрируйтесь на том, чтобы все делать правильно прямо сейчас. Поговорите с гоночным инженером: насколько силен ветер, какова температура асфальта, какой план на первую часть гонки?

По мере приближения старта люди начинают отходить. Бывает так, что за несколько секунд до старта я впервые за весь уик-энд вживую вижу Феррари или Мерседес.

Тренировка старта на выезде с пит-лейна стала часть предгоночной рутины, как и проверка педали газа, радио и сцепления. Выезд на стартовую решетку похож на вдевание иголки в нитку. Приходится маневрировать между буквально сотнями людей – механиками, журналистами, официальными представителями, почетными гостями и бесчисленными зеваками, умудряющимися попасть на стартовую решетку.

[DuelAnt]

Отрывки становятся все длиннее и длиннее.

В связи с этим стоит спросить тех, кто читает, хотите ли вы, чтобы я придерживался изначального плана и сконцентрировался на каких-то наиболее интересных на мой взгляд моментах из книги или продолжил переводить все по очереди, как я это пока делаю сейчас? Могу лишь предупредить, что во втором случае, вероятно, процесс будет идти не быстро, на протяжении как минимум нескольких месяцев.

В кокпите: марафон в обуви на два раза меньше (окончание)

Прогревочный круг разделен на 3 сектора. На 1-м секторе я охлаждаю двигатель, иногда очень долго, переключаюсь на высокие передачи вплоть до 7-й, держу обороты на уровне 6000. Я работаю над шинами, резко прогревая их движениями из стороны в сторону, но не перебарщивая с зигзагами. «Температура двигателя в норме», – слышу я через наушники, и настает время сконцентрироваться на тормозах. Теперь я могу открыть газ и ударить по педали тормоза, чтобы прогреть их, не беспокоясь о перегреве двигателя. На 3-м секторе я как сумасшедший довожу тормоза и шины до идеальной рабочей температуры.

Поклонники Ф1 знакомы с внезапными перепадами темпа и закосами в ходе прогревочного круга, и тут надо надо помнить еще кое о чем. Раньше нам давали докуметы, где рассказывалось, где мы могли начинать заносы, а в качестве ориентиров использовались такие вещи, как спонсорские щиты – все хорошо, если вы могли запомнить нужного спонсора!

Еще один важный фактор – топливо. На этой трассе потребление топлива имеет критическое значение? В последние годы моего пребывания в Формуле-1 Мерседес был очень чувствителен к потреблению топлива. Когда 2 Ред Булла занимали первый ряд стартового поля, мы обсуждали, надо ли нам проехать формационный круг очень быстро, чтобы подействовать им на нервы. Но на самом деле мы так никогда не делали. Доезжаю до своего стартового места, переключаюсь на нейтраль... и жду момента истины.

Мне давали сигнал с пит-уолл, когда 17 машин из 22 занимали свои места. В этот момент я включал первую передачу. Потом я развивал обороты двигателя, начиная с момента, когда загоралось 2 из 5 стартовых огней. У гонщиков учащается сердцебиение, пока они ждут, когда погаснут огни. У меня оно учащалось далеко не так сильно – где-то до 120 ударов, а моим максимум было 182 удара в минуту. Это все просто из-за адреналина. Я мог спокойно звучать в разговоре с командой, но мой пульс существенно учащался.

Простая правда о старте в Гран-При – это то, что необходимо как можно лучше реагировать на огни. Люди, наверное, думают, что вы стараетесь хорошо стартовать, предвосхищая этот момент, но так вы скорее всего заработаете фальстарт. Этот момент трудно предвосхитить, потому что огни гаснут в случайный момент «окна» в 3-5 секунд. Вы разгонитесь до 100 км/ч меньше, чем за три секунды, и очень рискованно опережать события.

Стартовый рывок, торможение, прохождение поворота – все на пределе. Даже люди, привыкшие гоняться на высоком уровне в других гонках, испытывают сложности с тем, чтобы справиться с машиной Формулы-1.

Когда 2 Ред Булла занимали первый ряд стартовой решетки, я регулярно терял 3-4 метра по отношению к Себастьяну в первые мгновения гонки. У нас были разные техники реакции, я не принимал идею, что я реагирую лучше при низком сердцебиении, а не высоком. Это связано с физическими особенностями. Например, во времена, когда Эдди Ирвайн был партнером Михаэля Шумахера по Феррари, он реагировал быстрее, как и другой гонщик Феррари – Фелипе Масса. Но держите в уме, что речь идет всего лишь о 1-2 сотых секунды.

Мои проблемы со стартами в поздней стадии моей карьеры были вызваны вовсе не возрастом, как, наверное, многие думали, но моей чувствительностью по отношению к резине! В каждой гонке гонщик хочет как можно лучше чувствовать, что будет, когда он отпускает сцепление и начинает чувствовать, как шины приходят в движение под ним. Это очень важно минимизировать пробуксовку, но после введения нового поставщика резины я просто не мог чувствовать шины Пирелли настолько, насколько это было нужно.

Нужно узнать очень много информации по мере приближения старта. Мы знаем температуру шин? Каков уровень сцепления с трассой? Он может серьезно различаться в зависимости от стороны стартового поля. Какова точка срабатывания сцепления, когда машина оживает? Когда я ездил в Формуле Форд, все было просто: двигатель до 8000 оборотов, отпускай сцепление, и вперед, поехали! Техническая сложность Формулы-1 находится в световых годах от этого, но реакция техники никогда не была полностью предсказуемой, что делает ее похожей на самих пилотов.

А что касается трассы? Они могут быть совершенно разными, от бразильского Интерлагоса, где старт на подъеме, и гонщик вынужден держать ногу на тормозе, чтобы машина не скатывалась, до Сузуки в Японии, где все наоборот, и машина норовит скатиться вперед.

Потом начинается ад для барабанных перепонок из-за звука двигателя в гоночном режиме. Первые секунды гонки – так часто важные для ее результата – тоже зависят от трассы. Возьмем для примера Монако: рывок к первому повороту, Сен-Девот, короткий, напряженный и очень узкий. В Монце все наоборот, длинный, длинный спуск к первой шикане в конце прямой. Правильное переключение передач жизненно важно, но в этом нам помогают лампочки на руле и звуковой сигнал в ушах.

Гонщик испытывает так много эмоций в ходе гонки, все чувства обострены, и вы даже можете чувствовать запах травы. Но в то же время зрение существенно ограничено, посколько глаза находятся на уровне коленей, это усиливает чувство скорости и усложняет выбор траектории. Наше зрение, ограниченные шлемами, дополнительно ограничивается высокими боковинами кокпита. Можете мне не верить, но из кокпита я не вижу даже своего переднего крыла. А если идет дождь, все становится еще хуже.

Я не думаю, что где-то еще, кроме, возможно, мотоспорта, вы должны быть так сфокусированы. Вы вынуждены тормозить в брызгах и пытаться увидеть какие-то различимые ориентиры вроде рекламных щитов.

Психологическая устойчивость особенно важна, когда вы гоняетесь в местах вроде Монако. С Монако и близко ничего не может сравниться. Когда я там лидировал, это был бесконечный перезапуск самого себя, копирование и вставка того, что вы делали круг за кругом до этого. В Мирабо, например, спуск, за которым идет правый поворот, а за ним идет шпилька, вы постоянно должны бороться с ощущением, что тормозите слишком рано.

Дженсон Баттон однажды спросил, не чувствую ли я, подобно ему, что в ходе гонки в Монако барьеры все больше и больше приближаются. Моим ответом было твердое: «Нет», всегда все зависит от вас, машины и трассы.

Наша работа заключается в том, чтобы всегда оставаться на пределе и проходить повороты как можно быстрее. В каждом повороте гонщик старается изо всех сил, чтобы сохранить баланс и выжать еще немного больше.

Вход в поворот – наиболее важная вещь. Некоторые поворачивают раньше, некоторые «берут глубже», поворачивают позже и более резко. Важно, чтобы машина была на правильной линии: не блокировались шины, машина не скользила. Потом попадаем на апекс и начинаем выходить из поворота. Надо использовать все дорожное полотно и еще бордюры на выходе. А потом нажимаем на газ. Фокусируемся, концентрируемся, и так поворот за поворотом, круг за кругом.

На самом деле вы можете впасть в такой транс, который в спорте называется «зоной». Когда я нахожусь в этой «зоне», я начинаю думать как шахматист, на несколько ходов вперед, когда машина проходит через площадь Казино, мысленно я уже в Мирабо. В такие моменты я чувствую, как легко все повторять. Каждый круг отличается лишь на десятую или две от другого. Ритм... повторение.

После Гран-При очень трудно успокоиться. Уши чувствуют себя так, как будто вы только что вышли из самолета, и в каком-то смысле это так и есть, учитывая, что машины похожи на истребители, которые остаются на земле. Вы так долго были сконцентрированы в этой буре шума и вибраций, так сильно были сконцентрированы, что все, чего вы хотите, это выбраться оттуда.

Каково это сидеть в кокпите машины Формулы-1?

Это как бежать марафон в обуви на два размера меньше.

[40m]

Думаю, перевод всей книги в конечном счете (пусть и в долгосрочной перспективе) мог бы стать достоянием форума и отечественного формулоодинведения в целом)

Может, опрос поправить, или новый сделать? На предмет "отрывки" или "всё".

Я бы проголосовал за второй вариант, раз автор на такое в принципе согласен.

[Владимир94]

за второй вариант "все по очереди"

[DuelAnt]

Ну, мне тоже было бы интересно все переводить.

Но, скажем так, я не знаю, на сколько меня хватит.

Поэтому оставляю за собой право слиться в любой момент :)

Посмотрим, что получится.

[gp2]

Лучше переводить все по очереди.

И маленькое пожелание: все, что уже переведено, собрать в один файлик *.doc (или *.docx).

[DuelAnt]

Глава 1. Без крыльев, учусь летать: 1976-94. Часть 1

Я пристрастился к гонкам еще до того, как мне исполнилось 10.

Я просто не мог ими насытиться: мне требовалась доза в воскресенье ночью или в понедельник утром, а потом я возвращался за еще и еще одной. Это началось в 1984 году, когда мне было всего 7 лет. В тот год Найджел Мэнселл должен был побеждать в Монако на Лотусе, но разбил машину на мокрой трассе на подъеме к площади Казино. Этот инцидент дал отличный шанс на первую в карьере победу молодому парню Айртону Сенне, пилотировавшему Тоулмен Харт, но гонка была остановлена из-за дождя, и выиграл Ален Прост на МакЛарене. Я помню это как вчера. Формула-1 была моим наркотиком.

Я родился 27 августа 1976 года, в ходе памятного года, когда британец Джеймс Хант и австриец Ники Лауда сражались за титул. Их дуэль на протяжении всего сезона, включавшая в себя аварию Лауды в Германии, когда он чуть не погиб, в 2013 году стала сюжетом для очень успешного фильма «Гонка» (Rush). Когда я появился на свет, семья Уэббер жила в Квинбейане, что происходит от аборигенского «квинбин», что значит «чистые воды», в южных равнинах Нового Южного Уэльса, рядом с границей Столичного Округа Австралии. Больше всего эта местность известна своими выдающимися спортсменами, такими, как игрок в крикет Брэд Хаддин, звезда сквоша Хитер МакКей или великий регбист Дэвид Кэмпис.

Квинбейан был родной землей для Уэбберов на протяжении пары поколений до того, как я родился. Мой дедушка по отцовской линии Клайв родился в Бэлмэйне в Сиднее, а бабушка по той же линии, Трифоса – отец рассказывал мне, что это библейское имя, но он никогда не натыкался на него при чтении – была из Сесснока в Охотничьем округе Нового Южного Уэльса. Они оба рано переехали в Квинбейан, еще до того, как познакомились. Они поженились в 1941. Мой отец, Алан, родился в 1947, еще у бабушки с дедушкой родилась дочь, Гвен.

Клайв был торговцем деревом, тогда торговля дровами была хорошим бизнесом. Он доставлял дрова в отель Кураджонг в те времена, когда премьер-министр Бен Чифли был у власти, и еще поставлял дрова в парламент. Когда началась война, Клайв переехал в Сидней, чтобы записаться в добровольцы, но его не приняли, когда поняли, что он им нужен в качестве поставщика древесины по таким важным адресам. Он продолжил этим заниматься до 1955 года, пока не купил то, что стало семейным бизнесом – Бридж Моторс, заправочную станцию с 2 бензоколонками на главной улице Квинбейана.

Папа и мама познакомились в начале 60-х. Моя мама, Дайан, была из известной в округе семьи Блюиттов. Ее отец, Дэвид Джордж Блюитт, DG для краткости, и ее мама, Мари, поженились в 1947, но Мари умерла от рака в возрасте 48 лет, поэтому я и моя сестра Линни не знали ее. Отец говорил, что Мари была замечательной: они прекрасно общались, и в какой-то период она работала на него. У DG было 2000 акров земли, которыми до сих пор управляет моя тетя Пэм. Мама училась в одной школе с сестрой папы и часто проводила время в их доме. Мама любит говорить, что сначала не выносила отца, но он настаивает, что это только из-за того, что он любил смотреть ABC, старое английское комедийное шоу, которое он любит до сих пор, и она думала, что он много умничает. Моя сестра Линни появилась на свет в 1974 году, а затем, в 1976, последовал я. Я родился в один день с игроком в крикет сэром Дональдом Брэдменом и 2 гонщиками Гран-При из не такого далекого прошлого, Дереком Уорвиком и Герхархдом Бергером.

Отец построил дом для семьи на Айрин-Авеню, прекрасном месте, которое оставило мне много хороших воспоминаний. Я ходил в начальную школу на Изабелла Стрит и потом в старшую школу Карабар, обе были близки к дому. Я представлял школу в легкой атлетике и регби. Я играл в австралийский футбол и интересовался крикетом и плаванием. Везде я был неплох, но нигде не был действительно хорош. Удивительно, но, возможно, это моя мама воодушевила меня попробовать так много видов спорта. Она называла это «сделать попытку», и я был только рад последовать ее совету.

Отец был поклонником моторного спорта. В молодости он добирался автостопом до Фермы Уорвик, которая была известным автомобильным треком в Сиднее. Дедушка Клайв управлял автомастерской, поэтому рядом со мной всегда были мотоциклы, так что нет ничего удивительного, что я заинтересовался моторным спортом.

Я часто думаю о своем дедушке Клайве. Он был по-настоящему особенным человеком – невероятно популярным, улыбчивым, постоянно шутил. Он сильно повлиял на меня. Отец во многом похож на него. Он любит говорить, что для него каждый день как День рождения, и он не хочет ни с кем враждовать, а хочет просто радоваться жизни. Клайв был для нас легендой, и многие черты отца, как и мои, от него.

Мамин отец, DG, сильно любил нас, но он работал на ферме и был постоянно занят. Я помню, как он постояно волновался, что я получу травму на мотоцикле или устрою лесной пожар. Спустя годы я сделал и то, и другое, поэтому у него были причины волноваться! Надо сказать, я никогда не хотел быть фермером. Я всегда возился в мастерской с Клайвом. Бизнес развивался, и они перенесли его за город, и с этого момента бизнес возглавил отец.

Это не было самое живописное место в округе, но там всегда было много людей. Напротив нашего дома на Айрин-Авеню жили семья Зардо. Они работали на заправке отца, а Джино Зардо впоследствии стал одним из лучших фотографов в Нью-Йорке. Он постоянно звал меня «искристым», и все из-за Клайва. Когда я родился, Клайв сказал: «В нем есть искра чемпиона!», и кличка приклеилась.

Клайв умер от рака в возрасте 78 лет, когда мне было 15. В день, когда он умер, я был у одного из своих лучших друзей, Питера Вудса, и мама подошла и сказала: «Твой дедушка скончался». Я был совершенно разбит. Видеть то, через что он прошел в последние 3 года своей болезни, было очень болезненным для всей семьи. Клайв даже не видел, как я езжу на карте, а я начал заниматься картингом в 13 лет. Я бы хотел, чтобы все мои бабушки и дедушки видели, чего я достиг. Вы всегда хотите, чтобы такие отношения продолжались вечно, но, конечно, это невозможно.

Отец большой, крепкий мужчина, каким и должен быть бывший регбист, в то время как Клайв, как и я, был худым и высоким. Трифоса умерла примерно в районе первого Гран-При в Мельбурне в 1996 году. Я помню, как отцу позвонили, когда мы покидали отель, и я был сражен наповал выдержкой отца. Я часто думаю о них, и когда я гоняюсь, они всегда со мной, хотя они и никогда не видели меня за рулем. Рак и его влияние на столько жизней особенно болезненно воспринимается мной.

Квинбейан был небольшим городком, но Линни и я быстро создали группу друзей, с которой мы вместе росли. Линни всегда любила животных, и душа у нее гораздо больше лежала к ферме, чем у меня. По вечерам мы собирались на ферме, дедушка DG, тетя Пэм, дядя Найджел и двое их сыновей, Адам и Джонни, мама, папа, Линни и я. Мы часто проводили каникулы в Моллимуке, что на южном побережье Нового Южного Уэльса. У папиной сестры Гвен там был домик. Линни и я часто брали туда друзей, и мы часто там бегали или купались в океане.

[Denton]

Думаю, перевод всей книги в конечном счете (пусть и в долгосрочной перспективе) мог бы стать достоянием форума и отечественного формулоодинведения в целом)

Честно говоря, я бы даже за такой перевод не пожалел небольшой суммы доната, несколько способствуя трудам переводчика. :) А в конечном итоге, можно было бы сверстать текст в полноценную книжку. Благо, профи или, как минимум, любители в верстке на форуме наверняка имеются.

[DuelAnt]

Честно говоря, я бы даже за такой перевод не пожалел небольшой суммы доната, несколько способствуя трудам переводчика. :) А в конечном итоге, можно было бы сверстать текст в полноценную книжку. Благо, профи или, как минимум, любители в верстке на форуме наверняка имеются.

Я уже задумывался, а не выставить ли мне какие-нибудь контакты для донатов :D

Но, наверное, пока рановато, слишком мало работы проделано.

[DuelAnt]

Первый отрывок, затрагивающий Формулу-1, и мы вплотную подходим к началу рассказа о карьере самого Марка.

Глава 1. Без крыльев, учусь летать: 1976-94. Часть 2

В школе мы с Линни всегда были на разных программах. Я поздно ложился спать и поздно шел в школу, у нее все было наоборот. В среду по вечерам мама брала нас обоих в плавательный клуб Квинбейана, и я помню, как там было холодно. Мы с Линни вместе отдыхали, но это прекратилось, когда гонки начали занимать более важное место в моей жизни.

Папа играл в регби со школы и вплоть до 4-го десятка. Он хорошо играл, даже был заигран за молодежную сборную Нового Южного Уэльса и любит хвастаться, что в 1981 играл вместе с великий австралийцем Дэвидом Кэмписом.

Благодаря родителям спорт всегда играл значимую роль в моем воспитании. Папа до сих пор вспоминает день, когда меня взяли в группу более старшего возраста на финал регбийной лиги: я реализовал 2 попытки и помог команде выиграть местный кубок. Еще я играл форварда в австралийском футболе и забел немало голов, а еще я любил теннис. На самом деле я нигде не был звездой, но философия семьи Уэбберов заключалась в том, чтобы получать удовольствие от игры.

Квинбейан – это маленький город, но в нем было много семей, которые любили спорт. Между семьями постоянно шло некое сравнение. «А вы попали в газету?» – было частым вопросом среди людей, с которыми я вырос. Но это было по-дружески: это не было соревнование между родителями, кто из их детей большего достиг, это просто было желание преуспевать и способ подгонять друг друга.

Мне нравилось заниматься спортом, и я уверен, там и вырос мой соревновательный дух. Неважно, играл я в футбол или в компьютер, я всегда хотел победить. Моя проблема была лишь в том, что мне не хватало дисциплины и практики, чтобы улучшать свои результаты. Так было до тех пор, пока я не вырос и не научился концентрироваться, осознав все преимущества работы над собой.

Я довольно рано смог убедиться в необходимости дисциплины и самоотречения в спорте. Когда мне было 13, я год «работал» болл-боем за Канберру Рэйдерз, куда я попал благодаря знакомству отца с тренером молодежки «налетчиков», Миком Дойлом. Быть болл-боем для Мэла Менинги и других парней – какая прекрасная возможность. 10 долларов за игру были хорошим заработком, и я даже ездил на выездные игры, что означало, что мне надо было останавливаться в отелях в таких далеких местах, как Брисбен. Прекрасный опыт для ребенка моих лет!

Видеть игру этих ребят, слышать, как их подстегивает легендарный тренер Тим Шинс – я просто не понимал, как мне повезло. Тогда я просто не понимал, какой мотивационный заряд это давало.

Помимо спорта, школа мне не очень подходила. В зависимости от того, кого из моих учителей вы спросите, они могут ответить: «Марк Уэббер... Он был шумным... Он был популярным... Хорошо говорил... Был немного заносчивым... Постоянно ленился... и водил как сумасшедший!

Думаю, большинство этих описаний верны, но негативные характеристики рождались не из-за того, что я не любил школу. Напротив, я любил школу и почти никогда не прогуливал. Но я был непослушным, тут нет никаких сомнений. Это огорчало маму, и она несколько раз угрожала мне директором школы. Отец был настроен по-другому: когда школа звонила ему и рассказывала, что я натворил, он только смеялся. Он даже заходил так далеко, что говорил им, что хотел бы сам придумать некоторые из моих розыгрышей, когда он был школьником. На самом деле некоторые он и делал. Так, он заталкивал картошку в выхлопные трубы машин учителей. Мой лучший розыгрыш был тогда, когда я взял все лопаты в школе и закопал их. На следующий день учитель не мог их найти. Мне позвонили, и я сказал, что лопаты находятся прямо у них под ногами!

Мой последний год в школе был самым веселым, потому что я получил водительские права. Я не любил учиться, но когда мне что-то было интересно – как получение водительских прав – я достаточно легко схватывал это. Я выучил правила за один день и на следующий день сдал экзамен! И я получил всего 1 урок вождения от папиного друга, который управлял автошколой, но отец позволял мне сидеть у него на коленях, когда он водил, с 8 лет, поэтому мне было просто получить лицензию. Моей первой машиной стала Тойота Корона 1969 года.

В обеденные перерывы в школе я залезал в машину вместе с друзьями, и мы отправлялись кататься. Иногда я на полном ходу съезжал с асфальта на грунтовую дорогу, пребывая в спокойной уверенности, что я знаю, что делаю. Не все из них были впечатлены этим, как и учитель, которого я однажды подвозил. Потом он сказал, что я могу ездить или быстро, или не ездить вообще. Он поклялся, что никогда не сядет больше ко мне в машину.

В последний день школы, когда ученики буквально захватывают школу, парни сняли онборд-видео, как я езжу в Квинбейане, и на видео было запечатлено, как я несколько раз едва разминулся с запаркованными машинами, и несколько поворотов и использованием ручника. Моим фирменным приемом была остановка перед пешеходным переходом с помощью ручного тормоза. Мне так и не удалось убедить отца, что квадратные задние шины – это обычный дефект.

Говоря о шинах, однажды один из учителей спустил мне все 4. Мистер Уокер обучал нас естественным наукам, и я никогда не посещал его занятия, и ему очевидно не нравилось, что я парковался на стоянке для персонала. Через неделю мы с друзьями пробрались к его дому, чтобы слегка отмстить. Ничего серьезного, всего лишь немного муки и яиц да пара картофелин для его выхлопной трубы. Ничего не вышло – мистер Уокер сидел машине, хотя было уже 10:30 вечера!

Еще я развозил пиццу на своей Тойоте по окрестностям Квинбейане и Канберры. После бесчисленных случаев, когда я стучался в двери, держа пиццу в руках, только чтобы услышать: «Не, парень, ты ошибся домом», – я понял, что существует специальный навык запоминания адресов. Доставлять пиццу на вечеринки было хуже всего. Меня всегда бесило рыться в кармашке моей чудовищной униформы, пытаясь отыскать сдачу.

Папа говорит, он переживал, что я могу стать несколько необузданным, но я всегда рано или поздно возвращался к налаживанию дел в школе. Самым важным было быть в хороших отношениях с учителем. Если между нами были какие-то трения, значит, я просто не обращал на это внимания. Но некоторые учителя все-таки разобрались во мне, и я был не так и плох в их предметах. Я преуспевал в старшей школе Карабар, но я использовал это в основном для общения, спорта и завтраков в столовой.

*

Когда я полюбил Формулу-1, отец был счастлив, как мальчик в песочнице. В Австралии начали показывать Формулу-1 после чемпионского титула Алана Джонса в 1980 году, хотя гонки показывали не всегда из-за разницы в часовых поясах. Папе особенно нравился Джек Брэбэм, еще до того, как он получил прозвище «Блэкджек» и стал первым рыцарем автоспорта. Джек сделал себе имя на треках, которые находились неподалеку от нашего дома. Моя история в качестве автогонщика, безусловно, была вдохновлена Джеком.

Отец был большим фанатом гонок с открытыми колесами. Он любил смотреть, как Джеки Стюарт гонялся против местных героев в Тасманской Серии. Туринг, так популярный в Австралии, никогда ему особенно не нравился, в отличие от Инди 500 и Формулы-1. Лучшие гонщики мира гонялись именно в открытых колесах, и папа любил точность и аккуратность этих гонок. Мне кажется, многим юношам нравится то, что нравится их отцам, и я не был исключением.

Мама едва могла меня выпроводить в школу в понедельник после Гран-При, я записывал каждую гонку, смотрел ее в прямом эфире, а потом смотрел еще раз после того, как возвращался домой из школы. А когда родители уходили в гости, я, бывало, смотрел гонки еще и еще, наслаждаясь любимым мороженым.

Первый Гран-При в Аделаиде был намечен на ноябрь 1985 года, когда мне было 9 лет. Тогда гонки показывал 9 канал. Это была последняя гонка сезона, поэтому после Аделаиды я ждал возвращения Формулы-1 целых 4 месяца. Первая трансляция обычно была из Бразилии, и я ждал, когда я увижу новых гонщиков в разных шлемах и в разных командах. Это было потрясающе. Мы с папой просто не могли дождаться старта очередного сезона.

Впервые папа взял меня на Гран-При в 1987 году, когда мне было 11. Мы добирались до автодрома 14 часов, и я расстроился, когда Ален Прост, мой герой тех лет, сошел после 53 круга из-за неисправного тормозного диска. На тот момент Ален выиграл 2 из своих итоговых 4 титулов, но тогда он уже побил долголетний рекорд Джеки Стюарта по победам в Гран-При.

Как я мог мечтать тогда, что через 25 лет Ален Прост и мальчик из Квинбейана будут вместе ехать на велосипедах в ходе Тур-де-Франс и называть друг друга по именам?

Я никогда не забуду первое впечатление, которое произвели на меня машины в Аделаиде. Наши места были на стартовой прямой, первым я увидел Мартина Брандла на Закспиде, ныне известного спортивного аналитика. Он промчался столь быстро, что я не мог поверить, что там за рулем сидел человек. Как по мне, эти парни были офигенными – я даже залез на дерево, чтобы получить лучший обзор. Так Формула-1 стала религией для меня.

Но при всей моей страсти к гонкам, тогда я не думал, что смогу стать ближе к Формуле-1, чем сидеть на дереве в Аделаиде и смотреть, как великие люди проезжают мимо. Эти гонщики были в миллионах миль от тех гонок, которые были открыты для меня, то есть для мотокросса или спринт-каров – потрясающих маленьких ракет, созданных для гонок на коротких овалах.

Через пару лет отец взял меня на спидвей в Трэли, ближайший к Квинбейану, чтобы я мог посмотреть на местных парней вроде Джордж Татнелла и Гэри Раша, 10-кратного национального чемпиона в гонках спринт-каров. Некоторые известные американцы тоже приезжали, как, например, Джонни Ратерфорд, от которого отец пришел в восторг. Многократный чемпион Инди 500 из Техаса, известный по кличке «Одинокая звезда JR”, вел себя как обычный парень.

Нашим любимцем был другой американец по имени Стив Кинсер. Это было незабываемо – смотреть, как он ездит. Казалось, он может совершить обгон в любом месте. Отец никогда не гонялся сам, но, что называется, у него был бензин вместо крови, и я обожал ездить вместе с ним. Но даже тогда, когда я начал задумываться о гонках, оставался вопрос: «Каким образом ты собираешься попасть в Формулу-1 из Квинбейана?» Это был закономерный вопрос. Вы можете по пальцам одной руки пересчитать известных австралийцев в Формуле-1. Когда я был маленьким, Формула-1 была популярна благодаря Алану Джонсу и Джеку Брэбэму до этого, но мы всегда считали, что Формула-1 – это гонки для европейцев, американцев и бразильцев, а не людей вроде нас.

[miniNexx]

Про "зону", про которую говорит Марк интересно, это так называемое "in the zone". Некоторые гонщики, сейчас точно могу вспомнить Брэда Кеселовски, говорили, что когда они в этом in the zone состоянии, то им потом приходится прикладывать усилия, чтобы полностью вспомнить ту часть гонки в котором они её провели. И это даже не всегда удается, если не было каких то событий. Наивысший момент концентрации, так сказать. Думаю, именно про это Сенна говорил, как он в Монако перестал вести машину осознанно, а трэк для него превратился в тоннель, по которому он ехал.

Готов помочь, кстати. Могу периодически переводить отдельные главы. За epub, так сказать :D

Все равно буду заказывать деревянный экземпляр в будущем.

[DuelAnt]

Вот мы и добрались до гоночной карьеры Марка. В этой части речь пойдет о картинге и первом сезоне Марка в Формуле Форд.

Глава 1. Без крыльев, учусь летать: 1976-94. Часть 3 (последняя)

Я ездил на мотоциклах с 4-5-летнего возраста, когда я приезжал на выходных на ферму DG. Папа устраивал для меня маленькие трассы, на которых я ездил. В 8 лет я попал в сильную аварию, которая закончилась для меня кровью и синяками. Папа не очень хотел после этого отправлять меня в дом на ферме, боясь вызвать гнев Дизи – моей мамы. Вместо этого он повез меня домой в Квинбейан и постарался привести в нормальный вид.

Папа продавал мотоциклы «Ямаха» на протяжении 16 лет, но он никогда всерьез не поощрял меня ездить на байках. Однажды он продал мотоцикл парню, который разбился на нем несколько месяцев спустя. Папа по этому поводу сильно переживал, особенно за семью того парня. Мы никогда не имели дело со спортивными мотоциклами, но у Бридж Моторс была маленькая команда по мотокроссу и спидвею. Отец говорил, что те ребята залезут друг другу на голову, чтобы выиграть.

Я начал свой подъем по автогоночной лестнице в 12 или 13 лет. Папа одного из моих одноклассников участвовал в гонках на малолитражках, но еще у него был карт, на котором мне хотелось прокатиться. Папа напоминал мне, что все Уэбберы любили ездить на картах в парке развлечений в Серферс Парадайзе. Он не был особенно впечатлен моими навыками тогда.

Но большинство автогонщиков скажут вам, что с картов лучше всего начинать автогоночный путь. На них можно начинать ездить с 7-летнего возраста или даже раньш, и с картинга начинали некоторые знаменитости Формулы-1 вроде Айртона Сенны и Михаэля Шумахера.

Картинг тренирует в гонщике точность, контроль автомобия, вводит в мир настроек и борьбы колесо в колесо. Признаюсь, меня это немного пугало. Эти машинки достаточно быстры, когда вам всего 13, и у вас нет никакой нательной защиты, но когда вы просто привыкаете и расслабляетесь, вы начинаете получить громадное удовольствие.

Для развития моих полетных навыков, перед тем, как развозить пиццу по неверным адресам, я работал на местном крытом картодроме, откуда мама с папой иногда забирали меня только в 2 или 3 часа ночи, а ведь на следующий день у меня была школа. Работать мы заканчивали в полночь, после чего 2 часа гонялись в свое удовольствие. Нас было всего трое или четверо, и мы сдвигали барьеры из покрышек, чтобы сделать трассу более сложной. Еще мы использовали пожарные шланги, чтобы намочить определенные повороты в точке торможения, на апексе или на выходе, и это действительно развивало наши навыки.

Осмелюсь сказать, были даже ночи, когда мы выводили наши карты на настоящие дороги. Картодром находился в индустриальной зоне, и ночью там было довольно тихо. Единственным трафиком, с которым мы могли столкнуться, были посетители расположенного неподалеку квартала красных фонарей.

Я заразился картингом, но я все еще был болл-боем для Рэйдерз и не мог уделять карту много времени. К 15 годам папа купил мне подержанный карт, на котором я ездил в 1990 и 1991. Примерно раз в месяц мы ездили в Клуб Картинга в Канберре.

В 1991, когда мне исполнилось 15, я поучаствовал в 6 гонках. Кстати, папа не смотрел мои первые гонки. Он был занят на работе, и я ездил с одноклассником Мэтью Хинтоном и его отцом, Джоном.

В 1990-91 годах мы преуспевали на гонках в Канберре и рядом с ней. Потом Энди Лоусон, который управлял картодромом в Квинбейане, построил для меня раму. Энди был инженером, и папа считал, что он легко может заработать много денег, работая гоночным инженером в Формуле-1. Он делал свои карты, готовил двигатели и мог выжать из них все, что они могли дать.

Отец считает, мы в громадном долгу перед Энди. Он один из тех инженеров, которые могут буквально на коленке сделать что угодно. Отец знал его какое-то время, но не был близко знаком. Энди еще готовил карты для семьи Дьюков. Их парень, Райан, уже выиграл титул в Австралии, папа считал, что может поучиться у его отца, Рэя, а я точно быстро учился у Райана. Они были, как отец любит выражаться, скромными людьми, они не бросались шлемами и не приходили в ярость. Отцу нравилось иметь дело с такими людьми.

В это время папа уже принял бизнес-решение, оказавшее огромное влияние на наши жизни. «Я никогда не запихивал Марка в гонки, – скажет он. – «Он просто хотел этим заниматься, имел природную склонность и мог быстро ехать. Еще следует заметить, что благодаря гонкам я начал проводить больше времени с Марком. Я даже из-за этого арендовал мастерскую в Келтэксе. Это была лучшая цель в моей жизни, поскольку она давала мне не только приличные деньги, но позволяло ездить на гонки вместе с Марком, а ему это позволяло пропускать пятничные занятия в школе».

В 1993 у нас оставался карт Лоусон, и еще мы прикупили более мощный карт. Папа решил, что настало время попробовать свои силы в Мельбурне и Сиднее – ему нравилось смотреть, как я выигрываю местные гонки, но он смотрел в будущее. Мне надо было учиться, развивать свое гоночное мастерство, соревнуясь в Оран Парке или на трассе Корио в Джилонге.

Я выиграл несколько гонок 1993 NSW Национального Чемпионата среди юниоров в тяжелом весе. Мои размеры и вес были великоваты для картинга. Я, наверное, мог выступить и лучше, если бы папа вложил больше ресурсов. Но он уже смотрел дальше.

*

В 1993 году один известный в автогоночных кругах Австралии человек по имени Грег проводил тестовые заезды Формулы Форд в Оран Парке. На протяжении многих десятилетий Формула Форд была по всему миру первой ступенью автогоночной лестницы. Этот класс впервые стартовал в 1967 году в Великобритании и скоро распространился по всей Европе. В Австралию Формула Форд приехала в 1970 году.

Идея Формулы Форд была в создании простой машины с открытыми колесами, одинаковыми двигателями (они использовали Форд Кортина GT) и без крыльев, чтобы сохранить конструкцию как можно более простой. Суть Формулы Форд была в том, чтобы научиться ездить в трафике, поскольку отсутствие крыльев значило предельную близость машин.

День в Оран Парке стоил 5000$. 10 гонщиков из Канберры и Квинбейана – или их семьи – скинулись по 500$. Они предоставили 2 машины, для гонщиков пониже и повыше. Я попробовал обе, и к концу первого дня был на 1.6 секунды быстрее остальных. Это был раз, когда я сидел за рулем Формулы Форд, и мне казалось, эти машины были полным дерьмом по сравнению с юркими картами с чутким управлением.

Но мне нравилось ездить на машине с коробкой передач, а особенно мне нравилось ехать по большой трассе, заезжать на бордюры, широко выходить из поворотов, едва не задевая стены.

Папа считает, это был день, заложивший фундамент для всего остального: «1.6 секунды – это световые года по меркам автоспорта. Мне просто не верилось, что он так хорошо ехал, но я понимал, что это не может быть из-за машины, поскольку все ездили на одинаковых. Может быть, у него все-таки есть талант», – подумал я в конце концов.

Что касается меня, я был очень молод и считал, что Формула Ви, класс уровнем ниже Формулы Форд, это мой потолок. Папа продумывал путь наперед: Формула Форд, потом Формула 3 – первое знакомство с машинами с крыльями и аэродинамическими характеристиками, потом какая-то из финальных ступенек для попадания в Формулу-1. Но я никогда об этом не думал.

Мы купили чемпионскую машину Формулы Форд 1993 года. Машина была в хорошем состоянии, но мы все равно с ней намучились в первый год. Настраивал машину Энди Лоусон, но он никогда до этого не имел дела с Формулой Форд, поэтому всем нам было сложно, что усугублялось еще и тем, что мы сразу запрыгнули в национальный чемпионат. Я понятия не имел о настройках гоночной машины. Я еще учился в школе и играл с друзьями в компьютерные игры, но, конечно, толку от них было не так много. Честно говоря, в наш первый год в Формуле Форд обратная связь с моей стороны была нулевой, и она не сильно улучшилась до начала второго сезона.

Чемпионат австралийской Формулы Форд 1994 года состоял из 8 этапов, составляющих 6-месячный календарь с февраля по июнь. У нашей команды из 3 человек – механик Майкл Формэн, инженер Энди Лоусон и я в качестве гонщика – не было никакого опыта в этой категории, поэтому мы далеко не зажгли в тот год, но иногда смотрелись прилично. Лучше всего удалось проехать на Острове Флиппа, где я стал 3-е место. Всего я набрал 30 очков и занял 14-е место в общем зачете.

А еще я получил шанс поездить на трассе, где началась моя гоночная болезнь. Мы приехали в Аделаиду для участия во внезачетной гонке чемпионата Формулы Форд, которая была на разогреве перед Формулой-1. Перед этим у меня была серьезная авария в последней гонке чемпионата в Оран Парке. Это была моя первая серьезная авария, и было очень больно. Это была довольно безобидная травма, но огромный звонок для меня. Отцу пришлось тратить деньги, а Энди убить кучу времени на то, чтобы собрать машину заново, и я провел несколько холодных зимних ночей в гараже, помогая ему и Майклу. Я помню, как думал, что это может быть конец гонок для меня. Авария пошатнула мою уверенность, и я сомневался, могу ли быть гонщиком.

На меня также давила смерить Айртона Сенны по ходу Гран-При Сан-Марино. После гонки в Имоле я пошел спать, пребывая в уверенности, что все с Сенной будет хорошо. Когда мама разбудила меня, сообщая ужасную новость, я разрыдался. Отец позволил мне не пойти в школу в тот день. На следующий день даже те друзья, которые не интересовались автоспортом, ходили вокруг меня на цыпочках, зная, что это значит для меня. Это был кошмар: Сенна не должен был умереть в гоночной машине, он был неуязвимым.

Но в итоге ни гибель Сенны, ни моя собственная авария не уничтожили мою решимость продолжить заниматься гонками. Но мне надо было быстро начать показывать результат. Если бы я провалился в Аделаиде, мы, наверное, и вовсе завязали бы. Но я сразу полюбил этот городской трек и был быстр весь уик-энд.

Настолько быстр, что занял первый ряд на старте рядом с чемпионом того года Стивеном Ричардсом. А потом сломалась чертова батарея. Когда я наконец тронулся с места, после прогревочного круга я проехал через весь пелетон, чтобы знять свое место. Так делать нельзя, и стюарды показали мне черный флаг. Я был в ярости, но ничего не мог поделать. Мы вернулись в Квинбейан без результата, но довольные моей скоростью.

[metoxana]

У меня только одно суеверие: я всегда сажусь в машину с левой стороны, привычка еще со времен картинга.

Хм, забавно, у Себа точно такая же примета :)

Очень понравилось описание ощущений гонщика в кокпите, во время старта, на трассе. Взгляд изнутри, так сказать. По-моему, очень даже любопытно. Видите, Тимна, а вы говорили, что ничего нового из этой автобиографии для себя не почерпнёте))

PS Спасибо большое за перевод! :)

[DuelAnt]

Глава 2. Чудеса без крыльев. 1995-96. Часть 1.

1994-й год был перепутьем для отца. Ему надо было решить, вкладывать ли еще деньги в мои гонки или нет. В первый год он самостоятельно финансировал меня, но он не мог позволить себе делать это еще год без спонсорской поддержки и достойных результатов.

На первом этапе австралийской Формулы Форд 1994 года, проходившего в Амару Парке в Сиднее всех, включая нас, представили прессе и пиар-агенту.

Я помню, как сказал ей: «Должно быть, вы важная шишка!»

Тогда я не знал, какую важную роль не только в моей гоночной карьере, но и в моей жизни, сыграет Энн Нил. Она думала, что я был немного умником, когда мы впервые встретились. «Но мне понравилась его твердость и дерзость, и каким взрослым он выглядел. Когда я спросила, сколько ему лет, я была в шоке, когда узнала, что ему только 17 – он выглядел очень уверенным для своих лет».

Энн родилась в Англии, в мир автоспортивной журналистики она попала через статьи в местных газеты и журналы об овальных гонках. Ее интересовали подвиги Дерека Уорвика, которого она видела в гонках Суперстокс на овала. Когда Энн и Дерек встретились несколько лет спустя, она была представлена его брату Полу, которому тогда было всего 10. Пол хотел повторить путь старшего брата, и когда он начал гоняться в Формуле Форд, Энн стала работать в качестве его пиар-агента. Потом она познакомилась с Майком Томпсоном, основатель машин Формулы Форд, который попросил ее присматривать за прессой молодого гонщика, Джонни Херберта. В 1986 году Джонни как раз выиграл престижный фестиваль Формулы Форд.

Энн вышла замуж за австралийца Рода Барретта в ноябре 1987. Он переехал в Британию в поиске славы и денег, участвуя в туринговых гонках и находясь в гоночной академии Джима Расселла. Род жил в Карлтон Хаусе, маленьком отеле в местечке Эттлборо, графство Норфолк. Этот отель был домом для многих гонщиков родом не из Британии. Через этот отель проходил практически каждый австралийский молодой гонщик. После того, как Энн и Род поженились, они купили дом в графстве Кент, а Род стал медиа-директором трассы в Брэндс Хэтче. Энн тоже работала в Брэндс Хэтче и была частью команды журналистов в те годы, когда трасса принимала Гран-При Великобритании. Тем не менее, она не особенно любила Формулу-1, предпочитая гонки попроще.

Потом Энн работала в пиар-агентстве, где она отвечала за интересы большой нефтяной компании «Дакхэмс». Еще она работала на благо «Форда», одним из проектов которого была Формула Форд. Энн говорит, что к 1989 году серия перестала привлекать молодых гонщиков, потому что было слишком много других гонок, где были лучше призы и перспективы. «Я разработала доклад для «Форда», – продолжает Энн, – который они рассмотрели на совете директоров и отнеслись к нему всерьез, поэтому в 1991 году я стала отвечать за медийную сторону серии в 1991».

Это было хорошей новостью.

Плохой новостью было то, что в 1991 году Пол Уорвик погиб в аварии на Оултон Парке, известном гоночном треке на севере-западе Англии, графство Чешир. «Я была тогда в Кэдвелл Парке по делам Формулы Форд, – говорит Энн, – и еще я была на 6-м месяце беременности своим сыном Люком, поэтому я не могла приехать к Полу на гонку, как я часто делала. Неделей позже мы с Родом решили, что больше не хотим работать в автоспорте.

Род не мог разорвать контракт, поэтому Энн проработала еще и сезон 1992. Они переехали в Австралию после ее последнего дня на этой работе, когда проходил фестиваль Формулы Форд. Его выиграл молодой датский гонщик Ян Магнуссен, и его менеджер позвонил Энн на следующий день, предложив управлять прессой молодого гонщика. Энн ответила, что она улетает из Великобритании – а те, кто следит за Формулой-1, могут вспомнить дебют сына Яна Кевина, который закончил дебютный Гран-При за МакЛарен на подиуме. Примерно на той же стадии карьеры к Энн обращался Джон Баттон, предлагая играть ту же роль для его сына Дженсона.

Через 6 месяцев Род вернулся в свою старую фирму, Кока-колу, в качестве менеджара компании в одном из штатов. Проблема была в том, что этим штатом была Западная Австралия, и Энн казалось, что это слишком далеко. Потом Рода взяли в Сидней, и дела стали налаживаться. Энн не потеряла интереса к гонкам, несмотря на смерть Пола, и приняла предложение стать пиар-координатором австралийского чемпионата Формулы Форд. Еще она начала работать в туринге на команду Уэйна Гарднера, но только они стали обживаться в Сиднее, когда Кока-Кола предложила Роду работу в Малайзии, которая была слишком хороша, чтобы он мог отказаться.

Оглядываясь назад, Энн говорит: «Я не хотела снова бросать свою карьеру. Я не для того переехала в Австралию, чтобы снова переезжать в Куала-Лумпур. Мы старались сохранить отношения, летая туда-сюда, но это было невозможно, и я слишком любила свою работу. В конце концов мы с Родом развелись. Это было сложно, но мы остались друзьями на долгие годы, и Род даже навещает меня и Марка на некоторых Гран-При».

Энн хорошо помнит нашу первую встречу и мою первую реплику в ее адрес о том, какая она важная. Она даже помнит, во что я был одет – в кофту в красно-зеленую полоску, одна из вещей United Colors of Benetton. Это было во многом пророческим, если вспомнить, как все сложилось. После первой встречи мы продолжали поддерживать контакт. Иногда моя семья проводила уик-энды вместе с ней и Люком. И она заразилась Формулой-1, посмотрев мои записи. В отместку она принесла мне свои записи британской Формулы Форд.

Тогда Энн и Люк еще не очень долго были в Австралии. Люк был единственным ребенком, у него не было в Австралии никаких родственников его возраста, поэтому ему было интересно увидеть сельскую Австралию, особенно семейную форму. Это была та жизнь, которой он не видел. Для кого-то в Австралии такая жизнь кажется самой собой разумеющейся, но Люк как будто спрыгнул в нее с парашютом из другого мира, и была здорово показать ему кусочек того, чем мы жили.

В конце 1994 отец спросил Энн, не может ли она помочь найти нам спонсорскую поддержку. Это не было тем видом работы, который она больше всего любила, но, наверное, что-то в нас ей понравилось, и она согласилась.

«Когда я увидела Марка, мне пришла в голову мысль, что, возможно, он тот гонщик, делами которого я могла бы управлять, – признается Энн. – Это был вызов для меня: после работы на менеджмент Джонни Херберта, проделавшего путь из Формулы Форд в Формулу-1, я хотела понять, могу ли я сделать что-то подобное. Когда я познакомилась с Марком, я увидела много общего между нами, и мы оба отчаянно хотели добиться успеха. Однажды в октябре, когда мы смотрели гонки в Батхерсте, он сказал: «Я хочу что-то сделать со своей жизнью». Он уже знал, что не хочет всю жизнь прожить в Квинбейане, он хотел чего-то большего. Не думаю, что он знал, чего именно он хочет добиться, и, конечно, он не знал, как построить карьеру в мире автоспорта, но факт, что он хотел чего-то добиться, дал хороший фундамент для моей работы с Марком».

[DuelAnt]

В очередной части мы от рассказа про Энн Нил вновь возвращаемся к Марку Уэбберу, который рассказывает про свой второй сезон в австралийской Формуле Форд.

Глава 2. Чудеса без крыльев. 1995-96. Часть 2.

В это время оба моих родителя оказывали некоторое давление на меня. Мама настаивала, чтобы я получил диплом о высшем образовании, и я сделал это, хотя, возможно, мои результаты были не так высоки, как ей хотелось бы. Для отца результаты гонок были важнее, если я был настроен продолжать этим заниматься. В противном случае мне бы пришлось найти «настоящую» работу, и я знал, что в этом плане мне повезло. В крайнем случае я мог работать вместе с отцом, и в глубине души я считал, что рано или поздно так и будет.

Но в то же время я был полон решимости сконцентрироваться на гонках, и это значило, что пора делать первый шаг моего путешествия: выбираться из Квинбейана. И я сделал что-то, что пугало Дизи (если кто забыл предыдущие части, так звали маму Марка – прим. DuelAnt'а): я переехал жить в Сидней. Мы познакомились со Спенсером Мартином в 1994 году, когда его сын Мэтт гонялся в Формуле Форд вместе со мной. Когда мы впервые приехали в Амару Парк, отец заметил Спенсера и сказал мне: «Марк, я расскажу тебе об этом парне чуть позже, но сейчас мы должны разбить палатку рядом с ним».

Он много слышал о Спенсере и считал его одним из лучших австралийских гонщиков. Спенсер выиграл премию «Золотая Звезда» за выдающиеся достижения в автогонках в 1966 и 1967 годах, потом он сделал перерыв в гонках, чтобы жениться и обустроить семейную жизнь, а потом вернулся в гонки и добился успеха в гонках на исторических машинах. Помимо этого, Спенсер работал в качестве механика Грэма Хилла в Тасманской Серии и знал все о том, как нужно начинать гоночную карьеру. Папа сразу подружился со Спенсером, и мы до сих пор дружим. «Еще одно хорошее решение от старины Эла!» – любит напоминать отец. Когда я переехал в Сидней, именно семья Мартинов приняла меня к себе, и я жил у них до конца 1995 года, пока не поехал в Великобританию на фестиваль Формулы Форд.

Я зарабатывал деньги, будучи автоинструктором на трассе в Оран Парке. Тем временем мы с Энн получили 6 спонсорских предложений, хотя я тогда не мог похвастаться особенными достижениями. Но Энн заставило меня сделать несколько приличных снимков в профессиональной студии, и мы начали получать предложения еще до Рождества. Это было необходимо, потому что к февралю было бы уже поздно.

Одно из предложений принадлежало Бобу Коппу из Желтых Страниц. Он сразу нам позвонил. Энн одна полетела к Бобу в Мельбурн, потому что в моем присутствии тогда не было нужды.

Так Энн и начала работать с нами. Будучи женщиной, работающей в типично мужской для Австралии сфере, думаю, Энн всегда пыталась быть жестче, чтобы ее принимали всерьез. В Великобритании ей не приходилось этого делать. Но когда она получила спонсорство со стороны Желтых Страниц, ей стало проще, потому что теперь она сама чего-то добилась.

Боб Копп осознавал необходимость адаптировать имидж компании по мере становления интернет-эпохи. Он знал, что треть или даже больше клиентской базы Желтых Страниц связана с автомобильным бизнесом, и он знал, что будущее не за туринговыми гонками, поэтому предложение Энн пришлось как раз кстати. На моей сторны была молодость, в то время как инновации и технологии – ключевые части имиджа Желтых Страниц – были неотъемлемыми ингридентами гонок с открытыми колесами. Боб Копп искал восходящую звезду. Энн отчаянно надеялась, что я был таковой.

Свой второй сезон в Формуле Форд я провел в новой машине, раскрашенной в цвета Желтых Страниц, и это смотрелось круто. Это и было круто для маленькой команды Уэббер, как мы называли себя, как и начало отношений с большой компанией.

Если я скажу вам, что я набрал 158 очков и закончил сезон на 4-м месте, что на 128 очков лучше, чем в 1994, вы поймете, сколько в это было вложено труда. Но хотя 4-е место было отличным улучшением прошлогоднего результата, еще это показывает, что я не был достаточно сконцентрированным. Повторялась та же история, у нас были проблемы с настройкой машины. Мы начали работать с новым парнем, которого отцу порекомендовал Пьюи. Но на нашей первой встрече в Сэндоуне в Мельбурне в феврале 1995 все с самого начала пошло наперекосяк. Мы даже не смогли выехать на прогревочный круг первой из двух гонок из-за того, что машина была слишком низкой! В тот же день отец снова позвонил Пьюи.

Несмотря на всю эту драму, я отлично начал сезон с победы в Сэндоуне. На первом круге я захватил лидерство на мокрой трассе и всю гонку отрывался от соперников. Вторая гонка тоже была дождевой, но кто-то меня развернул на втором круге. Я прорвался на 2-е место, но потом меня еще раз развернуло, и на этом все закончилось. Тем не менее, отец был доволен моими усилиями, а Пьюи в качестве новой новой кандидатуры предложил парня по имени Гарри Гэлловэй.

Гарри был одним из первых людей в Австралии, кто понимал важность аэродинамики в таких гонках. Как и Энди Лоусон, он блестяще разбирался в технике. Наши отношения с Гарри складывались блестяще, и он мне сильно помогал.

На Острове Филиппа была еще одна мокрая гонка – и тогда мне нравился дождь. Я просто не понимал линий, которые выбирали некоторые из моих соперников. Я просто проезжал мимо из некоторых пилотов, с которыми сражался, и они просто не были достаточно изобретательными, они не доверяли своей машине в таких условиях. Чем сильнее был дождь и меньше была видимость, тем больше мне это нравилось. На Острове Филиппа дождь был таким сильным, что отменили гонку чемпионата Supercars (самый престижный кузовной чемпионат Австралии – прим. DuelAnt'а), но Формуле Форд позволили гоняться! Квалификация мне не очень удалась, и я стартовал 8-м, но уже к концу 1-го круга я лидировал. Надо сказать, я чуть не упустил победу. На машине была установлена камера для 7-го канала, и она загорелась! Отцу пришлось вытащить ее из машины. Когда я выехал на трассу, я за 8 кругов привез всему пелетону еще 20 секунд.

Но потерянные очки в следующих нескольких гонках стоили мне многого. Я не был сконцентрирован: я или выигрывал с преимуществом в 20 секунд, или вылетал с трассы. Брайт и Монаган были опытными гонщиками, не только быстрыми, но еще и знающими, что нужно делать, чтобы побеждать в чемпионате. А я этого не знал.

Самым важным уроком, который мне еще надо было выучить, была важность обратной связи и хорошей настройки машины. К этому меня побуждал и Гарри, и партнер Пьюи Стив Нотт, оба обладали опытом и работали до этого с хорошими гонщиками. У Стива была хорошая репутация, и, казалось, он был настроен нанести лоск на этого молодого парня из Квинбейана.

Но я в те годы слишком поверхностно мыслил – в этом плане я поздно вырос и, наверное, со мной было трудно работать. Я никогда не говорил о том, что надо поменять в настройках – просто садился и ехал. Мне казалось, я могу ехать достаточно быстро, чтобы не думать о мелочах. В 1995 году у меня было больше поулов, чем у остальных гонщиков, но я не мог их реализовать в победы в те годы.

Формула Форд была известна своими контактными гонками, и я часто попадал в инциденты, терял места, снова отыгрывал их, а потом промахивался мимо поворота. Сезон 1995 завершился типично уэбберовским уик-эндом в Оран Парке: я завоевал поул, но разбил машину и, как говорят на Евровидении, это снова 0 очков.

Как-то я прочитал слова Стирлинга Мосса, что его главной задачей было победить в любой гонке, в которой он участвовал, поэтому он так и не завоевал чемпионский титул. Ко мне это тоже относилось: тогда я никогда не задумывался о наборе очков в зачет чемпионата, я всегда старался выиграть каждую гонку. Если не получалось, я возвращался и пробовал выиграть в следующий раз. Но время показало, что эта стратегия не работает, если ты хочешь выигрывать чемпионаты.

А у Энн созрел план...

В конце 1995 Энн сказала мне без обиняков, что – цитирую – пора сваливать отсюда. Она имела в виду не австралийскую Формулу Форд. Она имела в виду Австралию.

Если кто-то хочет поддержать мою работу, можете донатить по следующим адресам

Яндекс Деньги:

410012404917645

WebMoney

R691922435515

Z287072215953

[DuelAnt]

Пока что это самая длинная часть, но, думаю, это лучше, чем дробить главу на 4 части. Тем более эта часть затрагивает не так и много событий.

Глава 2. Чудеса без крыльев: 1995-96. Часть 3 (последняя)

Она (Энн Нил) думала, что для меня настало самое время попытаться бросить вызов большим парням и предложила мне помощь в попадании в более серьезные гонки.

Каким образом вы собираетесь попасть в Формулу-1 из Квинбейана? Каждый, кто хочет изучить мое путешествие, должен начать с бумаги, которую Энн набросала 6 июля 1995. Согласно «Карьерным опциям Марка Уэббера» я должен был попасть в Формулу-1 через 7 лет. Она все продумала: переезд в Великобританию, прохождение через все гоночные уровни и в конце попадание в машину команды «Бенеттон» на рубеже веков. Все было написано черным по белому. Начинал ли я карьеру в Европе, Азии или США, все дороги вели в кокпит машины Формулы-1.

Оглядываясь назад, я понимаю, что мы были достаточно наивными. Немало людей говорили, что было безумием даже мечтать попасть в Формулу-1. На самом деле если бы мы знали тогда то, что знаем сейчас, мы бы даже подумали над этими словами. Но тогда у нас с Энн был план, и мы считали, что если будем трудиться достаточно упорно и никогда не считать «нет» за окончательный ответ, то добьемся успеха. Нам никогда не приходило в голову, что на нашем пути могут оказаться вещи, которые находятся вне нашего контроля, но в итоге, возможно, эта наивность даже помогла нам. И все, кто сомневался в нас, тоже оказали услугу. Это делало нас еще решительнее в достижении цели.

Мы оба были согласны, что мне надо поехать в Англию и проверить свои силы в тамошних гонках. Формула Форд была известна в качестве краеугольного камня в построении карьеры от картинга к большим гонкам. И как хорошо знала Энн, фестиваль Формулы Форд в Брэндс Хэтче был неофициальным чемпионатом мира категории: покажи себя там и ты привлечешь внимание важных людей из европейского автоспорта.

Изначальной идеей было просто съездить на фестиваль в 1995 и осмотреться там. Энн назначила встречу с Ральфом Ферманом (отцом гонщика Ральфа Фермана, известного по выступлениям за Джордан в 2004 — прим. DuelAnt'a), основателем и главой команды Ван Димен, наверное, самым известной командой в Формуле Форд. Энн, Люк и я остановились у мамы Энн, Беттин. Я думал: «Вау, Ван Димен, это должно быть круто, за эту команду ездил Айртон Сенна...» Я был несколько поражен, когда увидел все это в октябре 1995.

Ван Димен отражал развитие британского автоспорта со времен Второй Мировой. Это очень особенная история, начинавшаяся с одиночек в гаражах – с чего начинали и некоторые из моих работодателей в Формуле-1! – до современой всемирно значимой индустрии. Если отбросить весь глянец, то британский автоспорт начинался с очень скромных вещей и вообще был по своей сути гаражным бизнесом. Несмотря на это, я знал, что я в особенном месте.

Это впечатление усиливали фотографы на стенах, множество абсолютно новых машин Формулы Форд и особенно одна из машин Айртона Сенны, стоящая в мастерской Ван Димена. Когда Сенна приехал из Бразилии в Соединенное Королевство на заре 80-х, он выиграл за Ван Димен титулы Формулы Форд 1600 и 2000. Тогда будущая бразильская суперзвезда жила в скромном бунгало в Норвиче.

Мои цели тогда были предельно скромными: я просто хотел погоняться в Англии и посмотреть, как я себя покажу. Серия начинала со знаменитых моторов Кент объемом 1600 кубических сантиметров, в начале 90-х Форд также разрешил моторы Зитек в 1800 «кубов», и сложилось что-то вроде двухклассовой системы, хотя в Австралии мы все еще ездили на менее мощных машинах. Когда мы начали думать об участии в Фестивале Формулы Форд в 1995, я рассчитывал на секонд-хендный 1600. Но у всех лучших гонщиков было 1800.

Ральф очень прямо сказал о моих перспективах, особенно в свете того, что он знал о том, что в Австралии сезон заканчивается рано.

«Послушай парень, – сказал он, – на самом деле тебя сотрут в порошок. Ты не гонялся 4 месяца, а эти парни специалисты по фестивалям».

Мы с Энни гпоговорили об этом и решили, что не можем отправиться домой, ничего не сделав. Мы хотели по крайней мере выти на трек против этих больших парней мира Формулы Форд и посмотреть, где я нахожусь относительно них. Какой смысл был возвращаться в Австралию, даже не попытавшись? Ральф предложил мне тестовый день в Формуле Форд 1600 на трассе Снеттертон, графство Норфолк. Но в день тестов, однако, мне дали машину 1800. Оказалось, что я соответствую месту первого пилота, с которыми они собираются выиграть фестиваль. Я чувствовал себя мегакрутым! (в оригинале непереводимый афоризм I was a dog with two dicks – прим. DuelAnt'а). Я чувствовал себя чемпионом мира, а ведь это были лишь тесты в Снеттертоне. Но я думал: «Я могу вернуться домой счастливым, у этих парней тоже 2 ноги и 2 руки, и я могу бороться с ними».

Неделей позже Ральф позвонил мне и предложил поучаствовать в фестивале на машине 1800. Я начал сомневаться и был несколько напуган. В конце концов, Ральф был прав, у меня действительно не было гонок 4 месяца, и теперь мне надо было выступать в главной категории.

Мне надо было заплатить 5 штук – фунтов, не долларов – за неделю, и Желтые Страницы вновь заплатили. Всю неделю я старался попроще к этому относиться. Когда я дошел до полуфинала и финишировал 5-м в своем заезде, это значило, что я попал в итоговую десятку, прошедшую в финал.

В итоге единственными гонщиками, кто побил меня, были лидеры главной серии Формулы Форд, ирландец Кевин Мак Гаррити и бразилец Марио Хаберфелд, и то Хаберфелд меня обошел в самом конце. На трассе мы были 3-м и 4-м, но Джорджио Винеллу, который был 2-м, дисквалифицировали.

В тот холодный день за гонкой наблюдали 2 зрителя, о которых мы с Энн не знали. Когда мы вернулись в паддок, мы увидели папу с его старым приятелем Брюсом Гринтри. Они прилетел в Британию 46 часов назад. Как сказал отец: «Было потрясающе видеть, как теперь Марка бросает в глубину кто-то другой, а не я, а он выплывает на 3-м месте. Был шанс, что он даже не пробьется в финал, но в итоге он пробился и потрясающе сработал там».

Мой дебют на знаменитом фестивале был достаточно хорош, чтобы Ральф Ферман сказал: «Возвращай на следующий год, я найду для тебя место». И это было началом моей международной карьеры.

Были еще финансовые вопросы. Возможно, в Ван Димен для меня нашли бы место, но еще надо было найти деньги. В ноябре мы вернулись в Австралию, чтобы принять участие в гонке поддержки Гран-При Австралии в Аделаиде – так сложилось, что это была последняя гонка, которую принимала Южная Столица Австралии. Моя машина была полностью желтая из-за спонсорства Желтых Страниц, но, думаю, она выглядела как красная тряпка для быка. Представляю, что думали другие австралийцы: «Уэббер только что вернулся с фестиваля, он думает, что он особенный, надо надрать ему задницу».

Я квалифицировался на поуле, но сошел в первой гонке. Зато я выиграл вторую, мою последнюю гонку в австралийской Формуле Форд, и я был счастлив по этому поводу. Люди говорили, что все сильные мира сего из Формулы-1 смотрят на нас, но они забывали одну маленькую вещь: мы выезжали на трассу в 7:30 утра! Бывает так, что вы воображаете, что весь мир смотрит на вас, а на самом деле на вас смотрит 5 человек.

*

Но все-таки это был достаточно важным событием, чтобы меня представили Гордону Месседжу, который был тогда главой команды Бенеттон, и меня сфотографировали вместе с гонщиком по имени Михаэль Шумахер.

Перед тем, как я переехал в Англию для участия в сезоне 1996 Формулы Форд за Ван Димен, я получил шанс погоняться в уик-энд 8-10 марта, на этот раз в Формуле Холден, входящей в программу поддержки Гран-При Австралии. Прошло всего 4 месяца после моей победы в Аделаиде, поскольку Рон Уокер, бывший лорд-мэр Мельбурна, стащил сокровище австралийского автоспортивного календаря после ее 11-летнего пребывания в Аделаиде и перенес ее в живописный Альберт Парк, где Гран-При Австрали проводился в 1953 и 1956. И теперь Мельбурн открывал сезон 1996 Формулы-1.

Тогда я не был в курсе, сколь велик будет вклад Рона в развитие моей карьеры. Я просто хотел показать, на что я способен в Формуле Холден, класс, открытый в Австралии в качестве аналога Формулы-3000. В отличие от Формулы Форд, эти машины были мощными, весили 675 кг, и обладали двигателями V6, выжимавшими 300 лошадиных сил. С учетом жесткой подвестки и маленького дорожного просвета, ими было очень тяжело управлять в буквальном смысле этого слова.

Я уже пробовал такие машины в Маллале в Южной Австралии благодаря щедрому предложению Малколма Рэмзи. Любопытно, что в тот тестовый день в Маллале отец разговаривал с великим новозеландским гонщиком Джимом Ричардсом, который подтвердил подозрения моего отца, что из меня может выйти толк. Еще он сказал отцу: «Забирайте его отсюда!». Так что Энни не была единственной, кто думал в таких выражениях.

Гонка Формулы Холден началась для меня не очень здорово: в первой гонке я широко вошел в 3-й поворот, который стал известен благодаря полету Джордана Мартина Брандла, но я выиграл вторую шестикруговую гонку, когда Пол Стокелл замедлился на 1-м круге, я обошел его и лидировал до финиша.

ТВ-аналитик Джефф Брэбэм – старший сын сэр Джека и сам по себе блестящий гонщик – сказал, что этот молодой парень Марк Уэббер очень талантлив и изо всех сил старается продолжить свою карьеру за океаном. Он был абсолютно прав.

Итак, в «спелом» возрасте 19 лет я отправился в Англию. До этого мы с Энн разыграли лотерею вместе с Желтыми Страницами и собрали на этом 3000$ в Канберре и Квинбейане! Энни, моя семья и друзья всю неделю бегали по магазинам, пытаясь впарить наши лотерейные билеты, чтобы помочь мне отправиться в Британию. Не все, однако, были счастливы моему отъезду. Маме не нравился даже мой переезд в Сидней, а теперь мне предстояло отправиться на другой конец мира.

Когда я впервые покинул Австралию в конце 1995, мне отчаянно хотелось поездить на трассах вроде Брэндс Хэтча, которые я видел только на фотографиях в журнале «Автоспорт». «Как это будет? – спрашивал я себя. – Как здорово будет просто увидеть это, а потом участвовать в гонках и фестивалях, увидеть европейскую гоночную сцену, зная, что я там буду гоняться.

Теперь мы с Энн возвращались не только ради второго участия в фестивале, но ради полноценного участия в чемпионате британской Формулы Форд. Кто знал, что лежит впереди?

Если кто-то хочет поддержать мою работу, можете донатить по следующим адресам

Яндекс Деньги:

410012404917645

WebMoney

R691922435515

Z287072215953

[metoxana]

Прочла наконец первую главу)))

Повеселило про лесной пожар - Марк, конечно, шебутной парень :D

Тесная связь с семьёй не стала неожиданностью. Хотя о наличии родной сестры я не знала.

Эх, ну почему остальные пилоты не рассказывают столько подробностей о своей жизни? :)

PS Всегда считала, что родной город Марка называется Куинбиана.

Но в русской транскрипции нашла только Куинбиан https://ru.wikipedia.org/wiki/Куинбиан Видимо, это он :)

[DuelAnt]

Это именно он, я решил, что правильнее будет мой вариант, считая, что это никому не будет резать глаз.

[DuelAnt]

Никак не доходили руки до перевода, поэтому в этот раз перерыв между частями вышел больше обычного. Посмотрим, удастся ли мне в будущем работать быстрее.

Начало новой главы лишь в малой степени посвящено гонкам, а в большей степени жизни Марка в Англии и его чувствам по этому поводу, а также немного о зарождении его отношений с Энн Нил. Думаю, кому-то это будет даже интереснее, чем гоночные описания.

Глава 3. С крылом и молитвой. Часть 1

Гонки в Европе на многое открыли мне глаза. В первой гонке были вывешены желтые флаги, предупреждающие, чтобы пилоты не обгоняли друг друга, но все все равно старались обогнать друг друга в следующем повороте. Образно выражаясь, мы плыли на маленькой лодки вглубь большого мира, а волны становились все выше и выше по мере пути.

Хорошей вещью в 1996 году было то, что отцу вообще не пришлось вкладывать деньги: Энни работала над этим тоже, и все вместе мы были нацелены на максимальное снижение расходов. У нас не было возможности транжирить деньги, поэтому все надо было делать как можно лучше и дешевле. Мне уже было почти 20, и я не мог продолжать выигрывать титулы в Австралии, как хотели некоторые люди вроде Пьюи, или провести еще 2 года в Формуле Форд, а затем еще 2 года в Формуле-3 перед тем, как пробовать себя в Формуле-1. Промедление стоило бы нам денег, которых у нас не было. Надо было пользоваться моментом.

Первые несколько месяцев в Англии мы жили у мамы Энн в городке Хейно в Эссексе. Я жил в маленькой и холодной комнате, что сильно отличалось от того, к чему я привык в детстве. Комната была такой маленькой, что когда я лежал в кровати, то моя голова была рядом с одной стеной, а ноги касались противоположной. Я скучала по семье, друзьям и домашнему уюту.

Неподалеку располагался спортзал, и я ездил туда на метро, но я не имел понятия, что там делать. Я просто слонялся и верил, что становлюсь здоровее. Михаэль Шумахер начал побеждать в те годы, и все говорили, что он настоящий атлет, поэтому я и пошел в спортзал, чего не делал никогда в жизни.

Я заработал немного денег, работая инструктором по вождению на трассах в Брэндс Хэтче, Снеттертоне и везде, где меня брали. У меня был старый подержанный Форд Фиеста, на котором я ездил по М25, чтобы не платить Дартфордскую пошлину. За почти 12-часовой день я зарабатывал 43 фунта. Большинство инструкторов были такими же молодыми гонщиками, как я, и мы разъезжались по разным направлениям на выходные, чтобы в понедельник вернуться и рассказывать красочные истории о том, что было. Мы все пытались выковать свою карьеру и воплотить мечту в реальность. Мне всегда приходилось работать, и у всех моих коллег-инструкторов в Брэндс Хэтче была та же проблема.

Совершенной противоположностью нам были бразильцы, которые обладали полноценным гоночным бюджетом и приезжали на гонки на БМВ и Мерседесах. Они были полу-профессиональными гонщиками даже на уровне Формулы Форд. Я никогда не принимал это близко к сердцу и даже использовал это в качестве мотивации.

Одним из инструкторов был Дэн Уэлдон, талантливый британский гонщик, трагически погибший в США в 2011 году. Другие были старше нас: они пытались построить карьеру, но либо у них закончились деньги, либо они просто не были достаточно хороши, хотя их навыков все же хватало, чтобы учить людей ездить по треку.

Мы с Энн снимали частично меблированный дом в Эттлборо. Наши личные финансы были разделены, но Энн подрабатывала в пиаре, чтобы зарабатывать на нашу карьеру, и я старался вность свой вклад. Много денег уходило на аренду – не только дома, где мы жили, но даже телевизора и видео-плеера! Дом был в нескольких милях к юго-западу от кафедрального города Норвича, чтобы я мог быть поближе к фабрике Ван Димен. Каждый гонщик скажет вам, насколько ценно наладить тесные связи с командой, за которую ты гоняешься, узнать людей и настолько стать частью команды, насколько это возможно.

Поскольку многие команды молодежных гонок здесь расположены, Норфолк был центром для молодых гонщиков со всего мира. Я помню, как возвращался домой после первых посиделок в пабе с механиками Ван Димена и как я восторженно говорил Энн, что Ян Магнуссен тоже здесь. Он только что попал в Ф1 тогда и заглянул повидаться со своими старыми знакомыми. Я поверить не мог, что мы с ним вращались в одном круге.

Я провел много времени на фабрике Ван Димен. У меня яркие воспоминания о Ральфе Фермане, который дымил как паровоз. Он всегда был с сигаретой в зубах, даже если он наклонялся к кокпиту, чтобы получить обратную связь от гонщика.

Сезон 1996 хорошо начался для меня и моего партнера по команде, Кристиана Колби из Дании. Я выиграл вторую гонку на Брэндс Хэтче и ненадолго возглавил чемпионат, но потом у меня была серия провальных результатов. Я вылетел, лидируя, в Оултон Парке. Та же история повторилась в Фракстоне. Я был уверенно впереди и думал о других вещах, а не о гонках. И все это на глазах у Алан Докинга, австралийского мигранта, который стал успешным владельцем команды. Докко, который просматривал меня на счет участия в Формуле-3 в следующем году, бросил на меня тяжелый взгляд. Он был патриотичным австралийцем, который увидел, как я выбросил легкую победу. Я не мог позволить себе подобных ошибок.

Я решил, что хочу вернуться домой. Я скучал по дому и не был уверен, что я могу находиться так далеко от семьи и друзей. Стоило ли оно того? Не упускал ли я того, что происходило дома? Я решил, что мне надо вернуться домой на 2-3 недели и сделать перерыв, но когда я прибыл в Австралию, я увидел, что все занимались тем же самым и ничего не изменилось. Через 2 или 3 дня я понял, что обманываю себя: я получил прекрасную возможность в Англии, и мне надо тащить задницу обратно и браться за дело.

Тяжело объяснить, насколько тяжело мне было покидать Австралию, насколько тяжело было заработать деньги на полет домой – приходилось во всем экономить. Мы были полны решимости сделать работу до конца. Как однажды сказал мне Мик Дуэн: «Возвращение домой будет долгим, если возвращаться, поджав хвост».

Вернувшись в Англию, мы с Энн переехали в дом в Эйлсбери в Бакингемшире, это почти аналог Силиконовой Долины для мира автоспорта. Мы начали как друзья и партнеры, но со временем наша дружба переросла во что-то большее. Мне нравилось проводить время с ней, и нам было очень комфортно в обществе друг друга. Переезд в Англию был большим событием для меня, и я думаю, это усилило нашу привязанность друг к друга и сформировало наши отношения. Я верил в нее, потому что она была со мной с самого начала. Она так боролась за меня и это было так здорово иметь такого компаньона, который разделял мою страсть к автоспорту. С самого начала Энн была единственным человеком (в какой-то степени таким был еще и отец), который верил, что моя мечта попасть в Формулу-1 может исполниться. Когда вы разделяете с кем-то подобную веру, этот человек придает вам силы.

Если кто-то хочет поддержать мою работу, можете донатить по следующим адресам

Яндекс Деньги:

410012404917645

WebMoney

R691922435515

Z287072215953

[DuelAnt]

Продолжаем 3-ю главу. В этой части речь пойдет немного об отношениях с Энн Нил, на которых мы остановились в прошлый раз, но по большей части о втором участии Марка в фестивале Формулы Форд.

Глава 3. С крылом и молитвой. Часть 2

Сначала мы с Энн решили сохранить в тайне наши отношения, потому что это помешало бы мне в профессиональном плане, если бы люди думали, что Энн расхваливает достоинства своего бойфренда. Мы не хотели рисковать тем, чтобы нас не воспринимали всерьез, поэтому мы всегда верили, что будет лучше, если Энн будет вести переговоры в качестве независимой стороны. В следующие несколько лет, конечно, были люди, которые что-то подозревали, но как минимум до моего дебюта в Формуле-1 мы об этом не распространялись.

Находясь в отношениях с Энн, стоило также принимать во внимания ее сына, Люка. Я много провел времени с Люком еще в Австралии, и к моменту, когда мы все вместе жили в Англии, я уже стал для него чем-то вроде старшего брата. По правде говоря, Люк тогда был на обочине моей жизни. Он был слишком молод, чтобы ездить на гоночные уик-энды, а я был слишком сфокусирован на гонках. Поэтому позже я старался вовлечь его в какие-то из тех занятий, которые составляли мою жизнь. Но я не был героем для него. Конечно, ему нравилось смотреть на мои успехи, но он больше любил другие виды спорта, особенно футбол и крикет, и у него были свои герои.

От Эйлсбери, где я жил, было рукой подать до Сильверстоуна и Алан Докинг Рэйсинг, хотя тогда я был еще очень далек от заключения с ним контракта на 1997 год.

Я собрался и выдал сильный финиш сезона 1996: 4 победы дали мне 2-е место в чемпионате позади Колби. У меня был шанс выиграть европейский чемпионат: я почувствовал вкус поула и победы на одном из моих самых любимых в будущем треков: Спа-Франкоршам в Бельгии. Ральф, однако, не дал мне соревноваться в последних этапах первенства, поскольку хотел, чтобы я сосредоточился на фестивале Формулы Форд. Европейский чемпионат проходил в тот же уик-энд на Брэндс Хэтче, поэтому мы могли поучаствовать и там, и там, но мы не хотели рисковать машиной и мной.

В фестивале трудно выиграть, даже если у вас был неплохой опыт год назад, как это было у меня. Здесь гораздо проще проиграть, чем взобраться на вершину. Например, Михаэль Шумахер и Кими Райкконен участвовали здесь и ничего не выиграли – вот вам и фестиваль Формулы Форд.

Здесь были очень быстрые гонщики Формулы Форд, и некоторые из них проводили тесты на трассе всю неделю, наматывая в ходе подготовки к гонкам по 500 кругов. Длина трека всего около пары километров, поэтому здесь очень, очень трудно получить преимущество. Всю неделю ходят слухи о настройках, шинах, давлении, поэтому вы просто стараетесь выяснить вместе с командой настройки коробки передач и двигателя. Сюда нельзя приезжать как на прогулку.

В любом случае я был уверен в своих силах. У меня было шесть или семь ключевых соперников, на которых стоило обращать внимание в предварительных раундах и полуфиналах. Я убедился, что держусь рядом с ними и не проигрываю позиций на стартовой решетке. Это не та гонка, в которой вам хочется много обгонять, потому что так вы только получить ужасный DNF (не финишировал), поэтому я старался стартовать как можно выше. Конечно, здесь было, как всегда, несколько крутых парней из Европы, но я смог взять поул и победу в своем отборочном заезде. Моя гонка прошла посуху, тогда как в остальных гонках немного накрапывало, поэтому времена были медленнее, и я оказался на поуле в финале.

Вскоре после старта все вернулось к нормальной ситуации: Уэббер ужасно стартует, опускается на второе место, это дождевая гонка... Но я знал, что все хорошо закончится, потому что все происходило как в замедленной съемке. Это чувство приходит тогда, когда вы полностью контролируете себя и машину и держите все в руках. Вы действуете инстинктивно, это всего лишь дело мышечной памяти и рефлексов. Я знал, что еду быстрее остальных парней, и все, что мне оставалось сделать, это не облажаться.

Я аккуратно проехал первый круг и начал приближаться к лидеру гонки. Я хорошо вышел на прямую, потом он широко вышел из поворота, я сделал то же самое и подумал: «Сейчас я обойду тебя». Я доехал до середины поворота и увидел, что повсюду желтые флаги. Что-то случилось. Нет! Почему тот парень на подъеме сделал это со мной? Я был вынужден пропустить моего клиента. Я поднял руку, позволил ему обогнать себя, снова обогнал его, нарастил отрыв до 2 секунд – и тут красный флаг остановил гонку. Рестарт!

Мы снова встали на стартовой решетке, я на поуле, Джеки ван дер Энде из Голландии второй, Витор Мейра из Бразилии 4-й или примерно где-то там. В этот раз – сюрприз, сюрприз – я стартовал не так плохо, но Витор стартовал потрясающе. Поэтому Мейра теперь лидировал, но по совокупности двух стартов я был впереди, так что меня все устраивало (тогда после рестарта старые отрывы не исчезали, а просто новые отрывы суммировали со старыми – прим. DuelAnt'а). Мы с Витором были быстрее всех остальных, поэтому я знал, что мне надо всего лишь оставаться за ним, чтобы выиграть. Я не собирался вплотную приближаться к Мейре, в этом не было смысла. Я проделал большую работу и лидировал по совокупности заездов. На втором или третьем круге после рестарта Витор поздно затормозил и разбил машину. После этого я ехал в тестовом режиме, счастливо ехал по мокрой трасе... и не вылетал! Я был сконцентрирован и не собирался упускать победу.

Это была важная победа для меня. Там было 120 человек из разных стран, и только 25-30 из них дошли до финала, поэтому победа дорогого стоила. Но это был один из первых уроков, которые я пронес через всю свою карьеру: талант не гарантирует успеха. Среди участников гонок в Брэндс Хэтче было много хороших гонщиков, но большая часть из них не добилась успеха, потому что у них не было железной веры себя и решительности.

Эта победа имела огромное значение, потому что такие победы ведут прямиком в Формулу-3. Люди понимают, что у вас есть как выдержка, так и скорость, когда вы выигрываете такой фестиваль. Гонщики, которым это удается, должно быть, все делают правильно. Конечно, меня еще много в чем нужно было проверять, но эта победа зарядила меня уверенностью и, что важнее, зарядила уверенностью людей вокруг меня. Как говорит Энн, вы можете так много работать вне трека, но вам все равно надо показывать результат. Если бы я тогда провалил финал, кто знает, может, на этом бы все и закончилось.

После получасовой гонки сразу открылось много возможностей. Я получил бесплатные тесты в машине Формулы-3, и это имело огромные последствия в будещем. Фактически я поездил на всех известных гоночных машинах за месяц после моей фестивальной победы. Я получил отличный опыт на машине Формулы Опель в Зандворте в Голландии, участвовал в тестах Формулы Рено за Редгрэйв Рэйсинг и Хэйворд Рэйсинг в Снеттертоне и Мэллори Парке соответственно, но все мои мысли были о Формуле-3.

В качестве послесловия о моем уик-энде в Брэндс Хэтче я могу вспомнить маленькую стычку, которая произошла спустя долгое время после того, как гонка закончилась. Болельщики могут помнить гонщика Гран-При Мартина Доннелли, чья карьера закончилась в трагическом инциденте в Хересе, Испания, в сентябре 1990 года, когда он пилотировал Лотус. Что ж, отец Мартина был в Брэндс Хэтче в тот уик-энд. Рядом с трассой есть известный паб «Кентагон», и все туда идут после гонки, победители и проигравшие. Это было особенным опытом, когда мне во второй раз вручили трофей фестиваля в пабе, но Доннелли-старший выпил слишком много. Мои родители приехали ко мне, чтобы посмотреть на гонку – отец вообще провел немало времени в 1996 с нами в Англии – и этот парень сказал или сделал что-то, от чего совсем не в восторге была моя мама. У меня был механик по имени Микки Гэлтон, и с ним лучше было не шутить, потому что руки у него были как лопаты. Обычно отец и сам может разобраться с подобным бредом, но в этот раз он был немного поодаль, поэтому Микки подошел к отцу Доннелли, схватил его, отрывая от земли, и сказал: «Если ты, м***ла, испортишь ночь этому молодому парню...» После этого мы выпили немного лимонада, и я счастливый поехал домой!

Если кто-то хочет поддержать мою работу, можете донатить по следующим адресам

Яндекс Деньги:

410012404917645

WebMoney

R691922435515

Z287072215953

[DuelAnt]

В этой части речь пойдет о начале карьеры Марка в Формуле-3, помощи известного регбиста Дэвида Кэмпиза, а также - что, наверное, пока что один из самых интересных моментов в книге - о знакомстве Марка с Норбертом Хаугом и том, к чему это привело.

Глава 3. С крылом и молитвой. Часть 3

С победой на фестивале в кармане команда Уэббера была готова захватить мир. Сначала мы вернулись в Австралию, чтобы найти много денег, и это была наша первая ошибка: там их было невозможно найти. Бизнес в Австралии был уверен, что следующим австралийском гонщиком в Ф1 будет Крэг Лоундэс, потому что он только что попал в Формулу-3000 после победы в V8 туринге дома. Это было очень грустно слышать: никакого неуважения к Крэгу, он прекрасный гонщик, но у него не было ни единого шанса быть успешным в Формуле-3000 без необходимых молодежных серий. Таких гонщиков съедали в Европе живьем.

Одними из тех людей, которые верили в меня и старались держать фамилию Уэббер на слуху, были ребята с 9-го канала, которые транслировали Формулу-1 в то время, когда я начал автоспортивную карьеру. Когда бы я ни возвращался домой, они приглашали меня в студию в Сиднее, чтобы я мог вставить свои комментарии в их трансляцию Формулы-1 наравне с Аланом Джонсом и больше чем пожизненным комментатором Дэррэлом Истлэйком. Еще они приглашали меня в популярную передачу «Разнообразный мир спорта», где умелые ведущие вроде Кена Сатклиффа и Тима Шеридана старались добыть истории обо мне. Тим даже однажды приехал в Снеттертон в 1995 году, чтобы увидеть, как я гоняюсь в Формуле Форд. Но опять-таки — и это понятно — было очень много людей, которые задавали мне знакомый вопрос: «Как, черт возьми, мальчик из Квинбейана собирается попасть в Формулу-1?».

Мне снова помогли «Желтые страницы». Боб Копп и его коллеги были заинтересованы в моем прогрессе. Они не хотели видеть меня в Формуле Воксхолл, Формуле Рено или любой другой затухающей серии. «Формула-3 или ничего» считали они и готовились помочь нам попасть туда, потому что это та серия, о которой люди знают, особенно в Европе. Двукратный чемпион мира Мика Хаккинен выиграл здесь титул в 1990, а человек, который впоследствии провел самую длинную карьеру в Формуле-1, Рубенс Баррикелло, унаследовал титул в 1991.

В те времена не так много гонщиков переходили из Формулы Форд сразу в Формулу-3. Некоторые делали это в прошлом, как Айртон Сенна, но в середине 90-х большинство молодых гонщиков проходили через промежуточные категории, чтобы набраться больше опыта перед переходом в Формулу-3. У нас не было ни времени, ни денег, чтобы сделать это. Это как пропуск года в университете: мы пропустили год занятий, чтобы догнать остальных.

Общая стоимость сезона в британской Формуле-3 была 245 000 фунтов. «Желтые страницы» и папа выложили сотню из них – у папы было 15 месяцев, чтобы оправиться от шока 1995 года, и еще он получил наследство от моего дедушки. Все это мы вложили в машину Формулы-3. Мы собирались провести сезон вместе с Аланом Докингом – человеком, который дал мне тесты на машине Формулы-3 после моего выступления в Брэндс Хэтче. «Мы просто попробуем, парень, и посмотрим, что получится», – был подход Докко. Типичный австралийский подход...

Итак, мы купили новую машину Даллары с двигателем Мюген Хонда, что было лучшим возможным сочетанием шасси и двигателя. Дела обстоят так, что гонщик приносит с собой бюджет в обмен на техническу поддержку и опыт команды, которая его подписала. После 4 гонок мы были на 4-м месте в чемпионате британской Формулы-3. Я начал с 2 6-х мест в Донингтон-Парке и Силверстоуне, финишировал вне очков в Фракстоне, зато выиграл гонку на Брэндс Хэтче – на его полной версии, а не на укороченной версии, которую использовали в фестивале Формулы Форд. Мы сняли скальпы с солидных ребят вроде заводской команды Рено или команды Пола Стюарта, чемпионской команды Джекки Стюарта и его сына. Мы противостояли очень серьезным соперникам и мы точно не получали те же самые двигатели Хонда, что и команда Стюарта! Это была единственная гонка, которую я выиграл в том году, но я был сосредоточен и быстр на всех трассах.

Но после 4 или 5 гонок у нас закончились деньги. Деньги от «Желтых страниц» и отца ушли на приобретение машины и продолжение гонок. Мы не заплатили Докко за продолжение гонок, и он начал терять терпение.

Тогда, и не в первый раз, Энни в голову пришла блестящая идея.

К тому моменту Дэвид Кэмпиз, с которым отец однажды играл в регби в Квинбейане, стал одним из величайших австралийских игроков всех времен. Питер Уиндзор, еще один австралиец и любитель спорта, который работал спортивным директором в Уильямсе до того, как стать уважаемым автоспортивным журналистом, отслеживал мой прогресс и предложил мне как-нибудь показаться на глаза Кэмпо. Лучшей возможностью была тогда, когда Дэвид был в Британии в ходе завершения своего тура с Уоллобис перед завершением карьеры и основанием компании по спортивному менеджменту в Сиднее. Питер просветил Кэмпо на счет меня и того, чем я занимался. Еще он устроил нашу встречу, когда Дэвид возвращался в Австралию, и я смог вручить ему мое резюме и спонсорское предложение в Хитроу. Я отдал ему документы и сказал, что если ему будет скучно в ходе 24-часового возвращения в Австралию, он может прочитать мое предложение. Когда он вернулся, он сказал, что заинтересован в управлении моими коммерческими делами в Австралии, и так началось наше сотрудничество.

Но то, что предложило Энн в 1997, выходило за эти рамки. Через несколько месяцев после того, как Дэвид согласился представлять мои интересы, она взяла телефон посреди ночи в Англии, позвонила Кэмпо и вручила ему наше будущее. В ту ночь я лег спать совершенно разбитый, уверенный, что это конец моего путешествия. Ответ Дэвида – как человека, а не бизнесмена – был феноменальным: за ночь он прислал деньги, которых хватило на то, чтобы отдать долг Докко и еще на пару гонок. Хотя этих денег и не хватило на долгое время, это был потрясающий жест, который позволил нам продолжить битву. Это был урок о голоде, решительности и необходимости протягивать руку помощи, который я никогда не забуду.

*

Пока мы с Энн ходили с протянутой рукой к Кэмпо, для нас начала открываться другая улица. На Гран-При Австралии в марте 1997 года я представил самого себя Норберту Хаугу на официальном бале Гран-При, где «Желтые страницы» зарезервировали столик не только для того, чтобы развлекать своих гостей, но и для того, чтобы дать мне возможность наладить связи с людьми из Ф1. Я сам не знаю, где я набрался храбрости подойти к Норберту, но я помню, как Энн меня толкала к нему!

Норберт был главой гоночной программы Мерседеса, которая тогда поставляла двигатели могучему МакЛарену, и их влияние расширялось на всю империю Мерседес-Бенц. И этот 20-летний австралиец дал ему свою взиитку и сказал: «Привет, меня зовут Марк Уэббер, я выиграл фестиваль Формулы Форд в прошлом году, в этом году я участвую в Формуле-3, и мне интересно, не возражаете ли вы, если я буду держать вас в курсе своих результатов».

К моему удивлению, он сказал: «Спасибо, без проблем», и Энн всегда проверяла, чтобы мы действительно информировали его о моем прогрессе. Мы не разрывали всех, но мы демонстрировали хорошие результаты, и я был настроен известить людей о том, что мы собираемся делать. В те доинтернетовские времена мы отправляли результаты ныне устаревшим методом, называемым факсом. Мы посылали их Норберту и всем, кто хоть чуть-чуть интересовался путешествием молодого австралийца. Это была командная работа: мы с Энн приезжали домой с гонки вечером в воскресенье усталые, но оба сидели за факсом до утра понедельника, набивая более, чем 30 индивидуальных номеров! Я всегда напоминал Энни убедиться, что наши релизы не занимал 2 страницы, потому что отсылание всего этого заняло бы в 2 раза больше времени.

Как оказалось, факс-машина работала. Одним утром – 15 мая 1997 года, если быть точным, как раз когда я готовился к 6-му этапу в Формуле-3 в Северном Йоркшире, я выпрыгнул из душа, чтобы ответить на телефонный звонок.

На другом конце был Норберт Хауг собственной персоной. Кажется, Герхард Бергер, который тогда ездил свой последний сезон в Формуле-1 за Бенеттон, заболел. Штатный гонщик мерседесовских спорт-каров Алекс Вурц, австриец, как и Бергер, заменял его.

«Алекс ездит за нас вместе с Берндом Шнайдером, – сказал Норберт. – Ты не хочешь приехать в Нюрбургринг для участия в гонке спорт-каров вместо него?».

Если кто-то хочет поддержать мою работу, можете донатить по следующим адресам

Яндекс Деньги:

410012404917645

WebMoney

R691922435515

Z287072215953

[DuelAnt]

Сорри за задержку, ребят.

Сообщаю, что я не забросил перевод и не потерял интерес.

Просто сейчас другие дела немного заслонили для меня все, и на перевод не остается времени.

Надеюсь продолжить в самое ближайшее время.

[OASIS]

Cпасибо, ждём с нетерпением!

[Владимир94]

жду

[DuelAnt]

Вот прям на днях собираюсь продолжить. Еще до Нового года. Спасибо всем, кто ждет.